Дом с золотыми ставнями - Корреа Эстрада

История его такова.

Его бабушка, личность столь же хорошо известная по округе, как и ее внук – Ма Ирене – была принцесса племени мандинга, привезенная в рабство молодой женщиной и еще смолоду прославилась как колдунья, ворожея, мастерица сглазить и навести порчу. Несмотря на это, а может быть, именно из-за того, она была приставлена в доме господ к должности няньки и за свои несчитанные годы вырастила три поколения владельцев высокого двухэтажного дома с колоннами на улице Ангелов в Тринидаде. Дочь ее, правда, ничем особым не отличалась, несмотря на то, что была чистокровная мандинга, как и мать. А всем известно, что негры мандинга всегда являлись душой любого бунта, свары, драки, всяческих гадостей хозяевам и чаще всех пускались в бега.

Сам Каники, однако, чистотой происхождения похвастаться не мог. Отцом его был китаец из числа новых переселенцев, работник прачечной (говорят, это заведение процветало). Женщин из Поднебесной империи приезжало много меньше, чем мужчин, женитьба стоила больших денег, и молодые парни искали утешения у любых доступных женщин. А доступными были в первую очередь негритянки. От отца, чье имя осталось неизвестным, достались Филомено плоская, косоглазая азиатская физиономия, будто в насмешку выкрашенная черной сажей, малый рост и необычайное проворство – при том, что он был широк в плечах, силен и жилист.

Впрочем, это оказалось не самой лучшей долей отцовского наследства – Каники был, в общем-то, некрасив. Куда более примечательный результат смешения древней азиатской крови и мятежной крови мандинга произвело в области духовной и мыслительной. Филомено был всегда улыбчив, невозмутим и ни при каких обстоятельствах не поддавался панике, что для черных совсем не характерно; при этом хитер, очень смышлен, восприимчив к любой науке и приспособляем к любым условиям.

В десятилетнем возрасте бабушка определила его к маленькому Лоренсито – первенцу дона Лоренсо Сагел в качестве тайто. Этим африканским словом назывался сопровождающий в прогулках, товарищ для игр, камердинер – маленький дядька при подрастающем барчуке.

С той поры мальчики стали неразлучны. Сперва негритенок даже спал у колыбели младенца, его лежак вынесли в соседнюю комнату, только когда малышу исполнилось три года. Вместе они проводили круглые сутки, и не удивительно, что Филомено привязался к своему подопечному, как к младшему брату. Молодой негр взрослел, сеньорито Лоренсо рос и также платил своему дядьке самой нежной привязанностью.

Он оберегал его от мелких неприятностей, всегда подстерегающих раба в господском доме, таскал ему сладости и давал всяческие поблажки (вроде ночных прогулок в женский барак) в обмен на молчание о собственных проделках (вроде соучастия в вышеуказанной прогулке). Словом, хозяин и слуга были друзьями в наибольшей мере, какую только позволяло положение. И когда на пятнадцатом году жизни молодой Лоренсо заболел оспой, сведшей юношу в могилу в считанные дни, Филомено был безутешен.

Рухнула опора всей его жизни, то, что составляло и смысл, и цель. На похоронах негр выл по-собачьи, уткнувшись лицом в землю свежей могилы, у ног так же убитых горем родителей, и никто не посмел его тронуть или оттащить в сторону от белых.

Придя домой, долго слонялся из угла в угол с каким-то странным выражением лица, а вечером кучер, случайно заглянувший в каретный сарай, вытащил его из петли чуть живого. Бедолагу успели отходить.

Шло время, рана затягивалась, но с той поры покладистого прежде раба словно подменили. Он стал строптив, несговорчив, часто отлынивал от работы, получая за это зуботычины от мажордома, которые сносил молча – будто не его бьют. Затевал перебранки и драки с неграми из имения и из соседних домов, за что получил кличку "Каники", впоследствии с лихвой оправдавшуюся. Мало того, стал появляться пьяным, зарабатывая деньги на выпивку тем, что писал для неграмотных негров письма – плут выучился чтению, письму и счету, сидя за спиной барчука во время занятий. И однажды, придя домой с заплетающимися ногами, встретил старого дона Лоренсо среди двора и сказал ему:

– Ай, хозяин, хозяин! Свяжи меня, чтоб я не убежал!

Хозяин дал ему плюху, от которой раб грохнулся на землю, обругал скотиной и велел идти проспаться.

Впрочем, может быть, негр упал оттого, что был сильно пьян. Поднялся молча, по своему обыкновению, но, уходя, проворчал себе под нос одну фразу, что стала со временем его постоянным присловьем:

– Каники, чертов негр, помереть тебе на виселице!

