Великий перелом - Гарри Тeртлдав
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Но были и другие возможности проиграть войну — и без атомных бомб ящеров, которые могут свалиться ему на голову. Вот почему он находился здесь.
— Вроде отпуска, — пробормотал он.
— Мне неприятно говорить вам, но если вы хотите в отпуск, генерал, то вы подписали контракт, неправильно поняв его, — сказал генерал-лейтенант Омар Брэдли.
Улыбка на длинном лошадином лице превращала упрек в шутку: он знал, что Гровс в одиночку делает работу целого взвода.
— Да, сэр, — ответил Гровс. — Знаете, то, что вы мне показали, произвело на меня потрясающее впечатление. Надеюсь, оно покажется ящерам таким же беспощадным, как это кажется нам.
— Вам, мне и всем Соединенным Штатам, — ответил Брэдли. — Если ящеры разгромят эти заводы и захватят Денвер, у нас у всех будет множество неприятностей. Если они подойдут настолько, что смогут открыть по вашим предприятиям артиллерийский огонь, мы огребем еще большие неприятности. Наша работа состоит в том, чтобы не допустить этого, израсходовав как можно меньше жизней. Жители Денвера повидали уже достаточно.
— Да, сэр, — снова сказал Гровс. — Еще в сорок первом году я видел в кинохронике, как женщины, дети и старики шагают из Москвы с лопатами на плечах, чтобы рыть противотанковые рвы и окопы и задержать наступление нацистов. Я никогда не думал, что такое может однажды случиться здесь, в Штатах.
— И я тоже. Никто так не думал, — сказал Брэдли.
Он казался несговорчивым и изнуренным, это впечатление усиливалось миссурийской гнусавой речью и тем, что вместо обычного офицерского личного оружия он имел при себе винтовку М-1. Он был метким стрелком, еще с тех времен, когда ходил на охоту с отцом, и никому не давал забыть об этом. Доходили слухи, что он успешно использовал свою М-1 в первом контрнаступлении против ящеров в конце 1942 года.
— Мы сделали тогда больше, чем Красная Армия, — сказал Брэдли. — Мы не просто месили грязь. Линия Мажино в подметки не годится нашей работе. Эта глубокая защитная зона, примерно такая, как линия Гинденбурга в прошлой войне. — Он снова сделал паузу, на этот раз чтобы откашляться. — Не то чтобы я сам видел линию Гинденбурга, но, черт возьми, я тщательнейшим образом изучил отчеты.
— Да, сэр, — сказал Гровс в третий раз. Он слышал, что Брэдли очень переживает из-за того, что не был «там» во время Первой мировой войны. Он поднялся на парапет и посмотрел вокруг. — Несомненно, ящеры разобьют себе морду, если попрут против этого.
Голос Брэдли прозвучал сурово.
— Не «если», а гораздо хуже — «когда». Мы не сможем остановить их неподалеку от наших укреплений. Ламар потребовалось эвакуировать на следующий день, вы знаете?
— Да, я слышал об этом, — сказал Гровс: холодок прошел по его спине. — Но, глядя на все это, я чувствую себя лучше, чем в момент получения сообщения.
Было сделано все возможное по превращению прерии в настоящую защитную территорию. Окопы и глубокие широкие противотанковые рвы охватывали Денвер к востоку па целые мили. Широкие полосы колючей проволоки могли воспрепятствовать пехоте ящеров, но не броне.
Огневые точки защищали бетонные колпаки. В некоторых из них находились пулеметы, другие предназначались под «базуки».
Вместе с противотанковыми рвами высокие бетонные зубья и крепкие стальные столбы предназначались для того, чтобы направить бронированные силы ящеров в сторону позиций ракетчиков. Если бы танк попытался форсировать препятствия, вместо того чтобы обойти их, он подставил бы более слабую броню на днище противотанковым орудиям, ожидающим именно такого поворота событий. Просторы прерий выглядели невинными, но в действительности были нашпигованы минами; ящерам предстояло заплатить высокую цену за попытку пересечь их.
— Выглядит грандиозно, ничего не скажешь, — заметил Брэдли. — Но я беспокоюсь о трех вещах. Хватит ли у нас людей для этих укреплений, чтобы они стали максимально эффективными? Достаточно ли у нас боеприпасов, чтобы заставить ящеров завопить «караул!», когда они обрушатся на нас со всем, что есть у них? И достаточно ли у нас продовольствия, чтобы содержать наши войска в укреплениях день за днем, неделя за неделей? Единственный ответ, который я могу дать на любой из этих вопросов, — «надеюсь».
— Принимая во внимание, что на любой ваш вопрос — или на все сразу — можно ответить «нет», все-таки это лучше, чем могло бы быть, — сказал Гровс.
— Но все же не слишком хорошо. — Брэдли поскреб подбородок, затем повернулся к Гровсу. — На ваших предприятиях приняты соответствующие предосторожности?
— Да, сэр, — ответил Гровс. Он был уверен, что Брэдли и так все знал. — Как только начались бомбежки Денвера и окрестностей, мы ввели в действие наш план дезинформации. Мы разжигали костры возле наиболее важных зданий и под покровом дымовой завесы закрывали их брезентом, раскрашенным так, что с воздуха они выглядят как руины. До настоящего времени мы не имели прямых попаданий, так что, похоже, наш план себя оправдал.
— Хорошо, — сказал Брэдли. — Он оправдался даже в большей степени. Ваши предприятия — вот то, ради чего мы будем биться до последнего человека, защищая Денвер, и вы это знаете не хуже, чем я. О, мы будем сражаться за него в любом случае — видит бог, мы не хотим, чтобы ящеры распространили свою власть на пространстве Великой равнины, — но здесь, с учетом Металлургической лаборатории, мы не имеем права потерпеть поражение.
— Да, сэр, я понимаю это, — сказал Гровс. — Физики рассказали мне, что в ближайшие две недели мы получим еще одну маленькую игрушку. Хотелось бы отогнать ящеров от Денвера без нее, я думаю, но если дело дойдет до выбора: использовать ее или потерять город, то…
— Я надеялся, что вы мне сообщите что-то вроде этого, генерал, — ответил Брэдли. — Как вы сказали, мы сделаем все, чтобы удержать Денвер, не обращаясь к ядерному оружию, потому что ящеры отыграются на мирном населении Но если дело дойдет до выбора между потерей Денвера и возможностью его сохранения, я знаю, что надо выбрать.
Самолеты ящеров визжали в воздухе. Зенитки били по ним. Время от времени они подбивали истребитель-бомбардировщик, но слишком редко. На их стороне была лишь слепая удача. Бомбы падали на американские укрепления: взрывы терзали Гровсу уши.
— Что бы они там ни разрушили, понадобится порядочно поработать лопатами, чтобы восстановить все снова. — Омар Брэдли выглядел несчастным. — Вряд ли это честно по отношению к бедным трудягам, которые проделали всю эту тяжелую работу, а теперь видят, как плоды их трудов разлетаются дымом.
— Разрушать легче, чем строить, сэр, — ответил Гровс.
«Вот почему легче стать солдатом, чем инженером», — подумал он. Вслух он этого не сказал. Легкая грубость в разговоре с подчиненными может временами подстегнуть их работать лучше. Если же вы рассердили своего начальника, он может понизить вас в самый неподходящий момент.
Гровс поджал губы и мечтательно кивнул. В определенном смысле это тоже было инженерным делом.
* * *Людмила Горбунова держала руку на рукоятке автоматического пистолета системы Токарева.
— Вы используете меня неверно, — сказала она командиру партизанского отряда, упрямому худому поляку, который отзывался на имя Казимир.
Для верности она сказала это сначала по-русски, потом по-немецки и затем на том, что, по ее мнению, было польским языком.
Он смотрел на нее злобно.
— Конечно, нет, — сказал он. — Ты по-прежнему в одежде.
Она выхватила из кобуры пистолет.
— Свинья! — закричала она. — Идиот! Вытащи мозги из штанов и послушай! — Она ударила рукой по лбу. — Боже мой! Если бы ящеры догадались провести вокруг Хрубешова голую проститутку, они заманили бы тебя и каждого из твоих бабников в лес и там прикончили.
Вместо того чтобы ударить ее, он сказал:
— Ты очень красива, когда сердишься.
Видимо, он позаимствовал эту фразу из плохо переведенного американского фильма. Она едва не пристрелила его на месте. Вот что она получила, оказав услугу «культурному» генералу фон Брокдорф-Алефельдту: банду партизан, у которых не хватило ума очистить от деревьев посадочную полосу и которые не имели ни малейшего представления, как использовать квалифицированного специалиста.
— Товарищ, — сказала она, стараясь воспринимать все как можно проще, — я — пилот. И у меня здесь нет исправного самолета. Если использовать меня в качестве солдата, то я могу сделать меньше, чем в другом качестве. Вы не знаете о каком-нибудь еще самолете, на котором я могла бы летать? Казимир сунул руку под рубашку и почесал живот. Он был волосат, как обезьяна. «И не намного умнее», — подумала Людмила. Она не ожидала ответа и пожалела, что не сдержалась, — но не слишком сильно. Он все-таки ответил:
— Я знаю отряд, который или имеет, или знает, или может добыть какой-то немецкий самолет. Если мы доставим вас к ним, вы сможете на нем летать?