Ярость рвет цепи - Александр Романовский

Клоповник варился в самом себе, бурлил, истекая зловонным соком, и, казалось, был совершенно доволен таким положением. Границы его изменялись с каждым годом. Там постоянно что-то менялось, строилось, взлетало на воздух и вновь перестраивалось. Благодаря этому обстоятельству на детальной карте мегаполиса отсутствовали целые кварталы. Такие места были обозначены пустыми пятнами, на которых впору было писать: “Здесь водятся чудовища”.

Противопоставление Клоповнику Сити – делового центра города – было отнюдь не случайным. Именно Клоповник, а не трущобы “буферной зоны” или даже “спорных территорий”, являлся криминальным центром мегаполиса. Здесь обитали те, кто стоял по ту сторону закона (как одной ногой, так и обеими) или же занес ногу, чтобы переступить таковой. Именно в Клоповнике творились дела, за информацию о которых осведомители легавых получали неплохие деньги – если, конечно, успевали донести эту информацию до адресата. Именно здесь, а не где-либо еще, готовилась значительная часть умышленных корыстных преступлений, последствия которых пожинали уже по всему мегаполису. Именно в Клоповнике можно было купить практически любое оружие – от удавки до зенитной установки, – орудия взлома, андроидов, имплантанты, наркотики, а также любые компьютерные побрякушки: от железа до софта (ледорубы, вирусы и, разумеется, информацию на любого покупателя)… Если кому-то, кто не обладал здравомыслием в должном объеме, требовалось приобрести нечто не вполне законное (либо же в обход закона), он отправлялся прямиком в Клоповник. Эта экскурсия, как правило, становилась одним из наиболее ярких событий его жизни, о котором он еще долго потом рассказывал и пересказывал друзьям за кружкой пива…

Впрочем, в Клоповнике продавались не только ПРЕДМЕТЫ.

Если кому-то требовалось найти людей, готовых выполнить некую работу (за определенную, конечно, плату – порой не отличавшуюся умеренностью), он тоже отправлялся прямиком в Клоповник. Там обитали убийцы, воры и негодяи всех мастей, а кое-где можно было запросто встретить витрины с корявыми надписями вроде “Прафессиональные паджоги, званить с 19:00 до 05:00”, “Взыщем любые долги. Кому нужен суд?” или “Грабим по наводке. Наводчику 10%. Возможен торг”.

Вот таким местом был Клоповник.

Люди вроде Лысого Хью чувствовали себя там как рыба в воде. Они знали нужных людей, а нужные люди знали их. Они нюхом чуяли любое подводное течение, рыболовные сети, а при приближении более крупного хищника тут же ложились на дно. Они знали, как выжить в этих местах, в какую сторону следует крутиться, а когда – остановиться. Они могли найти любую трещину или лазейку, а после просочиться в нее расплавленным свинцом.

Одним из таких людей был Лысый Хью.

Оставив джип на окраине Клоповника, дальше волк двинулся на своих двоих. Проформы ради он включил сигнализацию, но был уверен, что в этих местах такая машина не задержится на месте более четверти часа. Но это уже было не важно. (Отключенная сигнализация, напротив, могла отпугнуть угонщиков, а в интересах Курта было, чтобы джип оказался где-нибудь совсем в другом месте).

По утрам в Клоповнике было относительно спокойно, но зверь не спал, а только дремал перед новой охотой, пока в желудке варились куски свежего мяса. Собственно, это было главным, что характеризовало Клоповник, – голод, то есть даже не голод как таковой, а неутолимая, ненасытная страсть – к пище, зрелищам, развлечениям, роскоши… Под напором этой страсти все моральные запреты слетали, как ненужная шелуха, обнажая истинное естество и сокровенную суть. В этом отношении Клоповник не уступал самим Ульям, не говоря уж о каком-то там Сити…

Курт целеустремленно шагал к цели, не утруждаясь петлянием и проверками на предмет слежки (разве что инстинктивно, но это не в счет). Прохожих было немного, а те, что попадались, изо всех сил старались остаться незамеченными – не потому, что что-то задумали, просто боялись. Они ждали утра, когда большинство хищников забирались в берлоги, и только тогда выходили из дома и спешили сделать поскорее свои дела, чтобы успеть домой задолго до того, как солнце вновь начнет катиться к горизонту.

Сильный и ловкий молодой человек, каким, без сомнения, Курт казался со стороны, внушал упомянутым травоядным инстинктивный страх. Хищник идет с охоты, наверняка думали они. Задержался, мерзавец. Судя по тому, что он не тащил с собой мешка с награбленным добром, аборигены могли заключить, что волк промышлял совсем другим ремеслом. В чем, разумеется, были недалеки от истины…

Архитектурный стиль Клоповника полностью соответствовал тому образу жизни, что был присущ аборигенам. А этот образ жизни не отличался ни размеренностью, ни умеренностью пороков, ни, конечно, склонностью к планированию дальнейшей деятельности. Эти же черты присутствовали и у самого Клоповника.

Впечатление у человека, впервые попавшего сюда, создавалось весьма неоднозначное. Даже Курт, привычный ко всякого рода трущобам, чувствовал себя здесь не в своей тарелке. От этого места веяло чем-то недобрым, мрачным. Потаенной животной злобой здесь было пропитано все – растрескавшийся асфальт, старые фасады, слепые глазницы выбитых окон… Казалось, вокруг простирается абстрактная трехмерная картина (либо стим-конструкт, хотя создание такого сложного продукта было заведомо обречено на провал), творец которой преследовал цель воплотить человеческие пороки, душевные изъяны и ущербность в архитектурных формах… Но это была реальность.

Клоповник строился без всякой системы. Некоторые здания видели еще чистое небо, не прикрытое куполом. (Таких ветеранов можно было отличить по непроглядно-тонированным стеклам и останкам систем кондиционирования.) Все остальные, разумеется, ваялись уже на скорую руку.

Никто не помнил, когда именно Клоповник получил свое название. Вероятно, это произошло вскоре после возведения купола. Как и значительная часть всего Гетто, Клоповник также не мог не подвергнуться коренным метаморфозам. Вскоре после того, как первые тысячи людей переселились в Ульи, все те, кто переселяться не захотел, потому что эти железобетонные колоссы не внушали им доверия – недаром их прозвали “сухопутными титаниками”, – с муравьиным рвением (еще не догадываясь, каким словом назовут позже их потуги) приступили к обустройству освободившихся площадей. Здания рушили и перестраивали, нередко поверх старых фундаментов и первых этажей (просто так было дешевле). В каждом проснулся дар архитектора, а каждый второй торопился воплотить свою мечту в бетоне и камне, пока это не сделал кто-то другой на той же территории. Разумеется, такое рвение не соответствовало архитектурным талантам и познаниям аборигенов, потому как большинство из них были знакомы с зодчеством лишь понаслышке.