Три сестры - Хезер Моррис
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Ни Ливи, ни Циби не могут заснуть в ту ночь, беспокоясь, что Циби подвергла Магду опасности. Офицеры, какими бы дружелюбными они ни казались, не всегда могут помочь узникам. Они то безразличные, то намеренно жестокие.
На следующее утро Циби никак не может приступить к работе и вновь оказывается у главных ворот. Она смотрит, как в лагерь въезжают и выезжают из него машины и грузовики. Никто не обращает на нее внимания. И зачем кому-то обращать на нее внимание? Полуголодное несчастное существо, неспособное даже сдержать обещания, данного отцу. Магда была здесь, а Циби потеряла ее. Она думает о том, что случилось бы, откажись они просто покинуть Биркенау. Циби вздрагивает.
И снова Циби не замечает, как рядом с ней останавливается большой черный автомобиль. Фолькенрат опускает окно, и Циби судорожно вздыхает, уверенная в том, что ее собираются наказать за безделье.
– Привет, Циби, – раздвигая накрашенные губы в улыбке, произносит Фолькенрат. – У меня для тебя кое-что есть. Вот твоя драгоценность.
Она поднимает окно, и Циби спрашивает себя, какую жестокую шутку сейчас с ней сыграют.
Открывается пассажирская дверь автомобиля, кто-то выходит и закрывает за собой дверь. Автомобиль отъезжает, оставляя на дороге Магду. Она стоит на снегу, на нее навьючена вся ее одежда.
– Эта женщина-офицер – твой хороший друг, Циби, – говорит Магда, после чего заливается слезами.
– Они цепляются за любые крохи человечности, которые у них остались, – с горечью произносит Циби, привлекая к себе Магду. – Я не испытываю к ним никакой благодарности. Но мы снова вместе, как и должны, и только это важно.
По пути к бараку Циби девушки замечают лестницы, прислоненные к деревьям, стоящим вдоль улиц Освенцима. Мужчины прикрепляют к голым ветвям разноцветные лампочки.
– Наверное, Рождество приближается, – говорит Магда.
– Рождество в лагере смерти, – вздыхает Циби. – Ничто больше не имеет смысла. – Впервые за много дней она внимательно рассматривает сестру. – Итак, что случилось?
Пока сестры идут, Магда рассказывает Циби всю историю. Она работала на почте, когда вошла Фолькенрат и назвала ее имя. Прежде чем перевести ее из Биркенау, она велела Магде вернуться в барак и забрать ее жалкие пожитки.
– Потом мы сели в машину, и она не сказала больше ни слова. Я была очень напугана и не спросила, куда мы едем.
– Может, она наконец забеременела, – усмехается Циби. – Все-таки нашла в своем черством сердце крупицу сочувствия. – Циби на миг задумывается, а затем берет Магду за руку. – Пошли найдем Ливи. Не знаю, сколько раз бедняжка может разлучаться с тобой. – Но перед тем как зайти в помещение почты, Циби дергает Магду за рукав. – Ты видела дядю Айвана перед вашим отъездом?
Магда просто качает головой.
Когда сестры входят в дверь, Ливи поднимает глаза от бандероли, которую разворачивала. Ее лицо освещается широкой улыбкой.
– Я знала, что ты придешь.
Вот все, что она может сказать, утыкаясь лицом в плечо Магды.
– Гм… – мычит Магда. – И все равно мне будет не хватать наших старых нар, на которых было так много места.
В тот вечер сестры присоединяются к другим заключенным, которые рядом с эсэсовцами и надзирателями прогуливаются по улицам Освенцима, восхищаясь яркими лампочками, украшающими каждое дерево. Вечер ясный, бодрящий, постройки и деревья покрыты толстым слоем снега. В свете прожекторов, установленных на сторожевых вышках, танцуют снежинки. Глядя на это красочное зрелище, сестры на какое-то время забывают, где находятся. В их сердца закрадывается крошечная надежда.
В честь Рождества узникам дают выходной и дополнительные пайки. По всему лагерю слышится шум пирушек эсэсовцев, но девушки не обращают на это внимания. Они собираются вместе поговорить о прошлых празднованиях Хануки, вспоминают самые любимые моменты, когда вдруг Циби высоким голосом говорит, что у нее любимый день – Рождество 1942 года. Ливи изумленно таращится на сестру. В тот год Циби болела тифом, не слишком надеясь, что выживет. Но их «праздничный обед» из супа с лапшой и мясом восстановил ее силы, и на следующий день она вернулась к работе.
Впервые услышав эту историю, Магда рыдает.
– Помнишь о нашем обещании? – наконец спрашивает она.
– Я никогда его не забуду, – отвечает Циби.
– Я тоже. Пусть я и не помню, как давала его, – вмешивается Ливи.
– Когда папа попросил тебя дать обещание, ты тонким голоском сказала: «Я обещаю», – со смешком говорит Магда, а потом серьезно добавляет: – Помолимся за папу, и маму, и дедушку.
– Я уже давно не молюсь. Можем мы просто поговорить о них? – спрашивает Циби.
Магда решает не спорить, этот вечер посвящен маме.
– Мне не хватает маминой стряпни, особенно хлеба, – вздыхает Ливи.
– Мне не хватает наших походов в пекарню каждый понедельник утром с тестом для хлеба. И как мы возвращались за готовыми буханками, – вспоминает Магда. – Мне правда очень нравились эти прогулки с ней. Только мы вдвоем.
Остаток дня сестры проводят, предаваясь воспоминаниям. Они говорят о той своей жизни в Словакии, о родителях, о ссорах и спорах, но лишь одна Циби сохранила цельные воспоминания об отце. Как ни странно, присутствие Магды помогает Циби оглянуться назад, не боясь, что воспоминания о счастливом времени помешают ей жить дальше.
На следующий день работа возобновляется, и три сестры идут на почту, чтобы распечатывать то, что они называют теперь «посылками смерти» – адресаты мертвы.
– Эй! Смотрите, что у меня тут есть!
Крик Магды отрывает каждую от ее мыслей. Девушки глазеют на большой фруктовый торт, который развернула Магда. В воздухе разносится аромат сухих фруктов и выпечки.
– Давайте съедим его. Быстро, – произносит чей-то голос.
– Это будет наш рождественский пирог, – соглашается Ливи.
Циби разворачивает записку, вложенную в посылку, и ее лицо вытягивается.
– Стоп! Стоп! – кричит она. – Не трогайте!
Девушки поворачивают к Циби озадаченные лица.
– Слушайте, – держа записку, говорит она. – «Если вы съедите содержимое этой посылки, то умрете». Положи обратно в коробку! – велит Циби Магде. – И больше никакой еды не берем из посылок.
При приближении Нового года в лагере нарастает напряжение. После празднования Рождества девушкам приказано оставаться в бараках. Бомбардировки, которые продолжаются днем и ночью, становятся все ближе. Над лагерями летают самолеты, с которых сбрасываются снаряды. Иногда, при усилении шума от бомбежек, девушки сбиваются в кучу и закрывают уши руками. А однажды даже эсэсовцы ворвались в их барак, захлопнули дверь и притаились в дальнем углу с тем же, что и у девушек, испуганным выражением лица.
Третьего января девушки впервые в этом году отваживаются выйти наружу. Светит солнце, и
