Экзамен по социализации - Оксана Алексеева

При этом я действительно ее не осуждала. Она изначально пыталась вести себя честно, она сама не видела, что у нее серьезная проблема: это не она решает, кто ее получит, а наоборот — получит тот, кто больше всего захочет. Она зависима от внимания, любви, страсти других людей, черпает из этого энергию. Ведь именно так изначально все и выглядело, как описывал Костя! И скорее всего, началось это задолго до Белова. Если бы на его месте был другой парень, то мы, скорее всего, просто махнули бы рукой — взрослые люди, сами за себя пусть решают. Мы, в конце концов, не в Средневековье живем, чтобы забрасывать женщину камнями за некоторую фривольность. Ситуация встала так остро именно потому, что это был Белов.

На него было страшно смотреть. Он пришел через пару часов в сопровождении Макса — бледный, спокойный, но душераздирающе потерянный. Молча начал собирать свои вещи. И только это натолкнуло Миру на мысль, что ситуация серьезней, чем она предполагала:

— Ты куда?

— Домой. Приползу к отцу, как побитая собака. Наконец-то работу свою брошу, — ответил без каких-либо эмоций. Не удивлюсь, если его Макс седативами накачал. Или собственной кровью напоил.

Мира встревожилась и подскочила к нему:

— Костя! Костя, перестань, пожалуйста! Не уходи! В конце концов, мы же все равно остаемся друзьями!

Он посмотрел на нее, как на сумасшедшую, но промолчал. Да уж, ситуация отвратительная. Я понимала, почему он даже мысли не допускает, чтобы остаться. Сейчас он ее видеть попросту не сможет. Хотя бы какое-то время, отдышаться, переосмыслить, понять. И даже после этого не уверена, что они смогут остаться друзьями.

— Белов, поехали ко мне, — я тоже встала и начала натягивать куртку. — У нас комната свободная. Я с родителями договорюсь. Поживешь несколько дней, а там посмотрим.

Он молча вышел из квартиры. Мы с Максом последовали за ним. Я все же махнула рукой Мире на прощание, хоть немного и злилась, что она создала такую непростую ситуацию.

Уже в машине Белов сказал:

— Нет, Макс, домой меня вези. Спасибо, Николаева, но я пока морально не готов жить с тобой под одной крышей.

Если может шутить, значит, оклемается. Белов — сильная личность, справится. Даже уже сейчас он выглядит куда лучше, чем три часа назад.

Мы высадили его возле дома, а потом поехали к моему. Говорить не хотелось, но, наверное, было нужно.

— Ты поговори с сестрой. Возможно, она сама не понимала, насколько привязана к нему.

— Все она понимала. Тут другое… — он замолчал, не находя слов. Я тоже не знала, что еще сказать.

Когда машина остановилась, Макс вышел вслед за мной.

— Даш, подожди, — я повернулась к нему. — Ты ведь не думаешь сейчас, что у нас с тобой было бы так же?

На самом деле, думала. Так же или хуже. Если бы я решилась, как Белов.

— Я сейчас вообще ни о чем не думаю, — соврала я. Но Макс чутко улавливает подвох:

— Нет. Мира запуталась. А я нет. Мира не Косте врала, а сама себе. Я себе не вру.

Вырвалась усмешка.

— И что это меняет? — прозвучало желчно.

Он почесал указательным пальцем висок, выдавая свою растерянность.

— Даш, не делай выводы. Пока не делай. Я понимаю, что ты мне нужна больше, чем я тебе. Ты способна меня вытащить из безумия, а у тебя таких, как я, могут быть миллионы.

Вот тут он зверски просчитался. Я пока никого не вижу, кто мог бы хотя бы сравниться. Но вслух ничего не сказала. А он вдруг шагнул навстречу и обхватил ладонями мою шею, приподнимая подбородок вверх, чтобы я не смогла отвести глаза.

— Я знаю, что сегодняшняя ситуация тебя сильно испугала. Это плохо для меня.

Ага. Паук, который уже думал, что муха мертва, вдруг заметил, как та трепыхается. Надо добавить яда, чтобы не ускользнула.

— Отпусти, Макс.

Он покачал головой, отказываясь выполнить просьбу. Наклонился еще сильнее и прижался к губам, тут же их раздвигая. Я попыталась оттолкнуть его, но мне это, естественно, не удалось. А через пару секунд я и пытаться перестала. Потому что это был он — человек, который и должен меня целовать так, как ему захочется, прижимать к себе, вызывать недовольный стон, когда отстраняется. Каким нежным он может быть… от такой ласки добровольно не отказываются. Я, по крайней мере, в себе таких сил не обнаружила, поэтому отвечала, погружаясь в ощущения. Долго-долго, пока все внешние переживания не канули в небытие, а нарастали только внутренние.

