Ночь Стилета - Роман Канушкин

Повисла тишина. Тягучая, напряженная. Монголец, словно бык, уперся взглядом в своего собеседника, зрачки его стали очень темными.

— Почему я должен тебе верить? — наконец глухо промолвил Монголец.

«Боже ты мой, — подумал Аркадий Степанович с ледяным ощущением тоски, — меня угораздило… Нет, то, что я слышу, — это все правда? Это действительно те самые люди?! За что мне все это? Я ведь ни с кем никогда не имел…»

— Потому что мы приставили к башке по волыне, Монголец. Я не слышал твоего слова, ты не слышал моего слова, а уже… — произнес Лютый. — Пляшем как по нотам. Только стой разницей, что я не расставил снайперов за деревьями.

Лицо Монгольца оставалось непроницаемым. Только боксер в легком весе перевел свой «Ланд-38» в режим автоматического ведения огня. И тогда из-за «линкольна» появился тот человек в камуфляже. Он шел медленно, и с него не спускали глаз, и с его ноши — целый арсенал… Он встал рядом с Лютым, посмотрел на Монгольца и его людей, затем положил на землю два миллицейских «калашникоап» и снайперскую винтовку.

Воздух сразу же наэлектризовался.

Монголец как завороженный смотрел на оружие, лежавшее на земле. Потом перевел взгляд на человека в камуфляже. Смотрел на него со странным холодным любопытством. Воздух задрожал. Мышцы людей напряглись, люди превратились в натянутые струны. Если какой-то сукин сын сейчас не выдержит…

Горло и гортань Аркадия Степановича стали сухими и горячими, словно он испытал многодневную жажду. Вот они выхватывают оружие, и густую, почти осязаемую тишину взрывает грохот множества выстрелов. А потом они находят и убивают Аркадия Степановича и его семью…

Аркадий быстро закрыл и открыл глаза, и страшное видение исчезло.

— Все твои люди живы, Монголец, — спокойно произнес человек в камуфляже. — Это их оружие. Пусть себе лежит… Потом заберешь и людей, и оружие. Это все надо заканчивать, Монголец, пора.

Миша Монголец смотрел на него не мигая — давно незнакомые люди не обращались к нему на ты. Вряд ли кто решился бы выказать ему подобное неуважение. Может, он вспомнил безумный рассказ Роберта о летающих скальпелях…

— Пойдем, Лютый, пройдемся. Перетрем с глазу на глаз. А то здесь есть посторонние.

Боксер в легкой форме сделал было шаг следом за Монгольцем, и тогда тот резко обернулся:

— Я сказал — с глазу на глаз, Роберт! — Голос прозвучал властно и чуть не сорвался на хрип, и только сейчас стало ясно, какое напряжение испытывал этот человек.

Лютый и парень в камуфляже также обменялись взглядами. Затем Лютый кивнул, повернулся, выставив вперед костыли, и они с Монгольцем медленно двинулись по тропинке, ведущей к опушке леса.

Отсутствовали они долго, и молчаливое противостояние между двумя группами людей ни на мгновение не ослаблялось. Роберт Манукян прислонился к «шестисотому» Монгольца и насмешливо глядел на людей Лютого. Он попытался что-то насвистывать, затем прекратил. Остальные лишь мрачно глядели друг на друга.

Аркадию это время показалось вечностью. И прежде всего потому, что напряжение между двумя группами людей достигло своего апогея, и, шелохнись он хотя бы, они немедленно обнаружат, его и на нем-то уж отыграются сполна.

Наконец Лютый и Монголец появились. Они возвращались той же самой тропинкой, по которой ушли в лес. Монголец поддерживал Лютого под локоть. Но главное было не это. В свободной руке Монголец нес костыль Лютого.

И вот тогда все переменилось. Словно кто-то проколол воздушный шарик.

— Скажи, ара, — ухмыльнулся рыжий водитель, обращаясь к Роберту, — а правда, что армяне лучше, чем грузины?

— Правда, — подтвердил Роберт.

— Чем лучше?

— Чем грузины…

Это был взрыв смеха. Они просто грохнули. Все, кто здесь присутствовал. Все начали ржать, как будто ничего лучше, кроме этого старого анекдота, в жизни не слышали. Иногда в их смехе проскальзывали радостно-истерические нотки.

— Ну, братуха, сказанул!

— Эй, ара, давай курить.

— Ну, братуха, травись, не жаль.

— Эй, ну сказал — чем грузины!

— Пушку спрячь, ара…

— Прикурить дай, зажигалка в машине…

— Эй, Роберт, — произнес рыжий водитель, — мы с тобой перетереть собирались…

— Теперь уже перетрем, ара…

Лютый и Монголец вернулись к своим людям. Они еще некоторое время что-то говорили друг другу. И перед тем как проститься, крепко обнялись.

