Иным путем - Александр Михайловский

Конечно же присутствуют и все не находящиеся на дежурстве спецназовцы из взвода, который сопровождал нас в опасном пути из Порт-Артура в Петербург. Кажется, что уже прошла целая вечность с того времени. За эти три месяца Россия окончательно свернула с привычного пути, и теперь она движется в ином, не известном пока никому направлении.

Даже в праздник не удается забыть о делах. Не успели мы выпить по бокалу шампанского, за эту победу, а потом за ТУ, Великую, спеть по паре песен о войне, как тихо, незаметно для многих, появился Михаил. Негромко сказав: «Без чинов», он сразу же подсел за наш столик, где сидели мы с майором Османовым. Почти тут же по его знаку к нам присоединился и Коля Бесоев. Каким-то шестым чувством я почуял, что разговор будет хоть и «без чинов», но серьезный. Небольшая заминка вышла из-за того, что Нине Викторовне за нашим столом уже не было места. Но тут Мехмед Ибрагимович и Николай Арсеньевич, хоть оба по крови были ни разу не русскими, поступили самым что ни на есть русским способом, соединив наш стол с соседним.

– Товарищи офицеры, – неожиданно сказал Михаил, когда все расселись по своим местам, – предлагаю выпить за славу русского оружия. Отныне и присно, и во веки веков. Аминь.

Коля Бесоев разлил коньяк, и мы выпили. Потом еще раз, не чокаясь, выпили за упокой душ всех русских воинов, павших за родину на полях сражений во все времена. От князя Святослава и до наших дней. Посидели, помолчали, подумали…

– Должен вам сказать, – вдруг неожиданно сказал Михаил, – что задержался я лишь потому, что имел беседу с генералом Куропаткиным. После Ники в Военном министерстве пора начинать уборку, и я решил, что начну именно с него…

Мы переглянулись. Куропаткин, конечно, фигура одиозная, но если император аргументировал свое неудовольствие ходом войны на сухопутном фронте в нашем варианте истории, то может получиться нехорошо. Разумеется, Алексей Николаевич может скончаться от отравления грибочками, но мы только что избавились от одного немалого геморроя, и заниматься трансплюгированием еще одного организма нам было как-то не с руки. Может появиться дурная привычка подобным способом решать все текущие проблемы.

– Да нет, – грустно усмехнулся Михаил, – никакого нарушения принципов причинности не случилось. Мое неудовольствие вызвала довоенная деятельность генерала от инфантерии Куропаткина на посту военного министра. Одну ее можно бы приравнять к государственной измене, поскольку именно его трудами перед той войной наши войска на Дальнем Востоке оказались абсолютно не готовы к ней.

И что самое печальное, он так ничего и не понял! Нельзя же быть настолько ограниченным. Не знаю, о чем думал Ники, там, в вашей истории, когда назначал его командующим Маньчжурской армией с правами самостоятельного начальника. Но у меня этот номер не пройдет. Хотел было погнать в отставку без мундира и пенсии, но потом передумал. Ведь все ж он в молодости честно служил России, лил кровь за нее. А таланта полководца Господь ему не дал… Помнится, хорошо о нем сказал министр финансов Абаза: «Храбрый он генерал, может, и человек хороший, но душа у него писаря штабного».

В общем, отправил я его в Ташкент туркестанским генерал-губернатором. На административных должностях он все же хорош. Но вот ведь какая вещь выходит. По факту получается, что кроме сидящего в Порт-Артуре Кондратенко, у нас ни одного известного приличного генерала на всю армию. То есть, возможно, они где-то еще есть, просто себя никак не проявили. Драгомиров стал, дряхл, и в вашей истории он через год умрет. Все же более или менее успешные военачальники Первой мировой и Гражданских войн, сейчас не более чем штабс-капитаны или подполковники… Генералов у нас множество, а случись завтра большая война, то армиями и фронтами командовать некому.

Мы снова переглянулись. Большая война сейчас была нужна России как зайцу стоп-сигнал. Но ведь враги могут и не ждать, пока мы приведем в порядок армию и экономику. Нам ли не знать о той бешеной активности, какую развили британские дипломаты, пытаясь сколотить против нас союз из Великобритании, Франции, Италии, Австро-Венгрии и Османской империи. Османы, при известии о нападении Того на Порт-Артур, вообще возбудились, как мартовские коты, нанюхавшиеся валерьянки. Они было намылились прямо с ходу, немедленно идти и брать обратно Батум с окрестностями. Лишь наше появление у Порт-Артура остудило их пыл. Но британцы из кожи лезут, стараясь сколотить антироссийскую коалицию. Иначе им кирдык…

– Тут может быть лишь один выход, – сказал майор Османов, – поскольку такого состояния русская армия достигла в результате четверть векового бездействия, то необходимо немедленно начинать проверку боеготовности и регулярные учения. По результатам кого-то повысить, кого-то перевести на административные должности, а кого-то отправить в отставку. Конечно, расходы на содержание армии вырастут, но иначе никак, потому что нас просто сожрут.

– Это-то понятно, – вздохнул Михаил, – но где на все это взять денег? Сейчас перед нами стоит множество задач, и все они первоочередные. Прямо заколдованный круг какой-то. Крестьянский вопрос решать надо? – Надо! Причем с ликвидацией бедности и нищеты двух третей российского населения. И программа господина Столыпина тут не поможет, ибо, напротив, решая буржуазным путем задачи индустриализации сельского хозяйства, мы получим дальнейшую люмпенизацию крестьянства. Это нам категорически не подходит.

Дело в том, что частный внутренний спрос останется на столь же ничтожном уровне, что и нынешний, что лишает экономического стимула программу индустриализации. Кстати, так называемый кризис 1900–1903 годов, как раз и связан был с тем, что при недостаточном частном спросе уже исполнили основные государственные заказы на металл по строительству Транссиба и по большой судостроительной программе, в том числе и для нужд Дальнего Востока. Отсутствие государственных заказов и означало «кризис». А основной его причиной был недостаточный частный спрос. К тому же люмпен, все равно – сельский или городской – является фактически отбросом общества. Люмпенизация от половины до трети населения империи – это есть путь к тому ужасному бунту, который зальет кровью территорию России.

Михаил вздохнул.

– Единственный реальный путь это тот, которым пошел ваш товарищ Коба в конце двадцатых начале тридцатых годов. Создание на базе русской крестьянской общины системы производящих артелей, с государственной технической поддержкой и обеспечением гарантированного государственного заказа. Но и тут есть сложности. Большевики начали программу коллективизации уже после того, как в ходе Первой мировой и Гражданской войн, отягощенных спадом производства и массовым голодом, из нашей деревни «выбыли» – а на самом деле погибли – те самые двадцать-тридцать миллионов лишнего сельского населения, которые мы сейчас собираемся переселять на восток. По понятным соображениям, ТАКОГО выравнивания плотности населения и пахотных земель мы допустить не можем. В то же время у товарища Кобы была хорошо организованная, дисциплинированная и, если так можно сказать, фанатичная политическая сила. Сама «партия еще более нового типа», построенная Кобой на руинах ульяновской РСДРП(б), и послужила тем рычагом, который помог переустроить Россию. Сказать честно, я даже не представляю – с чего начинать и как вести дело. Нынешний государственный аппарат ни на какие реформы не способен в принципе и нуждается в серьезной чистке от дураков и казнокрадов.

А ведь я еще ничего не сказал о собственно индустриализации, о взаимодействии с Германской империей, о том, как не стать ее сырьевым придатком и суметь заполучить нужные нам технические новинки, которые германцы нам не захотят дать, невзирая на все их разговоры о дружбе с нами.

Я пока молчу о ликвидации неграмотности и о программе массового обучения технических кадров, без которой та самая индустриализация невозможна в принципе.

И на все это нужны, деньги, деньги, деньги и еще раз деньги. А также те самые кадры, что не погибнут в усобице, а помогут мне из лапотной России создать величайшую державу мира. Ибо без этого нас не защитит никакая армия. Как только что правильно сказал Мехмед Ибрагимович – нас попросту сожрут. Ну, вот такие дела у нас. – Михаил замолчал и посмотрел на нас грустным взглядом.

Мы молчали и думали. Одна пятая часть суши лежала перед нами подобно непаханой целине, которую надо было вспахать, засеять – и дождаться богатого урожая.

– Михаил Александрович, вы не один – мы с вами, – сказал Османов, накрыв своей широкой ладонью ладонь императора.

Потом поверх его руки свою руку положил я, потом Коля Бесоев. Последней была Нина Викторовна, скосившая при этом взгляд на воркующих в дальнем углу комнаты Кобу и Ирину.

– Будет вам политическая сила нового типа, – сказала она, – это я вам гарантирую. Как говорил светлейший князь Потемкин-Таврический: «Деньги ничто, люди всё!»