Кортес - Кристиан Дюверже

Чтобы противостоять проискам Фонсеки, Кортес мобилизовал в Кастилии лучших адвокатов, каких только можно было найти: своего отца Мартина и трех кузенов – Франсиско Нуньеса, Родриго де Паса и Франсиско де лас Касаса. Мартин Кортес сумел расположить к сыну могущественного герцога Бехарского, и в самый разгар восстания комунерос вел игру с фламандскими советниками, крепко обложенными в Кастилии. В январе 1522 года Мартин Кортес с племянниками был принят регентом Адриеном Утрехтским в Витории. По причудливому повороту истории Адриен был избран папой 9 января, и визит Мартина Кортеса приобрел двойное значение: прийдя на встречу с регентом, он был принят регентом и папой одновременно. Беседа велась на латыни. Мартин умел находить нужные слова и аргументы. Адриен Утрехтский, который станет Адрианом VI, принял сторону Эрнана. Уполномоченные Кортеса завязали также тесный союз с Карлом Пупе, сеньором Ля Шоли, которая в испанских текстах встречается как Ласао или Лахао. Этот влиятельный советник Карла V стал ценным звеном в цепи коалиции противников Фонсеки. Именно он склонил комиссию Гатгинары вынести вердикт в пользу Кортеса.[144]

Карл V принял решение вернуться из Германии. Он высадился в Сантандере 16 июля 1522 года и 26 августа вступил в Вальядолид. Ему предстояло устранить две внутренние проблемы, имевшие государственное значение, а именно подавить восстание комунерос и определить статус Мексики. Одна задача влияла на другую. Король занялся обеими сразу. Он обрушил жестокие репрессии против вождей движения комунидадес. По его приказу были повешены семь депутатов в Медине-дель-Кампо и под лозунгом «всеобщего прощения» составлен список трехсот приговоренных к изгнанию, чье имущество подлежало конфискации! Одновременно он поручил Гаттинаре образовать комиссию для урегулирования разногласий между Кортесом и Веласкесом. Но вопрос, естественно, заключался не в примирении двух людей. Дело имело политический характер, и затрагивалась проблема управления всеми американскими колониями. Кортес творил Историю, направляя ее ход.

Гаттинара и Ля Шоль совместно с великим командором Кастилии и главным казначеем королевства принялись оценивать преимущества и недостатки обеих сторон. Один – старый средневековый придворный, другой – молодой многообещающий идальго, авантюрист, человек с переднего края. Фонсека уже мало что значил, а Кортес только что направил королю свою третью реляцию, подписанную 15 мая. Конкистадор подробно описал в ней Ночь Печали и взятие Темикститана. К рапорту прилагались королевская пятая часть добычи и роскошные дары, предназначенные монастырям и высокопоставленным лицам Кастилии.[145] Кортес не стал переплавлять предметы индейского искусства в слитки, решив показать всем, что он захватил культурную и цивилизованную страну. По капризу судьбы две из его каравелл были захвачены французским корсаром Жаном Флёри де Гонфлёр. Мексиканские сокровища, включая украшения из перьев, теперь радовали глаз короля Франциска I, который вечно насмехался над Карлом V. Как удержать в тайне завоевание, о котором и так уже намеревался возвестить издатель Кромбергер, готовивший к печати «Второй рапорт» Кортеса?

15 октября 1522 года Карл V подписал указ о назначении Эрнана Кортеса «губернатором, главнокомандующим и верховным судебным исполнителем по гражданским и уголовным делам на всей территории и во всех провинциях Новой Испании».[146]

Кортес победил. Император встал на его сторону и одобрил его действия.

Медельинский клан торжествовал. Родриго де Пас и Франсиско де лас Касас поспешили сообщить эту новость сначала на Кубу, где Веласкес чуть не задохнулся от бешенства, затем в Мехико, где Кортес отпраздновал свой триумф. Фонсека был смещен, и во главе Совета Индий встал Лоаиса, назначенный императором Карлом 8 марта 1523 года. Епископ Бургоса скончался от огорчения в следующем году, а Веласкес, пораженный анорексией, скончался от голода в Сантьяго-де-Куба. Превратившись в скелет, он угас в 1524 году. Взволнованный взгляд Кортеса встречался со светившимися счастьем глазами Марины: это была их общая победа.

ЧАСТЬ ТРЕТЬЯ

РОЖДЕНИЕ НОВОЙ ИСПАНИИ (1522–1528)

Проект Кортеса

Эрнан был не одинок в своем стремлении изменить окружающий мир. Все интеллектуальные круги тогда кипели и бурлили в поисках наилучшего пути выхода из теней Средневековья; все хотели покончить с коррупцией и пережитками прошлого. Во главу угла ставился человек и его личная свобода. В этом хоре первый голос принадлежал, естественно, религиозным течениям. Лютер, Эразм Роттердамский и Томас Мор наиболее известны среди лидеров идеологических движений, но волна протеста против засилья отживших порядков не обошла стороной и испанских реформаторов-францисканцев, в среде которых появились собственные комунерос во главе с братом Хуаном Гваделупским. В свете этих событий Америка явила собой антимодель Европы в натуральную величину. Первые жертвы – истребленные тайнос – породили образ «добрых дикарей», мифологизированных европейскими гуманистами, и разбудили дремавшую совесть Старого Света. Мексиканцы же были еще живы: вот она, другая культурная модель, иная форма цивилизации. Если абстрагироваться от их практики жертвоприношений, то ацтеки могли считаться воплощением человеческого гения. Мексика была альтернативой.

После 1515 года в трудах гуманистов XVI века часто встречается мысль, что божественное Провидение хранило и уберегало Новый Свет, чтобы его жители, чистые и не знающие пороков Старого Света, могли принять христианство на новой, просвещенной основе и даже дать новый цивилизаторский толчок развитию других народов Земли. Так, великий францисканский хронист Бернардино де Саагун писал: «Нет сомнений, что наш Господь Бог волею своей держал сокрытою эту другую половину Мира до наших дней, дабы вверить ее Римской католической церкви, и не истребления или угнетения жителей ради, но напротив, ради их просвещения и спасения из тьмы идолопоклонства».[147]

Поэтому Кортес разработал настоящую теорию креолизации – весьма оригинальную (если соотнести ее с той атмосферой нетерпимости, что царила тогда в Испании) и в то же время не защищенную от профанации. По моему мнению, исследователи, неспособные увидеть в предприятии Кортеса ничего, кроме насилий, жестокостей, порабощения и корыстолюбия, проходят мимо более тонкой реальности, не замечая ее.

Идея главнокомандующего заключалась в пересадке испанского корня на культурную почву ацтекской империи с целью создания смешанного креольского общества. Не было и речи о перенесении в Мексику кастильского микросообщества, бледной колониальной копии родины-матери. Такой опыт уже имелся, и Кортес хорошо знал его результаты по Эспаньоле и Кубе. В Мексике испанцам предстояло слиться с массой коренного населения. Так, уже с первых дней существования Новой Испании губернатор объявил науатль, широко распространенный в Центральной Америке, «официальным» языком. По его решению преподавание в школах велось на науатль и на латыни. Никакой испанизации Мексики. Сам Кортес, стараниями Марины, владел науатлем, по-видимому, уже с 1524 года, несмотря на то что на официальных церемониях по-прежнему прибегал к услугам переводчика, отдавая дань местной традиции (с этой же целью он приставил к Мотекусоме одного из своих пажей по имени Ортегилья, чтобы юный кастилец, владевший науатлем, мог служить тлатоани переводчиком на переговорах с испанцами[148]).