Крамола. Книга 1 - Сергей Алексеев
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
17. В ГОД 1919..
Высокое небо и звонкий воздух будоражили душу, хотелось дурачиться по-мальчишечьи и смеяться просто так.
Андрей выехал со двора и пришпорил белого жеребца. Укатанная полозьями улица поблескивала, как накрахмаленный ситец, конь бил ее копытами, высекая искристый снег, слепила до слез белизна, и в этом чистом мире, заботливо ухоженном природой, казалось, не могло быть ничего грешного и порочного…
Белый конь вынес его к сельской площади, где полукругом вдоль церковной ограды был выстроен полк. Андрей придержал жеребца, благодарно похлопал его по горячей шее, поправил кубанку и перекрестье ремней на груди. Красноармейцы еще не видели своего командира, стояли плотными колоннами, толкались плечами, и над заиндевелыми штыками и шапками вздымалось облако пара, вырываясь из сотен ртов. Перед строем на вороном дончаке, каменно застывшем средь белого снега, восседал комиссар Лобытов, правая рука Андрея, — в окружении ротных командиров на разномастных и разнопородных конях. Андрей поискал взглядом фигуру Ковшова среди них и не нашел. Оказалось, что Ковшов стоит подле своей роты на левом фланге, наполовину невидимой за церковью. Его бойцы, смешав строй, грудились в толпу и прыгали, греясь на морозе.
Расставшись после побега из «эшелона смерти», Андрей встретился с Ковшовым лишь вчера, хотя уже был наслышан, что по лесам бродит диковатый и никому не подвластный партизан Ковшов с «архаровцами», объявивший себя Стенькой Разиным. Доходили слухи, будто непокорный «атаман» ищет его, Андрея, полк и хочет примкнуть только к нему, ибо к другим частям Красной Армии не имеет доверия. В какой-то мере это льстило Андрею, однако, помня «подвиги» Ковшова и в «эшелоне смерти», и потом, на воле, Андрей ждал этой встречи с настороженностью. И часто думал, представлял, как она произойдет. Говорили, что «Стенька Разин» — человек гордый и самолюбивый, а его партизаны — ребята лихие и души не чают в своем «атамане». Почему-то верилось, что судьба обязательно еще раз сведет их, Березина и Ковшова, да и трудно не встретиться, если вся война идет вдоль нитки Транссибирской железной дороги. И вот вчера, на исходе дня, тремя ротами Андрей взял село Купавино. Белые вырвались на тракт, намереваясь безнаказанно отойти на восток, но угодили в засаду, бог весть кем устроенную. И мало кто ушел, завязнув в глубоких снегах. Когда Андрей прискакал к месту засады, отряд Ковшова стоял, выстроившись на тракте, в полном вооружении и с небольшим обозом.
— Принимай к себе, — сказал без лишних слов «Стенька Разин». — Не держи зла.
— Нагулялся? — смеясь, спросил Андрей и подал ему руку. — Слыхал, слыхал про тебя!
— И я про тебя слыхал, — сдержанно ответил Ковшов.
— Тогда забудь партизанскую жизнь, — серьезно посоветовал Андрей — У нас — регулярная армия и дисциплина. И революционные законы.
Ковшов глянул из-под заиндевелых бровей, шевельнул могучими плечами, ответил неопределенно:
— Может, оно и хорошо…
Его реакция была понятна: нынешний Отдельный полк Андрея Березина еще совсем недавно был таким же партизанским, вольным отрядом, а сейчас гляньте — самый боевой полк в Пятой армии!..
Этой же ночью Андрей получил приказ разместить полк на отдых, а самому с небольшим отрядом настигнуть банду Олиферова, ушедшую на север сквозь тайгу, отбить тылы и обозы и еще глубже загнать белых в снега — «до полного их в нем растворения»…
И вот после долгих боев Андрей решил провести смотр-парад. То было первое всеобщее построение полка за последние три месяца. А тут еще пополнение — отряд Ковшова, зачисленный как Восьмая рота.
Андрей подобрал поводья и неспешной рысью выехал на площадь.
Комиссар Лобытов привстал в седле, заорал, выпуская трепещущее облако пара:
— Смир-р-рна-а!..
Но голос потонул в громогласье восторга. Вскинутые винтовки чертили небо белыми от инея штыками, — пока стояли, надышали на штыки…
Андрей снял кубанку и поскакал вдоль развернутого полка. Крик — ура! — покатился волной, забился над площадью, и на заснеженной звоннице ему отозвались колокола тихим, торжественным гулом. Комиссар Лобытов скакал рядом и не мог спрятать улыбку от радости. Наконец засмеялся открыто и потряс кулаком:
— Да здравствует наш дорогой товарищ Березин! Слава вождям красного воинства!
И полк вторил ему — разноголосо, но дружно:
— Ура!
Андрей остановился у церковных ворот, посередине строя, надел кубанку и встал на стременах. Выждал, пока бойцы успокоятся, выровняют ряды, заговорил отрывисто:
— Братья мои! Товарищи красные воины! Поздравляю вас с победой!
