Ненавижу магов (СИ) - Власова Мария Игоревна

– Странные у вас сказки, в них почему-то всегда есть насилие и почти всегда плохой конец, – проговорила она спокойно, я бы даже сказал уверенно, если бы ее вылеченные руки не дрожали так сильно. Не отвечаю на ее реплику, жду, когда она продолжит говорить, мимоходом отмечая ее нервозность.

– Когда-то давно жила на свете красавица с необычайно сильным магическим даром. Была она настолько великолепна, что мужчины не могли оторвать от нее глаз, осуществляя ради нее всякие подвиги, – она скептически подняла бровь и как-то не очень весело улыбнулась, – каждый маг, да и не только маг, пытался заслужить ее благосклонность, мечтая заполучить её в жёны. Но красавица не хотела быть всего лишь женой, она желала другой судьбы себе и не принимала щедрые предложения руки и сердца. И вот однажды одного из магов, наследника древних кровей, так разозлил ее отказ, что он запечатал магию красавицы, а её саму взял силой.

Зельеварка замазала последнюю рану у себя на лице и положила пузырек в свою сумку, из которой уже торчала ее мокрая одежда. Думает, что сможет уйти отсюда со всеми своими пожитками? Как бы ни так!

– Получив силой то, о чем другие мужчины всей страны только мечтали, он выбросил ее на улицу, словно сломанную игрушку. От пережитого красавица утратила свою красоту, и, оставшись без нее и магии, отказалась жить дальше. Даже с запечатанной силой она прокляла наследника древнего магического рода, соединив их судьбы на крови потерянной невинности и навсегда связав их жизни. После этого она вонзила кинжал себе в сердце и умерла, забрав на тот свет с собой и своего насильника, – оборванка проговорила это на одном дыхании, смотря прямо перед собой и сжав руки в кулаки. После последнего предложения она замолчала и медленно повернулась, чтобы посмотреть на меня. Наши взгляды встретились, я не видел в них осуждения, скорее немую мольбу. – Говорят, сила той женщины была настолько велика, что проклятие после их смерти никуда не пропало. Стоит наследнику древнего магического рода забрать силой то, что должно было отдаваться добровольно, проклятие свяжет его жизнь с жизнью жертвы, для того чтобы она могла ему отомстить.

Кажется, она сейчас во мне дыру просверлит взглядом. Чего она хочет, чтобы я подтвердил ее догадки? Что я, по ее мнению, должен сказать? Резко подаюсь в ее сторону, она вздрагивает всем телом, и меня внезапно накрывает волной ее страха. Смотрю в ее лицо, опираясь рукой на спинку дивана, медленно нагибаюсь к ней.

– Ты забыла сказать. На спинах тех, на кого падает проклятие, появляется Брачная Метка, фактически делая их мужем и женой, – говорю ей в губы, еле касаясь их своими, просто потому что ненавижу ее, просто потому что могу. Наклоняюсь еще, заставляя ее почти лечь в попытке отодвинуться от меня. Второй рукой преграждаю ей путь к бегству, уперев её в сидение возле ее ноги. Она нервно вздрагивает, ее губы дрожат, как будто она не в силах сказать то, что хочет.

– Ты не… – выдыхает она судорожно мне в губы.

– Да. Я тебя не насиловал, как бы низко не думала обо мне моя сестра. Или хочешь сказать, что я вру? – кусаю ее нижнюю губу почти до крови, прижимая еще больше к кровати. Чувствую от нее целую бурю чувств, в которой даже разбираться не хочу.

– Прости… – срывается с ее губ, в этот раз с большой долей вины. Это так бесит, что я резко отстраняюсь и смотрю на нее сверху вниз.

– Думаешь, мне теперь нужно твое «прости»?! Нет, одним «прости» ты точно не отделаешься! – хватаю ее за талию, прижимаю к себе и грубо целую, желая лишь одного -: причинить боль. Она вертится, бьет меня в грудь, пытаясь выбраться из моих жестких объятий. Перестаю ее целовать, когда уже не хватает воздуха, отодвигаюсь от нее, чтобы посмотреть в ее испуганные глаза, на такие сексуальные, опухшие от моих поцелуев губы.

– Отпусти! – она пытается ударить меня, оттолкнуть, но ей не хватает сил.

– Отпусти? Нет, не отпущу! Теперь мы с тобой связаны. Умрешь ты, умру я. Умру я, ты пойдешь за мной прямиком в ад, – улыбаюсь, чувствуя странную эйфорию, и целую ее снова, пока она не пришла в себя после моих слов.

