Потаенная любовь Шукшина - Тамара Пономарева

Через два года после потери книги - за это время уже умер Василий Макарович и многое изменилось в судьбе самой Ирины Александровны - она находилась в гостях у своей приятельницы. Раздался звонок телефона, и мужской голос попросил подозвать Сергиевскую, которой был задан вопрос:

- Вы теряли книгу Шукшина?

- Да,- насторожилась Ирина Александровна, не понимая еще, к чему клонит незнакомец.

- Хотите ее получить?

- Конечно.

- Я ее завтра вам привезу.

Таких "рождественских" историй в жизни не бывает, но вот с Ириной Александровной случилась. Как будто и после смерти Василий Макарович вторично поблагодарил Сергиевскую за доброе, человеческое отношение к себе.

Как выяснилось позже, обладатель потери Ирины Александровны поначалу и не пытался даже искать истинную владелицу книги "Характеры". Прочел с интересом сам, потом дал прочесть отцу. Только после смерти Шукшина, когда общественность страны и кинематограф болезненно переживали эту тяжелую утрату, понял человек, нашедший книгу, что, возможно, для Сергиевской это очень дорогая потеря.

- Я, говорит, еще раз перечитал надпись "С уважением... на память... человеку и редактору" и подумал: если каждое слово здесь имеет значение, то тогда для вас это очень большая ценность. Он считал, что я - редактор книги, и позвонил в издательство, но там ему сказали, что у них таких нет. Тогда он как-то с большими трудностями вышел на Федосееву-Шукшину, которая и дала ему мой телефон, а домашние попросили его перезвонить моей приятельнице, где в тот вечер я засиделась в гостях,- подытоживает свои воспоминания Ирина Александровна, и приятное, открытое ее лицо озаряется светлой, теплой улыбкой.

Человек, нашедший книгу, ни сентиментальностью, ни романтичностью, на взгляд Сергиевской, не отличался, скорее был прагматиком. Но, видимо, рассказы Шукшина, их нравственная основа произвели на парня сильное впечатление, а возможно, подействовало большое количество публикаций о Василии Макаровиче, особенно в первые годы после смерти, которые подчеркивали исключительность личности Шукшина. Нашедший книгу однажды подумал: вдруг она для Сергиевской имеет очень важное значение, а он держит? А возможно, пытался что-то прояснить и лично для себя, желая поближе познакомиться с той, которой оставил Шукшин такой емкий автограф.

К миру искусства парень не имел никакого отношения, как подчеркивала Ирина Александрова. Он оказался человеком из деловых кругов, занимался какими-то серьезными проблемами.

- Поэтому то, что он сделал для меня - безусловно, ради Шукшина,- это какое-то чудо. Все-таки, что ни говори - искусство воздействует на души людей! - заключает Ирина Сергиевская, "человек и редактор".

Но поступок незнакомца, вернувшего книгу Ирине Александровне, продиктован еще, на мой взгляд, и уважением к имени Шукшина. Именно уважением к Шукшину я расцениваю и поступок самой Сергиевской, когда в проходной "Мосфильма", куда я пришла, чтоб вручить ей листы текста для проверки, где фигурировала она, как героиня моего народного романа, Сергиевская вынула из сумочки книгу Василия Макаровича "Характеры", хранившую следы автобусной катастрофы. Но и несмотря на неприглядный вид, она продолжала таить романтический отсвет давно минувших дней и событий, сопровождавших людей, в руки которых попадала.

Конечно, я смотрела, как и многие другие, такие фильмы, ныне общеизвестные, как "Я шагаю по Москве", "Тридцать три" Георгия Данелии, "Романс о влюбленных" Андрея Михалкова-Кончаловского, "Тема", "Валентина", "Васса", "Мать" Глеба Панфилова, "Подранки", "И жизнь, и слезы, и любовь" Николая Губенко, "Позови меня в даль светлую" Германа Лаврова и Станислава Любшина, "Звездопад", "Отец Сергий" Игоря Таланкина. А о "Джентльменах удачи" и говорить не приходится - этот фильм смотрели, думаю, все, и не однажды! Так вот, ко всем перечисленным кинокартинам причастно имя Ирины Александровны Сергиевской, ибо она является редактором их. Одно название этих кинофильмов уже вызывает уважение, потому что они не стареют, как всякая классика. А какой диапазон проявления творческих возможностей - от драмы до комедии.

Мы сидим в небольшой комнатке "Мосфильмофонда", где сейчас работает Сергиевская, так и не покинувшая стены киностудии, приговоренная судьбой служить кинематографу верой и правдой, видимо, до конца. Женщина, подарившая нам возможность встретиться со многими лучшими фильмами страны, в которые вложена часть и ее интеллектуального труда, ее молодость, ее профессионализм! Но ее присутствие негласное, закадровое, а оттого и более дорогое для нас, скромно и властно подвигает нас к мысли, что на таких подвижниках держится наша земля издревле. Ведь и красоту многочисленных русских храмов создавали неизвестные мастера, а мы любуемся ими, воздавая должное непостижимому вдохновению их творцов.

