СМЕРШ. Один в поле воин - Николай Лузан

— Это станет самым большим нашим успехом на Кавказе! — и Райхдихт погрозил кулаком далекому врагу.

— Все, господа, больше ни слова об операции! Я предлагаю перейти к более приятому и полезному для наших голодных желудков занятию — проверить кулинарные способности Шойриха, — предложил Штайн.

Все охотно его подержали и дружно повалили во двор. Там все было готово к торжественному ужину. Диверсанты нетерпеливо переминались на пороге в соседнюю хату. Из нее потягивало завлекательными запахами. Шойрих, перегородив вход, лениво покрикивал на самых нетерпеливых. При появлении офицеров Петренко подал команду, и диверсанты выстроились в шеренгу. Штайн прошел вдоль строя, пытливо заглядывая в глаза каждому, затем шагнул на середину и произнес речь.

Выступление, которое он повторял десятки раз перед группами, уходящими на задание, на это раз не стало дежурным. В голосе Штайна не раз звучали пафосные нотки, а объявленная неслыханная награда — пятьсот марок и недельный отпуск, вызвали одобрительные возгласы диверсантов. Вслед за ним выступил Рейхер. Он был краток и поклялся, что задание будет выполнено. Затем все вместе они собрались за столом. Наступил час триумфа для Шойриха и его поваров. И они не ударили лицом в грязь — даже в офицерском казино могли позавидовать такому ужину. Продолжался он недолго. Вскоре Штайн, а с ним Райхдихт и Шойрих покинули хутор. Рейхер остался сидеть за столом, но разгуляться диверсантам не дал. Да и они сами не горели желанием и, памятуя о судьбе Гуцаева и Манько, потихоньку разбрелись по комнатам. Это была их последняя мирная ночь на хуторе.

Ранним утром диверсантов поднял на ноги тяжелый гул двигателя грузовика. После завтрака они, собрав оружие и остатки взрывчатки, заняли места в кузове. Рейхер с Петренко забрались в кабину. Водитель вопросительно посмотрел на Рейхера. Тот коротко бросил.

— В Шапсугскую!

Эта горная станица располагалась в 21 километре от Абинской и являлась последней на пути к фронту. Грузовик, расплескивая по сторонам лужи и грязь, выехал с проселка на хорошо укатанную дорогу. Она проходила по правому берегу быстрой и своенравной реки Абин. Густой туман, поднимавшийся над клокочущей стремниной, на какое-то время скрыл машину от русской авиации. Воспользовавшись этим, водитель давил на педаль газа, стараясь поскорее проскочить открытый участок местности.

Позади осталась Владыкина гора, поросшая густым лесом, она походила на знаменитую шапку киевского князя Владимира Мономаха, а дальше дорога замысловато запетляла по карнизу неглубокого ущелья. Воронки по обочинам, остовы сгоревших машин и КПП на каждом километре напоминали о близости фронта и вылазках советских диверсантов. Помнили об этом и часовые, дотошно проверявшие документы и машины. Поездка в Шапсугскую для группы Рейхера могла бы затянуться, если бы не спецпропуск. Он действовал безотказно: шлагбаумы моментально взлетали вверх, а часовые застывали по стойке смирно, и меньше чем через час диверсанты были на месте.

В Шапсугской еще ощущалось леденящее дыхание уходящей зимы. В лесу лежал глубокий снег, а лужи на единственной улице и небольшое озерцо в центре, у школы, покрывал толстый слой льда. Дворы и площадь перед правлением бывшей артели лесозаготовителей, казалось, вымерли, и только внимательный глаз мог различить у хат и сараев затаившиеся зенитные батареи и отрытые в полный профиль окопы. Изредка на пути попадались мотоциклисты, но и те спешили укрыться под навесами. Комендатура жестоко контролировала соблюдение маскировки. Рейхер не стал делать остановки в станице, и группа продолжила движение. На выезде из станицы дорога раздваивалась: одна — уходила вправо, к перевалу, на приморский поселок Кабардинка, а другая — вела вглубь гор.

Рейхер распорядился свернуть налево, в сторону хутора Эриванский — это был конечный пункт маршрута группы. Там ей предстояло сосредоточиться для прорыва через линию фронта. От нее диверсантов отделяло пять километров, и они невольно подобрались. Рейхер с Петренко положили автоматы на колени и внимательными взглядами скользили по сторонам.

Вскоре дорога превратилась в еле заметную полоску. Скалы вплотную подступили к ней и гранитными языками грозили вот-вот смахнуть машину в бездну. На дне ее вскипала седыми бурунами река. Горный серпантин совершил очередной крутой зигзаг. Машина угрожающе накренилась, левое заднее колесо зависло над обрывом, но водитель удержал ее на дороге и с трудом вписался в поворот. Сразу за ним путь преградила сучковатая жердина шлагбаума. Машина тяжело вздохнула перегретым двигателем и затихла.

