Россия и борьба Греции за освобождение. От Екатерины II до Николая I. Очерки - Григорий Львович Арш

Со своей стороны Каподистрия делал все возможное, чтобы облегчить эмиграцию критян в освобожденную Грецию. Однако переселенцы были лишены каких-либо ресурсов и находились в крайней нищете. Обращение Каподистрии к народу с призывом оказать помощь эмигрантам почти ничего не дало. Тогда на помощь нищенствующим переселенцам пришел Рикорд. Адмирал провел подписку в пользу беженцев из Крита среди офицеров русской эскадры.

Было собрано 500 испанских талеров[390], которые Рикорд отослал Каподистрии вместе со своим письмом. В ответном письме президент просил передать благодарность русским офицерам за этот «благотворительный поступок»: «Он увеличивает число добрых дел, совершенных под великодушным покровительством Вашего превосходительства теми, которые дали уже столько доказательств благодетельного участия своего в пользу Греции»[391].

Не все обстояло благополучно и с передачей греческому государству территорий, которые по решению держав должны были войти в его состав, но продолжали удерживаться турками. Имеются в виду Аттика и большой остров у побережья Румелии Негропонт (Эвбея). Турки не только препятствовали воссоединению этих земель с Грецией, но и продолжали притеснять их жителей. Получив сообщение от Каподистрии о притеснениях, которым турки подвергали население Негропонта, Рикорд послал к острову бриг «Ул и с». Адмирал сообщал начальнику Главного морского штаба А. С. Меншикову 1 (13) ноября 1830 г. о результатах этой экспедиции: «Г-н капитан-лейтенант Кротов донес мне, что присутствие русского военного брига произвело там желаемое действие, и что, кажется, турки впредь удержатся от притеснений»[392].

Греков (да и не только греков) волновала судьба Афин – древней столицы их государства, вывод из которой турецких войск сильно задерживался. Союзные адмиралы смогли сами ознакомиться с лежавшими тогда в развалинах Афинами, посетив их инкогнито вместе с президентом в январе 1831 г. Греки с нетерпением ожидали возвращения им Афин и начала возрождения вечного города. И это относилось не только к жителям новорожденного греческого государства. Имеются сведения, что в ожидании этого события многие греческие семейства из Одессы и Таганрога стали переселяться в Грецию[393].

Между тем, внутриполитическая ситуация в Греции к середине 1830-х гг. серьезно осложнилась. Против Каподистрии в стране сформировалась оппозиция, которую возглавила региональная элита, недовольная централизаторской политикой президента. Очагом ее стал мореходный остров Идра. Судовладельческая олигархия Идры добивалась возмещения военных убытков и приобщения к государственной власти. Опору на континенте она нашла в лице семьи Мавромихалисов, боровшейся за сохранения своей полуфеодальной власти на юге Пелопоннеса. О мотивах действий бея Майны (Мани), горной области Пелопоннеса, П. И. Рикорд писал 25 июня (7 июля) 1830 г. К. В. Нессельроде: «Бей Майны Мавромихалис, поддержанный своей многочисленной семьей, пользующейся большим авторитетом в стране, пытался разжечь мятеж в Маратониси под предлогом всеобщего недовольства против губернатора, которого президент туда назначил, но на самом деле только для того, чтобы попытаться присвоить доходы этой провинции»[394].

Своекорыстные интересы верхов оппозиции прикрывались конституционалистскими лозунгами, призывами к созыву Национального собрания. Распространению оппозиционности на более широкий слой способствовала и Июльская революция во Франции, поднявшая новую революционную войну в Европе. В интересах главарей оппозиции было и охватившее широкие круги общества недовольство, одной из главных причин которого стал подбор Каподистрией людей для своей администрации. Как заметил Рикорд в своем донесении Нессельроде от 15 (27) июля 1831 г., «народ изливает свое недовольство, негодуя не против президента, а против его братьев и окружения»[395]. Речь идет здесь о братьях президента Виаросе и Августиносе, получивших важные назначения. В том же донесении Рикорд подробно рассматривает причины создавшейся в стране ситуации и ее последствия для русско-греческих отношений.

Оппозицию поддерживали и поощряли Англия и Франция, недовольные независимым внешнеполитическим курсом Каподистрии. О действиях представителей Англии и Франции, усугублявших ситуацию в стране, Рикорд писал: «Английский и французский резиденты, несмотря на инструкции своих министерств, открыто осуждая членов оппозиции, постоянно адресуя им публичные предупреждения, не прекращают тайно их поддерживать и используют любые средства, чтобы раздуть это пламя раздора…». Обострение внутренней обстановки в стране Рикорд связывал и с недостаточностью мер, которые предпринимал Каподистрия для ее стабилизации. По мнению Рикорда, Каподистрия должен был ответить на брошенный ему вызов решительными контрмерами; вместо этого он использует корабли русской эскадры для устрашения мятежников. В результате, продолжал Рикорд, «наши действия выглядят самочинными и способны лишь вызвать ненависть к российскому имени».

Такие настроения в Греции действительно появились. В качестве примера адмирал приводил отношение к русским жителям острова Порос, являвшийся прежде базой русского флота, а потом превратившийся в один из очагов мятежа: «Жители Пороса, осыпанные благодеяниями со стороны офицеров нашей эскадры, имеющие теперь школу, построенную за счет этих офицеров, – эти островитяне и выжили-то лишь благодаря нам, чьи дома были построены на наши деньги, чьи больные бесплатно лечились у наших врачей… именно эти люди выказывают себя самыми ярыми нашими врагами, как только наша эскадра покинула их остров». И Рикорд столкнулся в Греции с тем, с чем его предшественники – русские адмиралы – не сталкивались, хотя и прежде политика России далеко не всегда отвечала политическим стремлениям греков. Тем не менее влияние России в этой единоверной стране оставалось преобладающим, и антирусских настроений не наблюдалось. Более того, в России греки видели единственную надежду на свое освобождение. В этом отношении характерно высказывание российского дипломата Д. В. Дашкова, посетившего Пелопоннес накануне революции 1821 г. Он писал в донесении посланнику России в Константинополе Г. А. Строганову: «Хотя в. пр. известна чрезвычайная приверженность всей Греции к России, Вам трудно представить себе, насколько она сильна у несчастных жителей Мореи. Чем большему гнету они подвергаются, тем сильнее они уповают на нашу помощь»[396].

Разумеется, причины происшедших изменений в общественных настроениях в Греции были гораздо более глубокими, чем участие российских кораблей в «устрашении» оппозиции. Дело в том, что в Греции за годы революции влияние России значительно упало, а позиции стран Запада весьма усилились. Вначале реакция и России, и западных держав, в частности Великобритании, на Греческую революцию была одинаково враждебной. Однако вскоре Великобритания, руководствуясь практическим соображениями, сделала благоприятные для революционной Греции шаги: в 1823 г. она признала ее воюющей стороной, а в следующем году ей был предоставлен английский заем. Большой поддержкой для дела греческой свободы стало и филэллинское движение. Сразу после начала революции в Грецию из западных стран, особенно из Англии и Франции, хлынул поток филэллинов – добровольцев, принявших непосредственное участие в освободительной войне. Но при всех происшедших изменениях тяга к России сохранялась у значительной части греческого народа.

Вернемся, однако, к донесению Рикорда от 15 (27) июля 1831 г., содержащему достаточно реалистическую оценку тогдашней ситуации