"Для всех Шукшин - родня..."

Известный прозаик Н. П. Воронов собирается написать свои воспоминания, основываясь только на одной ночной беседе с В. М. Шукшиным. Думаю, что они тоже будут иметь особые грани, сохраняя индивидуальность автора, увидевшего нечто свое в проявлениях многогранного таланта Василия Макаровича.

Как это произошло с известной чувашской писательницей Юлией Александровной Силэм, которая в Доме творчества "Переделкино" слушала мои отрывки из документального повествования о В. М. Шукшине. Слушала-слушала, да вдруг сказала:

- А вы знаете, у Шукшина-то корни чувашские.

Я, признаться, в первый миг опешила. А Юлия Силэм продолжала:

- Ведь слово "Шукшин" в переводе с чувашского означает "бедный".

Я только что прочитала Юлии о том, что Шукшины жили всегда бедно, трудно, и подумала, что это реакция на услышанное. Но Силэм - эта чебоксарская провидица - добавила, чуть помолчав:

- Наши чувашские исследователи ездили на родину Шукшина, беседовали с сестрой его, Натальей Макаровной Зиновьевой.

- И что? - с надеждой ухватилась я за последние слова Юлии.

- А то! - сказала Силэм с вызовом.- Она-то и подтвердила, что были у Шукшиных чуваши в родне.

А мне почему-то вдруг припомнились слова из стихов Сергея Есенина: "Затерялась Русь в мордве и чуди".

У меня разговора с сестрой В. М. Шукшина на эти темы не было: я вообще старалась держаться нейтральной позиции, несколько отстраненно от своих героев, чтоб иметь объективное представление об исследуемом материале. Но в одну из последних своих поездок запомнила женщину - крепко скроенную, ухоженную, несомненно красивую, на сельского жителя непохожую. Я ее внимательно рассматривала издали во время застолья, сидя за соседним столом. Кто-то меня с ней потом накоротке познакомил, но как это происходило - забыла. Запомнила прекрасное лицо, от которого исходил свет, и пожалела, что Шукшин не снимал свою сестру в кино. Оно впечатляет. Надоедать же своими расспросами в тех обстоятельствах Наталье Макаровне я не решилась, а потом случая больше не представилось. Жалею до сих пор.

Силэм же, уходя, бросила мне спасительную соломинку:

- Для дружбы между народами - момент хороший. Для всех Шукшин родня.

Да, творчество В. М. Шукшина полноправно вошло в духовную жизнь современного многонационального мира, "преодолевая барьеры предрассудков, предвзятости, иногда откровенной враждебности, и побеждает их",- напишет в 1989 году Николай Стопченко. И этому нельзя не порадоваться и не погордиться за мою родную Сибирь и Россию. Ведь это наш с вами соотечественник, продолжающий и после смерти защищать духовные рубежи Отечества. И в этом отношении последняя роль в фильме "Они сражались за Родину" В. М. Шукшина приобретает символическое значение. Он продолжает и после смерти сражаться за эту Родину. Таково назначение истинного национального искусства! В любом народе и в любой стране.

Дело в чашечке кофе?

Возвращаясь к смерти Шукшина, не могу не привести здесь одного эпизода, долгие годы волновавшего меня своим тайным смыслом.

В первых своих публикациях после смерти Василия Макаровича я исключала эту информацию, посчитав ее фантазией подвыпившего актера Буркова. Но однажды услышав, как Лидия Николаевна Федосеева-Шукшина по телевидению произнесла сакраментальную фразу о насильственной смерти мужа, вдруг вспомнила о давнем разговоре с Георгием Бурковым.

Помню, мчались мы в микроавтобусе по ночной Москве с очередного вечера памяти В. М. Шукшина. Постепенно пустел салон, из которого выходили возле своего дома участники прошедшего мероприятия.

Наконец, в микроавтобусе остались я, Бурков и на сиденье рядом с шофером человек, ответственный за доставку нашего брата - творческих людей. Кино тогда любили и общение с представителями его проходило на традиционном российском уровне - хлебосольно и с возлиянием древнего напитка, восходящего к имени Бахуса.

Джорджоне-Бурков был "под шофе", но с присущим только ему одному бесшабашным перехлестом юморил, балагурил и вдруг смолк, помрачнел. На мои осторожные расспросы о событиях, разыгравшихся в ночь, оборвавшую жизнь Шукшина, он молвил вдруг неожиданное: