Поцелуй шута - Энн Стюарт

Но у шутов нет разума. И у самой Джулианы, кажется, тоже. Что ж, по крайней мере, у нее появилась возможность сбежать прежде, чем она погрузится слишком глубоко в его соблазнительное безумие.

Она сделала попытку сползти с кровати, но он двигался гораздо быстрее. Он рванулся за ней, схватил за руку и прижал Джулиану к себе. Она замерла, упершись рукой ему в грудь и глядя на него долгим, пристальным взглядом.

«Беги», — требовал разум.

«Останься», — шептало сердце.

— Ты сводишь меня с ума, — произнесла она. — Это твой дар, да? Доводить людей до безумия. Если ты не можешь сделать это одним способом, ты делаешь это по-другому. Чего ты хочешь от меня?

Он ничего не сказал, ведь святая Евгелина не позволила ему говорить. Он взял руку Джулианы и прижал ладонью к своей мускулистой голой груди. Провел вниз по плоскому животу, положил на твердую часть своего тела, так сильно пугающую ее.

Она попыталась выдернуть руку, но он оказался много сильнее, чем она думала. Его взгляд не отрывался от ее глаз. Ему не нужны были слова.

«Возьми меня, — говорили его глаза. — Освободи меня. Люби меня».

Сначала ее рука от страха была зажата в кулак, но затем она медленно расслабила пальцы, открыла ладонь и коснулась этой твердой как сталь части его тела.

Страх в ее глазах уступил место удивлению, затем беспокойству.

— Ты болен! — прошептала она. — С тобой что-то не так. Ты это пытался мне сказать? У тебя опухоль, которая мучает тебя?

Он издал какой-то странный звук, и ей показалось, что сейчас он заговорит. Но ни слова не слетало с его губ. Она тоже молча смотрела в его потрясенное лицо…

— Шут, с меня довольно! — прогремел за закрытой дверью голос лорда Хью.

Мгновением позже Джулиану бесцеремонным образом стащили и засунули под кровать как раз в тот миг, когда дверь с шумом распахнулась. Она лежала внизу, скорчившись от страха, когда ноги, обутые в тяжелые сапоги, прошагали к кровати и остановились прямо перед ее носом.

— Ты заговоришь, шут, или же я вырву твой язык, и тогда никто уже не будет удивляться тому, что ты молчишь!

Джулиана едва сдержала крик протеста, но в этот момент Николас громко завозился на кровати, заглушая ее возглас.

Лорд Хью между тем не скрывал своего гнева.

— Фамильная реликвия украдена, и теперь я думаю, что ты не зря притворился немым, шут! Либо ты сам стащил кубок святой Евгелины, Покорительницы драконов, либо ты знаешь, кто это сделал. Я великодушный человек, когда дело касается многих вещей, но только не тогда, когда речь идет о фамильной чести и святых реликвиях. Я буду пытать тебя до тех пор, пока ты не заговоришь!

Этого Джулиана уже не могла вытерпеть. Она решила броситься к ногам своего разъяренного отчима, но в этот миг Николас поспешно спрыгнул с кровати, преградив ей путь. Она замерла, осознав вдруг, как недостойно будет выглядеть ее появление. Ее платье было все еще спущено, и она начала поспешно и неумело поправлять его и завязывать тесемки, пока сэр Хью не вытащил ее на свет божий.

Привести себя в порядок оказалось трудновато.

— Либо ты к полуночи заговоришь, мастер Николас, — зловещим тоном предупредил граф, — либо утром я найду на тебя управу.

Он не хлопнул дверью, когда выходил, но Джулиана поняла, что его уже нет в комнате. Николас нагнулся и помог ей выбраться из-под кровати, при этом на его лице было очень странное выражение, когда он смотрел на нее.

Она все еще пыталась завязать дрожащими пальцами ленточки на своем платье, он отвел в стороны ее руки и завязал их сам, очень терпеливо, как любящий отец.

Она сидела перед ним и смотрела снизу вверх, понимая, что надо встать и идти.

— Я все исправлю, — сказала она после долгого молчания. — Я верну вам ваш голос, и, возможно, я виновата также и в том, что случилось с… той частью вашего тела. Мы должны пойти в мою комнату.

Он приподнял бровь в немом вопросе. Дверь была по-прежнему открыта, коридор пуст, и брата Бэрта нигде не было видно.

— Я спрятала кубок в своей комнате, — пояснила она. — Мы можем оба попросить святую, чтобы она сняла проклятие. Я уверена, святая Евгелина поможет нам. Но только вы должны идти очень-очень тихо.

«Какие глупости я говорю», — подумала Джулиана, поднимаясь на ноги. Ведь у него нет голоса, чтобы шуметь. И бубенчиков на свободной льняной рубахе и на мягких кожаных туфлях тоже нет.

— Я обо всем позабочусь, — сказала она серьезно. — Я обещаю вам. Все будет хорошо.

Но его чуть насмешливая улыбка говорила ей, что это весьма сомнительно.

17

Пожалуй, хорошо, что он выбрал молчание, думал Николас, следуя за Джулианой вдоль по коридору. Иначе он бы сейчас хохотал как безумный. У него было страшное искушение немедленно все ей рассказать, но он сдержал себя. Она приведет его прямо к кубку. Ему остается всего лишь немного подождать.

Он всю жизнь будет вспоминать ее невинное лицо, думал он, ее невинные слова. Хотя она была вдовой, ее знание мужского тела было прискорбно скудным. Ясно, что она никогда не видела и не чувствовала, что происходит с мужчиной в момент возбуждения. Видимо, у старого Виктора Монкрифа не хватило мужской силы справиться со своей невестой-ребенком. Джулиана Монкриф была не бесплодна, а попросту девственна. И, похоже, бедная девочка понятия не имеет, что с ней произошло. Вернее, не произошло.

Он был бы счастлив все ей объяснить, но у него попросту не будет на это времени. Хью Фортэм, кажется, по горло сыт королевским «подарком», и чем скорее Николас отвезет кубок Генриху, тем счастливее будет его король. А счастливый монарх всегда предпочтительнее монарха гневного.

Нет, скорее всего, какой-нибудь другой счастливчик откроет глаза своей юной жене на то, кем на самом деле являлся Виктор Монкриф. А Николасу оставалось лишь надеяться, что его соперник окажется терпелив и искусен в делах любви.

Джулиана вновь надела покрывало на голову, но оно не полностью скрывало ее непокорную золотисто-медовую гриву густых растрепавшихся волос. Она шла впереди, не оглядываясь на Николаса. Теперь, когда она уверила себя, что он страдает какой-то болезнью, она, должно быть, решила, что он больше ей не опасен. Впрочем, она была совершенно права, обвиняя себя в его странном состоянии. Он смертельно устал от постоянного напряжения своего тела в ответ на ее присутствие, но ничего не мог с этим поделать.

Возможно, он все-таки сможет порадовать себя напоследок. Она отдаст ему кубок, он будет чудесным образом исцелен, и тогда он просто опрокинет ее на кровать, поднимет юбки и овладеет ею. Даже действуя быстро, но осторожно, он сможет сделать так, что ей будет хорошо. И тогда он наконец освободится от той власти, которую она, похоже, уже начала над ним брать, и от постоянных мыслей о ней, от которых и впрямь уже начал сходить с ума. В конце концов, все женщины одинаковы под юбками, а ведь только это его и заботит. Хотя бы однажды он заставит ее стонать от удовольствия, подарит ей наслаждение, а затем покинет без сожаления, как всегда.