Наутро в доме его не оказалось.

Его поймали через неделю, совершенно случайно, – беспечно спал на открытом месте в жаркий полдень. Хозяин велел ему дать плетей, но не усердствовать, помня странную фразу, сказанную рабом накануне бегства: "Свяжи меня, чтоб я не убежал!" Надо же!

Некоторое время спустя история повторилась. Но на сей раз беглец сам появился дня через три пред очи дона Лоренсо.

– Дай мне плетей, хозяин: я пришел, – произнес он, ухмыляясь плоской рожей и протягивая старику хлыст. Тот лишь махнул рукой, бить не велел, но послал на самую грязную работу. Несколько дней подряд Каники вычищал отхожие места.

И так в течение двух или трех лет: пропадет, поболтается по округе неделю-другую, вернется с повинной и на какое-то время утихомирится; а потом все сначала.

Хозяин спускал негру, памятуя его привязанность к покойному сыну.

Но однажды он попал под горячую руку. Все сошлось одно к одному в тот злополучный день. Филомено вернулся после особенно длительной отлучки – той, в которой свел с нами знакомство; и в это же утро нинья Марисели, едва оправившаяся от нанесенных себе увечий, учинила в доме скандал, наотрез отказавшись выйти замуж за своего кузена и разрушив тем самым давно составленные планы отца. Дон Лоренсо, сердитый на все и всех, припомнив негру все грехи, сгоряча велел посадить его в колодки.

Марисели, зная причину столь строго по сравнению с обычным наказания, бросилась защищать раба. Но дело кончилось тем, что сеньорита получила от отца пару оплеух, а Каники после порки остался в колодках до утра. Старик хозяин наутро пожалел о своей горячности, но в больницу парня снесли замертво. Затем дон Лоренсо, рассудив, что грамотному и неглупому рабу можно найти лучшее применение, нежели черные работы, вернул его в свой особняк в качестве домашнего слуги.

В первый же день, как новый слуга появился в доме, он в тихий послеполуденный час пришел в покои сеньориты, пряча что-то за спиной. Ма Ирене, прислуживавшая Марисели, впустила его и без расспросов позвала госпожу. Та вышла тотчас.

– А, Каники, – молвила она, – что это у тебя? Тут негр встал на колени и протянул ей то, что прятал – ременный хлыст.

– Вздуйте меня, нинья Марисели! Вздуйте меня, чертова негра, из-за меня вам досталось от сеньора.

– Нет, Каники, все было наоборот: это тебе досталось из-за меня. Из-за меня отец был так сердит, а иначе разве посадил бы он тебя в колодки? Не беспокойся об этом больше. Пусть Ма Ирене даст тебе конфет, и иди отдыхай. Я думаю, ты любишь сладости до сих пор. Помнишь, как братец Лоренсито опустошал для тебя сахарницу?

С этого разговора и повелась странная дружба между смутьяном-негром и набожной хозяйской дочкой. Кто знает, что было сказано между слов? Точно известно лишь то, что непоседа и смутьян вроде бы взялся за ум и прекратил свои самовольные отлучки. По просьбе сеньориты Каники привел в порядок заброшенную домовую часовню; здесь они зачастую просиживали самое жарко время дня, иногда со старухой Ма Ирене, иногда одни.

Марисели читала библию и жития святых, а негры рассказывали старые, еще из Африки привезенные легенды и всякие небылицы о порчах, сглазе и колдовстве.

Стоит ли говорить, несколько неодобрительно смотрели на эту идиллию родители. А одно происшествие переполнило чашу их терпения.

Случилось же вот что.

Каники по просьбе ниньи конопатил стеклом крысиные норы в маленькой гостиной.

Когда он толок в ведре тяжелым молотком старые бутылки, один осколок, довольно большой и острый, как бритва, рассек ему вену на руке. Вид крови, хлынувшей потоком, произвел на Марисели самое неожиданное действие. Она впала в истерику, заголосила, кричала о помощи, билась в конвульсиях – словом, вела себя так, будто с ней самой произошло нечто ужасное, и переполошила весь дом. После этого ее мать, донья Августа, не на шутку встревожилась и решила от чертова негра избавиться. Ну а уж если хозяйка что решила, способов сделать по ее она имеет всегда достаточно.

И вот Каники за сходную плату отдан "в аренду" помощником корабельного плотника на фрегат "Сарагоса", курсирующего между Кубой и различными портами Испании; и три бесконечных года судьба болтала его по Атлантике взад и вперед. Гавана и Малага, Матансас и Картахена, Сантьяго-де-Куба и Валенсия… С корабля его не спускали. Негр благодаря природной сметке быстро освоился на своей плавучей тюрьме и стал мастером на все руки.