Паук выпустил свой яд, дело сделано. А я еще смела обвинять Миру в неадекватности.

========== Глава 18. Мухи против пауков ==========

Теперь о себе я могла сказать с полной уверенностью только три вещи: я влюбилась; я влюбилась в совершенно не того человека; мне нужно срочно уехать в какую-нибудь другую страну. В Северную Ирландию или Китай — вот тут уже полной уверенности не было. Макс. Макс — принц из сказки, убивающий драконов, прекрасный, как Нарцисс. Макс — циничный манипулятор, оставляющий за собой пепелище, не способный на любовь, как Нарцисс. О, от Нарцисса в нем нет только самолюбования, но и без того все слишком, слишком плохо.

Что делать мне теперь, зная, что не способна ему сопротивляться, я не имела представления. А уповать на его милосердие тоже было безнадежно. В любом случае, я попытаюсь хотя бы поговорить. И плакать потише, а иначе еще родители вопросами задолбают. И не улыбаться без причины, случайно вспомнив о какой-то его фразе, — это уж совсем ни к месту. И как-то контролировать безумные перепады настроения между «вены режут вдоль» и «я ему нравлюсь, совершенно точно нравлюсь!».

В качестве ближайшей стратегии поведения выбрала сосредоточиться на чужих проблемах, дабы отвлечься от своих. На следующий день позвонила Белову и предложила встретиться.

— Свидание? — мой звонок его явно разбудил, хотя время уже перевалило за час дня.

— Да. Весна, суббота, ты и я. Цветы мне купишь?

— Обнаглевшая Николаева… Ну ладно, пошли, — нехотя согласился он.

Мы встретились в парке и тут же оккупировали ближайшую ко входу лавочку. Народу сегодня было больше обычного, вокруг визжали дети, но слишком близко не приближались — наверное, у симпатичного дядечки было слишком злое личико.

— Что сказали родители?

— Ничего, — Белов приподнял воротник куртки, хотя на улице не было прохладно. — Отец промолчал, но так мерзейше ухмылялся. Ну, а как же иначе, ведь он был прав — я не выдержал и вернулся. Он пока меня донимать не станет, побоится, что снова уйду… Мать прорыдалась и пошла делать маникюр. Так что все в порядке.

— Тебе все равно пора было возвращаться, — заметила я. — Они тебя давно звали, отец даже извинялся, когда я в больнице лежала.

Белов повернул ко мне удивленное лицо:

— Не извинялся, не придумывай, но… да ладно. Сомневаюсь, что теперь будет хуже, чем раньше.

— А с Мирой что? — осторожно я переключила тему на более важный вопрос. Но поскольку он не ответил, решила продолжить сама: — Белов, ты должен понимать, что она это не специально…

— Да-да, — раздраженно перебил парень. — Макс мне вчера тоже что-то подобное втирал. Да я и сам понимаю. Переживу, не боись.

Хлопнула его по плечу:

— Еще бы ты не пережил. Не представляю тебя ревущим из-за несчастной любви! Стихи только писать не начни! И в черный не красься — тебе не пойдет.

Он отозвался слабой улыбкой. Потом устало опустил голову на руки.

— Она мне вчера раз двадцать звонила, пока я телефон не отключил. Уверен, она хочет продолжать… использовать меня, и не уверен, что я смогу сдержаться… Аж тошно от себя, — он потряс головой. — Если честно, то я сейчас не представляю, как мы сможем общаться. Все мы. Вроде как именно я нашу компашку и разваливаю. Я, а не она.

Мне захотелось погладить его по волосам, но я сдержалась, не зная, как он это сейчас воспримет.

— Ты не собираешься ее прощать? — спросила тихо.

Он думал долго, но потом все же ответил:

— Прощать, Николаева, ее не за что. Я больше на себя злюсь, за идиотизм. Ведь всё, прямо с самого начала, кричало о том, что что-то не так. Я поцеловал ее раз, поцеловал второй, потом переехал к ним, и она просто приняла меня. Точно так же, как приняла бы любого другого, оказавшегося на моем месте. Я сейчас только понимаю, что она это не особо-то и скрывала.

— Не любого другого! — я все же решила вставить.