Из укрытия показались две мешковатые фигуры часовых. На рукавах бушлатов болтались засаленные повязки, на них с трудом читалось: «Полиция». Старший поста повелительно махнул рукой, и водитель дернулся из кабины. Рейхер приказал оставаться на местах и поманил к себе часовых. Они же не торопились и вели себя бесцеремонно. Мордатый, краснорожий часовой дернул ручку кабины и потребовал:

— Выйти всем! Проверка документов!

— Чего-о-о?! Ты что не видишь, кто перед тобой? — возмутился Петренко.

— Сейчас побачим, — с кубанским говорком невозмутимо ответил тот.

— Ну, ты скотина… — это все, что успел произнести Петр.

Волосатая лапища схватила его за грудки и играючи, словно репу, выдернула из кабины. Профессионально поставленный апперкот снопом искр вспыхнул в глазах, и перед Петром все померкло. Партизаны действовали стремительно и решительно. Рейхер с водителем не успели схватиться за оружие, как оказались на земле и уткнулись носами в снег. В кузове грузовика тоже ничего не смогли предпринять. Три наставленных на диверсантов ствола автомата и истошный вопль: «Лежать, суки!» — отбил всякую волю к сопротивлению.

Не прошло и минуты, как с группой Рейхера было покончено. Он, Петренко, водитель и девять связанных диверсантов как бревна катались по дну кузова. Грузовик свернул с дороги и, пробившись сквозь снежные заносы, остановился на поляне. Одичавший фруктовый сад, торчащие из земли, словно гнилые зубы, остовы фундамента усадьбы и сарай с провалившееся крышей — все, что осталось от хутора.

На звук машины из развалин выбрались пять партизан. Впереди шел коренастый в меховом полушубке, судя по поведению, командир отряда. Мордатый высунулся из кабины и радостно завопил:

— Семеныч, принимай улов! Взяли тепленькими! Рыпнуться даже не успели!

— Сколько? — спросил тот.

— Одиннадцать рыл и один офицер!

— Ого?! Хорошо порыбачили! Давай, показывай! — распорядился командир.

— Щас! — живо откликнулся Мордатый и, выбравшись из машины, приказал: — Хлопцы, выгружай гадов!

— Михалыч, может, сразу вперед ногами, — откликнулись из кузова, и из-под тента показалась расплывшаяся в ухмылке физиономия.

— Успеется, Санек! Давай-давай, выгружай! — поторопил Мордатый.

Санек хмыкнул и принялся выталкивать пленных из кузова, последним выпихнул Петра. Тот после апперкота с трудом держался на ногах, и если бы не Рейхер, подставивший плечо, то свалился бы в снег. Сбившись в кучку, диверсанты затравленно озирались по сторонам.

— Че, как бараны, жметесь? Вас шо, суки продажные, немчура порядку не научила?! — рыкнул на них Мордатый.

— Михалыч, а может, они з переляку в штаны наложили? — продолжал язвить Санек, и дружный смех раздался на поляне.

— А мне оно до одного места — в штаны или куды. Я кому сказал, строиться! — начал терять терпение Мордатый и ткнул стволом автомата в Асланидзе.

Тот судорожно сглотнул и шагнул из кучки диверсантов. Вслед за ним в вихляющуюся шеренгу стали остальные. Командир партизан, до этого молча наблюдавший за происходящим, прошел вдоль строя, остановился около Рейхера и потребовал:

— Фамилия, имя, часть?

Тот ожег его взглядом и не ответил.

— Семеныч, держись от него подальше! Смотри, как зенками сверкает! Плюнь и зашипит! — съязвил Мордатый.

— Волчара паскудная! Че с ним цацкаться? Кончать и точка! — потребовал Санек.

— Не, лучше на их брехуна Геббельса сменять. Тот нам заместо петуха по утрам кукарекать будет, — продолжал язвить Мордатый.

Но командиру было не до шуток, в любое время могли появиться гитлеровцы, и он поторопил:

— Все, хлопцы, кончай петь частушки, делом надо заниматься. Саня, бери фрица за рога и тащи в схрон, там будем разбираться.

Санек вскинул автомат и, направив на Рейхера, приказал:

— Шнель!

Рейхер ссутулился и, загребая ногами снег, побрел к лесу. Строй диверсантов дрогнул — они со страхом ждали развязки. Поведение партизан говорило о том, что ждать ее недолго. Командир отряда прислушался к тому, что происходило на дороге и, бросив беспокойный взгляд на часы, распорядился: