Сад смерти - Маргит Сандему

«Они верят в это, — в шоке подумал Даниэль. — Они абсолютно верят в это, а я, который был на этом скалистом острове и все видел, я совсем не верю? Или все же верю?»

Кто-то заговорил с ним.

— Хуже всего, что мы по-прежнему не знаем, где Тенгель Злой спрятал этот сосуд, — сказал Ульвхедин. — Там была Суль, но у нас нет ее рассказа. Там был Колгрим, но он сразу же после этого умер. И я там был, но был настолько одурманен этим проклятым наркотиком, который принял, что ничего не помню. Как будто все заколдовано.

— Не думаю, что мы, обычные люди, сможем что-то сделать, — сказала Элиса. — Мы ничего не заметим, даже если кувшин будет у нас под ногами.

— Нет, конечно, нет, — сказал Даниэль. — Это должен быть проклятый, но лучше всего — избранный. И мне жаль того избранного, который начнет борьбу!

Драгоценную бутылку поместили вместе с другими сокровищами Людей Льда, которые охраняли теперь еще более бережно. Потому что однажды на свет появится тот, кто сможет завершить начатое Широй…

В пору скромного цветения тундры Шира вернулась в Нор. Вместе с Даниэлем. И нагруженная подарками и драгоценностями от всех из рода Людей Льда. И больше всего — от своего отца! Неудивительно, что их корабль так основательно погрузился в воду!

Ировар встретил их очень тепло, а Шире так много надо было ему рассказать! Даниэль заметил, что сейчас путешествовать из страны в страну стало гораздо легче, тогда Ировар посерьезнел и проговорил:

— Мы знаем. Жизнь здесь стала гораздо более активной.

— Вот как? — удивился Даниэль.

— Да, хотя наш народ, к счастью, в основном живет спокойно. А таран-гайцы…

— Что с ними? — воскликнула Шира.

Они обратили внимание на то, как она испугалась.

— Сюда пришли люди царя, — вздохнул Ировар. — Они прослышали про воинственный народ, живущий в горах Таран-гая, про то, что там живут язычники. Про духов и богов. Люди царя напали на этот народ. Сейчас таран-гайцев осталось не так много, но они хорошо защищались. Сармик и оба его сына пали в бою.

— О, нет, — сказал Даниэль, глубоко удрученный. Шира сидела молча, даже губы ее побелели.

— Там, наверху, остались лишь несколько стариков и старух. Они приняли веру русских, поэтому их оставили в живых. Все остальные погибли. Таран-гайцы — вымирающий род.

«Потомки Тангиля», — подумал Даниэль и сказал:

— Но ведь в твоем сыне Нгуте тоже течет их кровь?

— У Нгута нет детей, — с сожалением ответил Ировар.

— То есть, осталась только Шира…

Лицо ее скривилось.

— Я тоже не могу иметь детей. Потому что я прошла по пещерам.

Ировар помнил слова духов. Он закрыл глаза. Его лицо казалось очень старым. У Даниэля не было слов, чтобы их утешить.

— Целый народ, — прошептал старик. Наконец Шира смогла задать вопрос, который так долго мучил ее.

— Но Map? Он — тоже?..

— Нет, жив, — сказал Ировар. — И он изменился, скажу я вам.

Она просияла.

— А он по-прежнему живет в Таран-гае?

— Нет, он не мог там жить, потому что тогда люди царя сразу бы схватили его. Он пришел весной и попросил, чтобы его приняли в наше племя. Кажется, он чего-то ждет, потому что такой красивой яранги я никогда еще не видел!

— И вы взяли его к себе? — спросил Даниэль.

— Это было сложно, ведь его многие боятся. Внешне он не особенно изменился, но по сути своей стал совсем другим человеком! Он часто у меня бывает, помогает, и люди его теперь почти приняли, хотя он и одинок по-прежнему.

Даниэль сидел, погруженный в свои мысли.

— Это значит… — проговорил он. — Это значит, что теперь Люди Льда остались единственными потомками Тенгеля Злого. И больше проклятых в Таран-гае не будет.

— Ты прав. Шира, я вот о чем подумал…

Она сидела, как на иголках.

— Да, дедушка?

— Ты теперь стала такой богатой… И ты не можешь иметь детей… А у нас весной осиротели двое малышей, мальчик и девочка, двух-трех лет. Они сейчас живут в семьях, но те не могут взять их насовсем. Подумай, не могли бы мы?..

— Вполне, — сказала Шира и вскочила. — Пойду спрошу.

И выбежала наружу.

— О Боже, — сказал Ировар. — Кого она должна спросить?

— Думаю, я знаю, — улыбнулся Даниэль. Ировар в замешательстве покачал головой.

— Ты поживешь у нас немного, Даниэль.

— Нет, мне надо домой. Я уже целую вечность ничего не делал дома, а ведь я — единственный ребенок у моей матери.

Единственный ребенок и наследник — и охотничьей сторожки у Мербю, и Гростенсхольма, и Линде-аллее.

Что ему делать с этим?

Шира торопливо поднималась на холм за стойбищем в Норе. Она увидела его силуэт на фоне неба, Map стоял на небольшом холмике перед домом, которого здесь раньше не было. Это был большой и красивый дом… Она узнала его высокую и прямую фигуру, широкие плечи, торчащие уши… Но аура злобы и холода исчезла. Она почти уже поднялась на холм, но, медля, остановилась на полпути. Может быть, он не хочет, чтобы она приходила.

Но тут Map медленными шагами подошел к ней и встал на расстоянии вытянутой руки. Шира испугалась. В последнее свидание он оттолкнул ее грубыми словами и ушел. Так быстро, как только мог. Что она себе вообразила? Он всегда ненавидел ее, а она приходит и… И тут она увидела его вопрошающие глаза. Увидела, что он горюет из-за своего ужасного лица, увидела отчаяние от того, что он такой.

Она виновато улыбнулась.

— Очень рада снова видеть тебя, Map, — произнесла она медленно, запинаясь. — Ты все еще злишься на меня?

Вдруг он упал перед ней на колени, обнял ее за талию, и она почувствовала, как на нее нисходит невероятный, блаженный покой. Шира погладила его черные жесткие волосы.

— Красивый дом ты построил, — сказала она тихо.

— Хочешь жить тут со мной? — пробормотал он, склонив лицо ей на грудь.

Она помедлила, прежде чем ответить.

— Я пришла спросить тебя кое о чем. Дедушка хочет, чтобы я взяла к себе двух малышей-сирот. Я их еще не видела, но поскольку ни ты, ни я не можем иметь детей, то…

Он поднялся на ноги, по-прежнему прижимая ее к себе. Шира никогда не предполагала, что быть в его объятиях так чудесно.

— Я видел их, — сказал он. — Они замечательные, давай возьмем их.

Он робко посмотрел на нее.

— это значит, что ты… переедешь ко мне? Знаешь, я ведь построил этот дом для тебя.

— Я думала о тебе весь год, Map.

— А я — о тебе. Господи, сколько гадостей я тебе наговорил и сделал!

— Это были не мы, — проговорила она. — Теперь мы — люди!

Он притянул ее к себе и поцеловал ее волосы.

— Я так боялся, что ты не вернешься!

— Мне о многом надо рассказать тебе. И у меня так много подарков!

Map улыбнулся. Они никогда не видела его приветливо улыбающимся. Улыбка сделала его лицо почти красивым немного дикой, пугающей красотой. Но Шира больше его не боялась.