Вспоминалки - Владимир Рыскулов
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Оказалось, ругательства в сирийском диалекте так многочисленны, что нередко образуют длинные синонимические ряды. Часть из них я нашёл в Большом арабско-русском словаре, значит, всё-таки они были не такими крутыми, как наш мат. Ругались вокруг, несмотря на присущую сирийцам вежливость, многие — солдаты, офицеры, таксисты, уличные мальчишки и даже женщины-христианки, одетые в дорогие меха.
В отличие от русского языка, в речи с арабами я не стеснялся прибегать к обсценной лексике. Когда я работал в совместном российско-сирийском предприятии, к его гендиректору часто приходили друзья и знакомые. В разговоре с ними я, хулиганя, употреблял отдельные крепкие слова, чем повергал их в ступор: они никак не ожидали от иностранца такого богатого запаса слов, хотя сами тоже начинали изучение русского языка с мата. Однажды ко мне подошла жена руководителя фирмы и зачем-то попросила меня научить её нескольким арабским ругательствам. Я написал ей печатными буквами одно, но самое длинное и забористое. В тот же день она зачитала его по бумажке своему мужу. Говорили, что он дико покраснел и тоже впал в ступор. Через несколько дней, проходя мимо, он мне строго сказал по-русски:
— Не надо учить девушек ругаться.
Больше я этого не делал. Впрочем, он хорошо относился ко мне (сам он раньше служил в сирийском спецназе) и, когда я увольнялся, чтобы перейти на работу в первый свой банк, он сказал мне тоже по-русски:
— Если тебе там не понравится, возвращайся назад.
Но я не вернулся: меня затянула работа в банках и турфирмах. На этом закончилась моя карьера переводчика арабского языка.
Как я нарушал ст. 153 УК РСФСР
О том, чтобы заниматься репетиторством, я даже не задумывался. У меня и так уже были заняты три вечера — по вторникам и четвергам я ходил на каратэ, а в среду вёл занятия на Высших курсах иностранных языков (ВКИЯ) при Госкомитете по внешнеэкономическим связям (ещё два урока на них я проводил по утрам). Неожиданно одна симпатичная девушка, с которой я учился на 10-месячных курсах в Институте повышения квалификации «Интуриста» (впоследствии я ей тоже помог, связав с моим учеником на курсах, который занимался загранкомандировками), сказала, что одна её знакомая хочет изучать арабский язык. С последней мы встретились в метро и стали договариваться о цене.
— За 45 минут английского берут 5 рублей, — сказал я. — За арабский должно быть больше.
— Хорошо, — согласилась она, — пусть будет 7.50, тогда за полтора часа выйдет 15 рублей.
Здание, в котором она работала, располагалось недалеко от «Интуриста». Я приходил к ней в 18:15, заглядывал в комнату, где она сидела, и мы шли заниматься в их библиотеку. Судя по словарям, которые лежали на столе, их учреждение имело отношение к нефтяной промышленности. Арабским она решила заниматься, потому что её оформляли в загранкомандировку в Ирак. Училась она охотно и с усердием. Все мои записи, сделанные ужасным почерком (по-арабски я пишу понятнее, чем по по-русски), она аккуратно переписывала в другую тетрадь и тщательно заучивала. Однажды она напросилась ко мне на занятия ВКИЯ, посидела с нами и сказала, что мне следует построже спрашивать с моих учеников. Один из них, капитан, тут же подвёз её на своих «Жигулях» до метро (девушка она была привлекательная и даже сквозь стёкла очков, которые она не снимала, было видно, что у неё красивые глаза).
Спустя какое-то время она уехала в Ирак и прислала мне открытку. Жена была недовольна этим (я, несмотря на то, что мы занимались всё время одни да ещё после работы, не допускал даже намеков на какие-либо отношения, выходящие за рамки деловых), поэтому я не ответил. Спустя несколько месяцев я получил вторую открытку и поступил так же. На этом наша односторонняя переписка прекратилась.
Тогда в «Интуристе» моя зарплата уже составляла не 144 рубля в месяц, как в начале, а 156. На ВКИЯ мне платили 75, с этой ученицей у меня выходило за четыре урока 60. Таким образом, получалось чистыми деньгами около 250 рублей в месяц. О том, что я тружусь сразу на трёх работах, я однажды обмолвился нашему сенсею.
— И всё в яму, — заметил он, улыбаясь.
Затем ко мне обратился пожилой швейцар в гостинице «Космос», у которого дочь была замужем за египтянином. Он выдержал всего несколько занятий, а потом сказал:
— Вы всё правильно преподаёте, но в моём возрасте учить арабский тяжело.
Короткие юбки
В начальной школе мы ещё застали дубовые, единые со скамьями парты с откидными крышками и вырезками под ручки и чернильницы. Во 2-ом классе их установили прямо в рекреации спального корпуса, потому что в школьном шёл ремонт. Раньше они стояли отдельно, а теперь их соединили переходом, хотя мы всё равно, чтобы срезать угол между двумя зданиями, съёжившись от холода, перебегали зимой из одного корпуса в другой по улице. Вскоре парты заменили столами, а вместо держателей пера и пёрышек появились сначала самописки, которые частенько подтекали, оставляя на указательном пальце чернильное пятно, а потом удобные шариковые ручки.
Форму мальчики носили серого цвета (позже её сменили на более симпатичную, тёмно-синюю, но мы это время уже не застали), а девочки — чёрную с белым фартуком на праздники и коричневым — в будни. К ней подшивались, как в армии, белые подворотнички. К субботе, когда после уроков мы разъезжались по домам, они представляли собой жалкое зрелище. Пионерские галстуки, а потом и комсомольские значки носили только на форменных пиджаках и фартуках. «Домашняя» одежда, которую тоже выдавали в интернате, была немного разнообразнее, например, зелёные вельветовые костюмы со слегка расклешёнными брюками были вполне хороши. Ученики из семей побогаче носили даже что-то модное, и мы молча завидовали им. В старших классах девочки начали носить очень короткие юбки, что было красиво, но заставляло некоторых, самых любознательных мальчиков постоянно дежурить на лестнице, чтобы увидеть нечто большее, чем просто голые ноги. Брюки в то время девочки надевали редко. Что касается обуви, то ребята ходили в полуботинках и сандалиях, а кеды оставляли для