«Господи, что это? — мелькнуло в голове у Аркадия Степановича. — Прямо как в „Крестном отце“…»

В этом предложении точки были расставлены, но оставалось еще немало других предложений. Еще очень немало.

А потом они сели в огромные черные автомобили и общей колонной двинулись прочь. Одна из машин вдруг просигналила, другая подхватила, и все превратилось в один режущий слух гудок, уносимый отсюда ветром.

Аркадий Степанович поднялся наконец в полный рост и почему-то пропел:

— Братва, не стреляйте друг в друга… Надо же, — и он вдруг тоже рассмеялся, — чем грузины…

Пушистый белый зайчик сохранил свою норку. И матерые хищные волки ушли прочь от его зайчат и его зайчихи. Белой и пушистой… Которую он будет любить сейчас, отправив детей купаться на озеро.

Только поест. Очень хорошо поест — мангал-то еще не остыл. А жрать так хочется, аппетит просто волчий… Осетрина и шашлычок…

А потом он будет любить свою зайчиху. Возможно, прямо в «октавии», а может, еще где, и уж наверняка — дома. В теплой и уютной норке он будет любить свою зайчиху. Белую и пушистую. Он будет любить ее всю ночь.

Оставалось еще немало других предложений с непоставленными точками.

Еще очень немало.

Вице-президент группы «Континент» Петр Виноградов находился в своем кабинете и испытывал дикое желание закурить. Пару месяцев назад он обнаружил, что начал очень быстро терять форму — ни футбол, ни положенный в его статусе теннис больше не приносили былой радости.

«Лучше перепить, чем перекурить» — гласила известная народная максима.

— Лучше переспать, чем перепить, — сказала ему как-то его молоденькая секретарь-референт Юля, — а курить — это вообще сейчас немодно.

Петру Виноградову было плевать на то, модно или немодно курить.

Просто появившаяся одышка, утренний кашель и уже привычные две пачки сигарет в день весьма красноречиво говорили сами за себя. Он понял, что надо завязывать, бросать.

И ему для этого не понадобились всюду рекламируемые антиникотиновые таблетки, пилюли или пластыри, не понадобилась помощь врачей или шарлатанов, избавляющих от никотиновой зависимости за один день… Петр Виноградов был очень волевым и жестким человеком. Ему вовсе не требовалась помощь посторонних.

Ни в каких вопросах. Тем более во взаимоотношениях с собственным организмом.

Поступки формируют привычку.

Привычка формирует характер.

Характер формирует судьбу.

Виноградов всегда контролировал всю эту цепочку. И в один из дней два месяца назад он просто сказал себе «нет». В один из дней два месяца назад, когда все это уже началось…

Так или иначе, два месяца Виноградов не притрагивался к сигарете. Он не крутил ее пальцами, не вдыхал аромат табака, зажав сигарету между носом и верхней губой, подобно многим бросившим курить.

И в его столе, в верхнем ящике, уже два месяца лежала невскрытая пачка сигарет «Бенсон и Хэджес». И все эти истеричные истории бросивших курить про бессонницу, крайнюю раздражительность, бешено набираемый вес не имели к нему никакого отношения. Единственное, что он изменил вокруг себя, — это запретил курить в своем кабинете. А что здесь такого? Если он бросил, какого же ему, спрашивается, рожна превращать себя в пассивного курильщика?

Но сегодня рука сама потянулась к верхнему ящику огромного полукруглого стола и извлекла на свет медно-золотую пачку. Петр Виноградов долго смотрел на темную полоску целлулоидной обертки; стоит ее рвануть, и пачка открыта, и обратного пути уже не будет. Как кольцо гранаты.

Да, очень много вещей, для которых нет обратного пути, уже произошло.

И сравнение с кольцом гранаты, по крайней мере для некоторых из них, вовсе не безосновательно.

Петр поднес пачку к носу — никакого запаха табака. Курить хотелось дико, но стоит ли ему срываться средь бела дня, просто так?

Да, происходят какие-то странные вещи. Мало того что НЕКОНТРОЛИРУЕМЫЕ вещи, но еще и не совсем понятные. Что-то происходит, что-то, что необходимо почувствовать, пока не поздно. Внешне — все в порядке, все хорошо. Скажем так, почти все в порядке, но… Вот в этом «почти» и таится пока еще еле уловимая, но все больше набирающая силу угроза.

Курить хочется дико. Просто дико. Петр Виноградов прикрыл глаза и подумал о том, как его губы могли бы припасть к белому фильтру, с какой жадностью он бы сделал первую спасительную затяжку, которая, возможно, обожжет ему легкие, но приведет в порядок голову. Затяжка, которая позволит ему сконцентрироваться больше, чем необходимо, для решения самых сложных задач и проникнуть сквозь мутную пелену тайных событий.