И вновь подождал, пока дополощется и опадет над строем троекратный крик, рассеется пар у лиц и умолкнет низкое гудение промерзших колоколов на звоннице.
— Вчера взяли Купавино! Без потерь! Вот как мы научились воевать и бить врага! А нынче получен приказ — отдыхать!
Над полком вновь заметалось — ур-ра!.. Едва рассевшаяся на деревьях стая галок дружно взлетела, и гомон птиц смешался с человеческими голосами. Андрей обернулся назад и увидел, что к церкви подтягивается длинный обоз из крестьянских саней. Кони шли внатяг, мощные струи пара из ноздрей доставали земли.
— Что за обоз? — коротко спросил Андрей комиссара.
Лобытов подъехал вплотную, нога к ноге. На молодом, улыбчивом лице возникли печальные складки и застыли от мороза.
— Убитых собирали, — сказал он. — Теперь везут.
— Куда? — насторожился Андрей. — Почему на площадь?
— Отпевать, — Лобытов кивнул на церковь,
— Кто разрешил? — посуровел Андрей.
— Я, — сказал комиссар. — Мужики просили…
— Отставить… Ковшов! Поверни обоз! — Андрей махнул рукой в сторону улицы. Передние упряжки уже выворачивали на площадь. Возницы в тулупах и с вожжами в руках шагали рядом.
— Мужики просили, кланялись, — Лобытов заехал чуть вперед. — Пускай отпоют.
— Кого отпевать? — возмутился Андрей. — Они же пороли этих мужиков!.. Закопать у поскотины!
Ковшов подскакал к обозу, замахал рукой:
— Гоп, ребяты, назад! Повора-ачива-ай!
Головная повозка остановилась, затем сани, выписывая большой круг, развернулись на краю укатанной площади; возница, будто умышленно показав свой страшный груз, понужнул коня и встал на запятки полозьев. Из саней торчали снежно-белые руки и желтые ступни ног. И, как по команде, этим же следом стали разворачиваться другие упряжки. Полк замер, — красноармейцы в первой шеренге самовольно равнялись налево, задние, привстав на цыпочки, заглядывали через головы и плечи; на какой-то миг извержение белого пара над строем прекратилось, и стали видны лица всех бойцов.
— Ты же праздник испортил! — упрекнул Андрей Лобытова.
— Хотел, чтоб по-человечески, — пробормотал смущенный комиссар. — Раз народ просил… Обычай такой… Они ж мертвые, все равно мертвые… И потом, я слышал, ты ж вроде верующий…
— Был верующий.. — усмехнулся Андрей и, развернув коня, скомандовал звонким и певучим голосом — По-олк, равняйсь!
Люди зашевелились, выравнивая шеренги, взяли винтовки к ноге.
— Смирно-о!
Галочья стая, пометавшись над площадью, потянулась вслед уходящему обозу.
— Вольно! Командирам рот расквартировать людей по избам! — приказал Андрей. — Топить бани! Организовать строевые занятия! И чтоб никакого мародерства и насилия! За каждый случай спрошу по революционным законам! — Он перевел дух, оглядывая притихший полк, затем продолжал: — Только что получен приказ командарма: преследовать банду Олиферова. Нужны добровольцы!
В дружном ответном крике Андрей услышал не готовность полка идти за своим командиром в огонь и воду, а вздох облегчения. Уже никто не косился в сторону уходящего по улице обоза, и белизна легкого страха, что бывает при виде похорон или покойника, враз была сметена с напряженных лиц; от горячего дыхания таял иней на белесых штыках.
— Спасибо, братцы! — крикнул Андрей. — Если так — пойдет Восьмая рота. Поглядим «Стеньку Разина» в деле!
Ковшов по-прежнему маячил у края площади, черный и громоздкий в бурке, как грубо отесанный монолит. Комиссар тронул коня, направляясь к нему, однако Ковшов вяло развернул своего вороного жеребца и поехал к строю шагом.
— За меня останется наш доблестный комиссар товарищ Лобытов! — объявил Андрей. — Прошу подчиняться ему, как отцу родному. Все ясно?
Полк ответил хором — ясно! На оживших лицах играл морозный румянец, в задних шеренгах бойцы притопывали, приплясывали, грея ноги…
К полудню Восьмая рота в восемьдесят четыре штыка при десяти пулеметах стояла наготове возле штаба. Здесь же вдоль забора теснились крестьянские, розвальни; кони жевали сено, а возницы в тулупах — те же самые мужики, что поднимали убитых во вчерашнем бою колчаковцев, — сбившись в кучу, возбужденно переговаривались и дымили самосадом. Красноармейцы из хозяйственного взвода разъезжали по селу от двора к двору и собирали охотничьи лыжи. Удалось отыскать лишь полсотни пар, хотя лыжи наверняка были в каждом доме. Сельчане божились, что олиферовцы забрали все, вплоть до последних голиц, но после обыска в трех дворах нашлось сразу шесть пар камусных, и Андрею пришлось послать за лыжами хозвзвод. Березин спешил: если не выехать к обеду, то вряд ли поспеешь к ночевке в село Заморово.
