Дьявольский интерфейс - Альфред Бестер

— Хотел бы я узнать детали этой запутанной ситуации! Просто умираю от любопытства. Извините. — Профессор передал мои слова державному папочке. Тот пространно ответил. Ларсен обратился ко мне: — Вождь сказал: несомненно. Он готов одолжить вам денег. Сколько вам нужно?

— Сто тысяч.

У Ларсена челюсть отвисла. Зато папочку сумма нисколько не смутила. Он ответил спокойным кивком, и я полюбил его пуще прежнего. Великий Вождь вышел на минуту из комнаты и вернулся с десятью пачками золотистых банкнот

— в каждой по десять тысяч. Он положил их на столик у изголовья постели, а сам присел на кровать возле меня, ласково заглянул мне в глаза, положил руку мне на голову и что-то тихо пророкотал.

— Вождь говорит, — перевел Ларсен, — что, невзирая на ваш усталый вид, супружеская жизнь с его дочерью, похоже, пошла вам на пользу.

— Скажите ему, пожалуйста, что его дочь стала еще краше, чем прежде.

— Я не стану переводить, мистер Курзон. В резервации не принято восхищаться красотой своей скво.

— Спасибо, профессор Ларсен. Тогда скажите ему, что Натома удивительно работящая.

— Это ему придется по душе.

В этот момент дверь распахнулась, и в викиапе появилась работящая скво собственной персоной — она ворвалась как растревоженная богиня. Впрочем, многие ли богини так элегантны и грациозны, как моя женушка?

Она бросилась ко мне.

— Что такое. Хинь? Что случиться? Ты болеть? Почему на кровать? О, я тебя задушить? Где ты быть? Куда ты направляться? Ты знать, что я приезжать? Как ты узнать? Почему ты молчать?

Когда она отпустила меня и я смог вздохнуть и что-то сказать, я ответил на тысячу ее вопросов встречным вопросом: что она здесь делает?

— Я не мочь не приехать, — сказала Натома. — Я хочу взять в Эри новый запас здравый рассудок. Я видеть мой брат. И я очень бешеный!

Мне до смерти хотелось узнать подробности, но на разговоры времени не оставалось — наступил священный час трапезы. Папочка, профессор, малолетние братья и я сидели за столом, а мамочка и Натома подавали кушанья. Моя несравненная женушка сочла своим долгом вернуться ко всем традициям резервации. На ней был наряд из оленьей шкуры, она скромно потупляла мордашку и исправно краснела, когда малолетние бутузы отпускали шуточки по поводу интимной жизни молодоженов, которые Ларсен решительно отказывался переводить.

После трапезы я сделал ей знак, что приглашаю на вечернюю прогулку, она согласно кивнула, но жестом попросила обождать: ей — вместе с мамочкой

— предстоит перемыть посуду. Когда Натома наконец окончательно освободилась и мы вышли из викиапа, она скромно следовала за мной, отставая на три шага, как и положено по обычаю. Лишь когда нас больше не было видно из викиапа, она кинулась мне на шею и чуть не повалила меня на землю.

— Я любить тебя. О, как я любить тебя! Я любить тебя, даже если ты омерзительный. Ведь ты освободить меня от Эри!

— Ну, ты бы, милая, и без меня вырвалась из плена традиций и обычаев.

— Как? Я никогда не знать, что есть другой мир. Нет, ты эмансипировать меня и теперь я весь твой.

Любопытное явление. Она еще вполне безграмотно говорит на двадцатке, но слово «эмансипация» уже проникло в ее словарь!

— И я весь твой, — сказал я. — Наша любовь и преданность взаимны.

Она привела меня туда, где любила прятаться в детстве — к высоченному ливанскому кедру. Мы залезли повыше и, укрытые его листвой, сидели рядышком, взявшись за руки, не боясь осуждающих взглядом эрийских замшелых консерваторов.

— Кто рассказывать первый? — спросила она.

— Ты.

— Мистер Гилель быть прав. Мой брат найти меня.

— Где он тебя нашел?

— Бокстон.

— Я и не подозревал, что ты там.

— Машины держать нас отдельно. Ты и я.

— Верно. Ну и что произошло между вами? Он пытался развеять твою тревогу?

— Нет. Я бояться Секвойя. Он не просто дурной мальчик. Он есть холодный. Совсем холодный. Нет сердца.

— О-о!

— Он больше не быть мой брат.

— Сейчас — да. Но снова станет твоим любящим братом, когда все это наваждение закончится.

— Он сказать мне, что растереть по стенка весь род человеков, что человеки напрашиваться на беда много, много тысяч лет. Будет смерть и уничтожать. Никакой пощады.

— Боже мой! Нет сомнений в том, что у нега и электронной сети слово с делом не разойдется!

— Он приказать мне идти в Эри, где я быть в безопасности. Сеть не проникать в резервация. И еще несколько мест, куда она не проникать. Сахара, Бразилия и… и… Я забыть, потому что не слушать.

— Почему?

— Я выйти из себя. Я сказать ему… Почему ты смеяться?

— Да просто я знаю, какая ты, когда взбесишься.

— Я сказать ему, что он есть изменник меня, своя семья, свой народ и весь прекрасный мир, который мне показать мой муж.

— О-ля-ля! Ты действительно раскипятилась.

— Я сказать ему, что я не быть больше скво. Мой муж сделать из меня независимый персона, который уметь думать сам, и я будет делать все возможное, чтобы его останавливать и наказывать, даже если нужно ополчать на него все племена и народы Эри. Если мы мочь побивать интернациональный мафия, то мы легко побивать и его подлый друг компутер.

— Молодец, Натомочка, здорово ты ему врезала! А если рассуждать спокойно — племена и народы Эри действительно могут помочь в нашей борьбе?

— Обязательно. Мы жить много поколений без электроника, за ограда, и иметь только самое нужное. Поэтому компутер не мочь обманывать индейцы. Они его презирать. Наши мужчины рваться в бой.

— Неужели их не смущает, что придется выступить против сына великого вождя?

— Они не будет его убивать. Они просто положить его на решетка и медленно жарить, пока он не приходить в разум. Сейчас он очень холодный. Немного горячо ему помогать.

— Ты упомянула в разговоре с ним наше основного изменника — предателя из Команды?

— Нет.

— Ну и как он реагировал на твою вспышку?

— Никак. Он повернуться и уйти, как будто я был часть мебели.

— И куда он направился?

— Натома не знать.

— Обратно к своим криокапсулам?

— Натома не знать. Он уйти, и я вернуться в Эри.

— Правильно. Здесь ты и останешься.

— Нет.

— Почему это «нет»?

— Хочу быть с тобой.

— Натома!

— Эдуард!

Тут мы так повздорили, что в итоге чуть не ссыпались с ветки. Я исступленно перечислял все смертельно опасные подлости, на которые способно чертово электронное братство. Никакого результата. Когда я рассказал, что вигвам сгорел, а от роскошного севрского сервиза остались одни черепки, она и бровью не повела. Натома только еще больше насупилась и выразила еще большую решимость идти до конца. Она так трогательно походила на меня былого — когда я был горяч и в трудных ситуациях поступал по принципу или грудь в орденах, или голова в кустах. Так что я в итоге сдался. Я же говорил, что моя черокская женушка приворожила меня — они, индеанки, это умеют.