Преступления страсти. Жажда власти (новеллы) - Елена Арсеньева

Конечно, для Елизаветы это был довод. Очень серьезный довод! Но не это заставило ее в конечном итоге задуматься – и отказаться от своей тайной мечты. Она поверила, что Роберт причастен к убийству Эми. Убийство было совершено ради Елизаветы… вернее, ради власти. И она с ужасом подумала: а вдруг Роберт когда-нибудь захочет избавиться и от нее, чтобы унаследовать трон? Одну жену убил – может убить и вторую…

Спустя несколько часов после беседы с лордом Сесилом Елизавета сообщила ему, что не намерена выходить замуж за Дадли. Сэр Уильям вздохнул с таким облегчением, словно у него гора с плеч свалилась. А Елизавета… Сохранив на лице привычное надменное выражение, могла ли она знать, что в эту минуту приговорила себя к безбрачию навсегда?

А к слову о ее безбрачии. Каких только причин не выдвигали историки тому, что она решила навсегда остаться «virgin queen», королевой-девственницей!

Наиболее распространенная версия – маниакальная страсть Елизаветы к власти, к престолу, нежелание делить их с супругом, стремление сохранить полную политическую самостоятельность. Ведь во всех многочисленных брачных проектах, которые затевались Елизаветой и ее приближенными, обязательным условием договора был отказ мужа от правления. То есть изначально искали не соправителя, а исключительно отца будущего ребенка: Англии был нужен наследник, а не король. Но, между прочим, это непременное условие – отказ мужа от правления – возникло лишь после того, как Елизавета окончательно отказалась выходить за Дадли…

Многие уверены: супруг-«производитель» тоже не был нужен – Елизавета не выходила замуж, потому что опасалась своего бесплодия (ее сестра Мария была бесплодна), и, следовательно, замужество не решило бы проблему наследника. Но испанские послы, чей король невероятно интересовался положением дел в Англии, неоднократно выясняли, подкупая самых разных лиц – медиков, прачек etc., что королева способна к деторождению хотя бы потому, что не страдала нарушением менструального цикла. Историки позднейших времен, уже на рубеже 1920-1930-х годов, когда в Европе происходило повальное увлечение фрейдизмом, утверждали, что Елизавета в самом деле, буквально, была королевой-девственницей, так как некие физиологические особенности ее организма не позволяли ей вступать в близкие отношения с мужчиной. Что это за «физиологические особенности» – неизвестно, но, наверное, именно их подразумевала Мария Стюарт в своем знаменитом «обличительном» письме к Елизавете, где называет ее «не такой, как все женщины», неспособной к браку, потому что «этого никогда не может быть».

Все могло быть, конечно… Но, скорей всего, ее нежелание выйти замуж сначала основывалось на страхе перед Робертом, а потом превратилось в продуманный политический ход. Елизавета любила повторять, что она «замужем за Англией»; и все ее «брачные игры» превратились чуть ли не в основное оружие королевы, чтобы будоражить Европу. Да-да, ни больше ни меньше. Ведь замужество Елизаветы (если бы оно состоялось) способно было нарушить политическое равновесие в Европе и создать совершенно иной расклад сил. Королева этим пользовалась. Не собираясь никому говорить «да», она тем не менее чуть ли не постоянно находилась в состоянии «невесты» то одного, то другого претендента. Возьмем для примера сватовство французского герцога Алансонского, которое длилось аж десять лет (с 1572 по 1582 год). В зависимости от политической ситуации во Франции и Испании Елизавета то приближала, то отдаляла герцога Франсуа, заставляя Екатерину Медичи (регентшу во Франции) и Филиппа II (короля испанского) изрядно поволноваться, ибо брак английской королевы и французского принца изрядно подорвал бы возможность мирного сосуществования между Валуа и Габсбургами.

Однако вероятно, что главное крылось вовсе не в политике, а в непременном желании Елизаветы очаровывать как можно больше мужчин: своих советников и придворных. Что дозволено девице, не дозволено замужней даме! Мужчины, влюбленные в нее, делались покорнее и превращались в более надежных помощников. Впрочем, на сей счет Елизавета особо не обольщалась: любя лесть, она тем не менее знала всему истинную цену; одной «влюбленности» здесь было недостаточно, и в сердцах придворных так же, как у и иностранных принцев, жила надежда на брак или тайную связь с повелительницей. Всячески распаляя желания в умах и сердцах мужчин, Елизавета после разочарования в Дадли ни разу не думала о браке серьезно: «Скорее одинокая нищенка, чем замужняя королева!»

По сути дела, она презирала мужчин. И даже Роберта. Прежде всего Роберта! Невеликой доблестью в ее глазах была его готовность убить ради нее.

А он… В самом начале 1560-х годов, когда его надежды заполучить Елизавету в жены начали стремительно таять, Дадли заключил за ее спиной неблаговидную сделку с Филиппом II: если последний поддержит его брак с королевой, Роберт берет на себя обязательство отстаивать испанские интересы в Англии и править страной именно в соответствии с ними, что сильно напоминало государственную измену. Разумеется, королеве стали известны его дерзкие планы, и Дадли не был наказан лишь потому, что в нем еще нуждались. Однако Елизавета окончательно перестала ему доверять.

Вскоре, в 1562 году, Елизавета заболела оспой. В те времена это почти наверняка означало смерть. Дадли в сопровождении нескольких тысяч вооруженных приспешников подступил ко дворцу, надеясь захватить власть. Но вот… пойми этих женщин! То ли чувства прежние взыграли (а они никогда и не остывали, вернее сказать), то ли Елизавета опасалась возможности гражданской войны, но она вновь доказала всему миру, что для нее нет дороже человека, чем Роберт Дадли. Члены Тайного совета обратились к Елизавете с просьбой назвать преемника. По статусу эту должность должен был занимать ее кузен – герцог Норфолк, а королева, ко всеобщему удивлению, назвала в качестве лорда-протектора… Роберта Дадли. К счастью, Елизавета поборола болезнь, оспа лишь чуть-чуть тронула ее лицо.

И как бы ни упрекали ее в нежелании найти себе мужа лорды и народ, как бы ни твердили, мол, во дворце перегрызлись ее поклонники и их сторонники, плодятся и множатся интриги, народ не понимает свою королеву, которая отказывается делать то, что делают все ее подданные: выходить замуж и рожать детей, – она оставалась непоколебима: virgin queen, и все тут.

Кстати, в народе о Елизавете ходило множество самых разных, зачастую весьма неприятных, слухов. Ее безмужие объяснялось двояко: она либо «распутница», либо с ней «что-то не так». Первая версия в особенности подрывала авторитет королевы у простых людей и порождала активное неуважение и нездоровые фантазии: королеве приписывалось неуемное сластолюбие и множество детей-ублюдков. Второе утверждение тоже было весьма нелестным для престижа короны: самые фантастические слухи о физическом уродстве Елизаветы берут истоки именно оттуда. Наконец, само понятие virgin queen заводило иные горячие головы в слишком уж запредельные дебри. Например, в 1587 году к изумленному лорду Сесилу был доставлен выловленный тайными агентами прямо на лондонских улицах некто… Эммануэль Плантагенет – «сын королевы Елизаветы от непорочного зачатия». Бедного безумца можно было бы пожалеть, если бы возвышенная идея не подпитывалась у него убеждением, что «его власть на небе выше, чем архангела Гавриила» и что посему Эммануэлю Плантагенету положена власть земная.