Еще один поцелуй, долгий и жестокий, не только по отношению к ней, но и ко мне. Жестко прижимаю ее одной рукой за талию, второй намеренно больно сжимая ягодицу, что она даже вскрикивает мне в рот. Отпускаю снова, когда голова начинает кружиться от недостатка кислорода, и какое-то время мы просто шумно дышим, смотря друг на друга.

– Если так, почему ты пытался повесить меня? Зачем? Если умру я, то ты тоже умрешь! – говорит она, не до конца отдышавшись, ее щеки красные, терлись о мою трехдневную щетину.

– Я не был уверен, что это была ты. У меня нет привычки запоминать лица тех, с кем сплю, – улыбаюсь, не собираясь все ей рассказывать, и получаю пощёчину, звонкую и довольно сильную. Смеюсь, чувствуя ее ярость и обиду, такие незначительные слова ее ранили? – А что ты думала, что была одной единственной и неповторимой? У меня, таких как ты, было за сотню, и о каждой я забывал, стоило наступить утру. Однако ты, оборванка, умудрилась испортить мою жизнь этим чертовым проклятием!

Сжимаю ее так сильно, что чувствую боль, которую она испытывает из-за меня. Но также чувствую ее злость и ненависть, от которой внутренне радуюсь. Целую ее снова, на этот раз заставляю подняться со мной на ноги, не обращая внимания на то, как она хватает рукой волосы на моем затылке и, что есть силы, дергает за них. В ответ наматываю ее волосы на собственный кулак и тоже дергаю, заставляя ее кричать от боли. Оборванка не остается в стороне, полоснув меня по щеке ногтями, хватает за шею, но задушить не может. Подхватываю ее под задницу, не прекращая целовать несмотря на то, что она кусается в ответ, несу к кровати и швыряю ее туда.

Вытираю с лица кровь и, надеюсь, жутко улыбаюсь, смотря на ее задранное до колен платье.

– Знаешь, я тут подумал, раз уж меня все равно все считают насильником... Из-за тебя! То почему бы мне им на самом деле не стать?! – чувствую ее страх, вижу испуг в глазах и внутри радуюсь. – К тому же спать я теперь могу исключительно с тобой... Так что тебе все равно придется удовлетворять мои потребности, хочется тебе этого или нет.

Хватаю ее за лодыжку и рывком подтягиваю к себе, пока она копается и визжит, пытаясь вырвать ногу. Подтягиваю ее ближе уже за бедра и получаю еще одну пощечину.

– Не трогай меня, чудовище! – кричит она в истерике, что злит меня еще больше. Зажимаю ее руки над головой, прижав к кровати. Вдавливаюсь пахом в ее живот, там уже давно все ноет от желания. Она всхлипывает, громко и судорожно, по щекам бегут слезы, ее страх, боль и ненависть растекаются лавиной.

– Чудовище? А я ли чудовище, моя дорогая жена? Это ведь ты пришла ко мне в комнату, привязала к кровати и трахала снова и снова… – прижимаюсь губами к ее уху, чувствуя, как она каждый раз вздрагивает, когда слова «снова» я сопровождаю поступательными движениями бёдер. – Не скажу, что мне не понравилось, ты была хороша, настолько, что я не против повторить.

– Нет! – судорожно вздыхает она мне в ухо, дергается сильнее, как будто я и правда буду ее насиловать.

– Мне только одно не дает покоя: какого черта, если у нас все было по обоюдному согласию, на моей спине красуется это дрянное тавро насильника?! – рычу я, держа ее за волосы и заставляя смотреть на себя. – Как ты это сделала, как обманула это чертово проклятие?

Смотрю на нее, чувствую ее ужас, вижу ее слезы и ощущаю себя и впрямь чудовищем. Отпускаю ее руки и отхожу на шаг от кровати. Она не спешит двигаться, смотря на меня как мышь на удава, прижимает руки к груди, словно это может защитить ее. Я хотел лишь напугать ее, чтобы она ответила правду на все мои вопросы. Но в какой-то момент мне действительно захотелось сделать с ней что-то настолько ужасное.

– Вот это настоящее насилие, моя дорогая жена, – говорю ей тихо, с угрозой. – А теперь забирай свои вещи и выметайся отсюда! Сделай так, чтобы я больше никогда тебя не видел, иначе мне придется закончить то, что сейчас начал, поняла?