Локон с Изумрудного моря - Брендон Сандерсон

низший чин среди прислуги в королевском дворце – тошер. Его работа заключается в том, чтобы обыскивать канализацию на предмет всевозможных полезных вещиц, оброненных случайно или выброшенных нарочно.

Вряд ли найдется в целом свете человек, который захотел бы стать тошером. И не только по объективным и весьма пахучим причинам, но и потому, что с тошером не желает говорить ни одна живая душа. Куда бы он ни пошел, всюду от него будут отворачиваться. Одни прикинутся, будто спешат по делам, неизменно ожидающим в той стороне, откуда дует ветер; другие будут слишком увлечены, припоминая, чем вывести следы рвоты с ковра. (Мыло, уксус, теплая вода.)

Тошер, о коем я собираюсь поведать, имел великое множество причин сетовать на жизнь, и некоторые из них были связаны с недостатком клетчатки в рационе короля и приближенных к нему особ. Однако на свой рацион тошер отнюдь не жаловался. Пожалуй, ничего, кроме ужина, его в жизни не радовало. Изо дня в день он ел одно и то же: печеную картофелину и смалец.

Тошер так любил печеный картофель, что из раза в раз просил на ужин не одну, а две картофелины. И его просьбу удовлетворяли – по большей части потому, что спорить с ним подолгу было невозможно. Вскоре это вошло в обычай, и с тех пор тошеру даже просить не было нужды. Две картофелины для тошера. Ежедневно.

Это продолжалось до поры до времени. В один «прекрасный» день младшей прислуге стали выдавать на ужин не картошку, а кукурузный хлеб. Здесь надо сказать, что тошер всей душой ненавидел кукурузный хлеб. И вот тошер принялся ждать, когда же вновь станут подавать на ужин картофель. Однако вскоре понял, что этого не произойдет никогда.

Однажды после бала тошер занимался своей рутинной работой и размышлял над тем, что кто-то опять подмешал в пунш зеленый краситель, как вдруг его озарила решительная мысль. Жизнь тошера во дворце была жалкой, однако он не сомневался, что положение можно поправить, если что-нибудь предпринять. И вот он вознамерился переговорить с поварихой, чтобы снова съедать за ужином две печеные картофелины.

Тошер разыскал повариху и сначала извинился за скисшее молоко, а затем озвучил свою просьбу: «Пожалуйста, не надо больше кукурузного хлеба. Верните печеный картофель».

Судя по выступившим слезам, просьба тронула повариху, однако менять меню, к сожалению, та не была уполномочена. Повариха объяснила, что распределением продуктов заведует дворецкий, а она только кухарит.

Тошер пошел поговорить с дворецким и обнаружил того за престранным занятием: ставился эксперимент, сколько носовых платков удастся затолкать себе в ноздри. Медлить тошер не стал и озвучил свою проблему. Судя по тому, как дворецкий закусил губу, история задела его за живое, но, увы, пересматривать план питания было не в его компетенции. Обеспечением продовольствием занималась министр торговли; она-то и прекратила поставки картофеля.

Вскоре тошер узнал, что министр торговли уронила в его владения перстень. Хоть и не без труда, но торшер отыскал вещицу, в процессе не переставая дивиться, зачем столь высокопоставленной особе понадобилось пичкать себя такой прорвой кукурузы. Перстень тошер пожелал вернуть при личной встрече, и женщина удостоила его чести увидеться с глазу на глаз. Правда, на улице, в жутко ветреную погоду, при сильном дожде, да еще и в разгар сезона аллергии.

Тошер начал с ходу объяснять свое затруднительное положение, и министр так быстро прониклась, что едва не лишилась чувств, – а ведь он даже не успел приблизиться! Несмотря на охватившее ее сострадание, помочь она ничем не могла, поскольку кормить слуг кукурузой велел сам король.

Надо сказать, что король был не из тех персон, кого видишь воочию ежедневно. Регулярностью он не отличался и посещал нужник не каждые сутки. С зонтиком над головой дождавшись своего шанса, тошер окликнул его величество. В том, что монарх услышит, он не сомневался ни секунды. Опираясь на эмпирические факты, наш герой, как никто другой, знал, насколько хороша акустика в клоаке под королевским очком.

Тошер спросил короля, не соблаговолит ли тот вернуть полюбившееся блюдо в меню, и поведал историю о тех временах, когда на ужин выдавались аж две картофелины.

Судя по тому, что король прекратил издавать трубные звуки и соизволил заговорить, просьба не вызвала отторжения.

– Я не могу, – сказал король. – Весь урожай картофеля погубили вредители… Ой!.. Берегись!

В тот день тошер усвоил два важных урока. Во-первых, беседуя с тем, кто сидит у тебя над головой, зонт лучше не опускать. Во-вторых, никто, даже сам король, не в силах вернуть картофель в меню.

– Выходит, ты и есть тот малый, – произнес король, заканчивая свои дела, – что начал всю эту историю с двумя картофелинами?

– Ну… да, – ответил тошер и сразу пожалел, что открыл рот.

– Забавно, – резюмировал король, и голос эхом прогремел по канализационной шахте. – Ведь прекратить закупки картофеля я повелел задолго до гибели урожая. Вскоре после того, как ты стал получать на ужин две картофелины, все тоже принялись требовать добавки. Спрос вырос, картофель сильно подорожал, и покупать его для слуг стало чересчур накладно.

Выслушав короля, тошер усвоил еще и третий урок: даже пустяковые события могут иметь серьезные последствия. И если от большинства своих поступков мы вольны своевременно отказаться, то отказаться от последствий этих поступков, увы, уже не получится.

Спускаясь с палубы, Локон испытывала определенное беспокойство. Впрочем, ей было не привыкать. После бесед с капитаном на душе всегда оставался неприятный осадок, похожий на грязную мыльную пену.

Увидав, как Улаам, явно разочарованный тем, что хохот Вороны вызван не пробитыми абордажным крюком гениталиями, удаляется к себе, Локон поспешила следом.

– Доктор! – окликнула его Локон. – Хочу спросить вас про споры… которые я, разумеется, не трогала.

– Тише-тише! – Улаам окинул взглядом коридор и жестом пригласил ее в каюту споровщика.

Когда они оказались за дверью, судовой врач внимательно осмотрел девушку.

– Что ж, выглядишь ты вполне живой…

– Конечно я живая! Ведь говорю сейчас с вами, да и хожу на своих двоих.

– Ну, это еще не повод считать себя живой, – возразил Улаам. – Но что у тебя за вопрос ко мне?

– Оставляют ли полуночные споры какие-нибудь следы после того, как Узы разорваны? Например, если с их помощью ты тайком пробрался туда, где находиться нельзя.

– Мм… Но ведь именно в такие места обычно и пробираются тайком, верно?

– Верно, но я спрашиваю не о том. Что, если ты проник куда нельзя и кто-то снял с тебя полуночное заклинание, чтобы спасти жизнь?

– Это не заклинание, а сложная симбиотическая связь между существами. Но чем