Инквизитор и нимфа - Юлия Зонис

Марк был там. Он помнил сухой, пахнущий нефтью ветер с залива, ветер, в котором не осталось ни капли влаги. Беспощадное солнце — в тени температура доходила до сорока пяти градусов по Цельсию — стояло в зените белым шариком. Горизонт затянули желтые пылевые облака. Мертвые растрепанные пальмы набережной, мусорная накипь в волнах. Беспорядочная паутина улиц, где времянки облепили древние панельные здания. Обгоревшие стены, раздетые до поликарбонатного скелета машины, арматура, гарь, гарь…

В эксперименте участвовали две роты десантников в «попрыгунчиках», вооруженные учебными винтовками Казимирова. Задачей был захват небольшого укрепрайона, роты действовали автономно. Снаряжение практически боевое, лишь попадания условные: поражение целей рассчитывал компьютер и посылал сигнал на экзоскелеты бойцов. Убит — полное обездвиживание. Ранен — частичная иммобилизация. На сетчатку солдат проецировалась развернутая картина сражения. В небе шныряли виртуальные бомберы, с тылов жарила артиллерия, то и дело неподалеку вспухали облака иллюзорных разрывов. Зато земля содрогалась вполне реально: экзоскелеты реагировали на сгенерированные компьютером данные о силе взрывной волны и швыряли бойцов мордой в пыль. Сильнее всего Марк сочувствовал засевшим на крышах снайперам. Тех солнышко пропекало основательно, до самых костей. Климатизаторы сервоброни не особенно выручали, а огонь противника, реального и виртуального, прижимал к раскаленному керопласту и мешал часто менять позиции.

Салливану быстро надоело следить за суетой военных. Он отправился на прогулку и, конечно, тут же заблудился. Комм Марк благоразумно забыл на КП — совершенно не хотелось, чтобы армейские орлы обнаружили гражданского коллегу и затащили обратно в душный бункер. Но и навигатор он сейчас вызвать не мог. Так уж получается — хочешь, чтобы тебя потеряли, для начала потеряйся сам.

Один ряд раскуроченных зданий был неотличим от другого. Когда-то нижние этажи занимали продуктовые магазинчики и кафешки. Сейчас разноцветные вывески покрыла копоть, и палитра города свелась к трем краскам: желтой, белой и черной. Черные пятна гари. Желтая пыль. Белое раскаленное солнце. Марк закатал рукава рубашки, расстегнул воротник, но и это не помогло. От жары звенело в ушах. Спину щекотали струйки пота. Тогда викторианец стянул рубашку и накинул на голову. Стало чуть легче.

Марку казалось, что он движется к заливу, но минута проходила за минутой, а лабиринт сожженных домов не изменялся. В конце переулков не мелькала вода. Завидев просвет, Марк поспешил туда и выбрался на разрушенный рынок. В груде мусора рылась кошка. Ее пытались отогнать две тощие вороны. Марк остановился в тени обгоревшего павильона и залюбовался. Жизнь упряма, упрямей ее, пожалуй, лишь смерть. Сзади зашуршало. Марк знал, что ему нечего здесь бояться, что в обломках, скорее всего, роется еще одна кошка или крыса, и все же мускулы невольно напружинились. Оле оказался сообразительнее. Прежде чем хозяин успел оглянуться, тень уже взяла нарушителя спокойствия за горло.

Марк медленно развернулся. У стены замерла девочка или девушка в хиджабе. Из-под черной ткани испуганно блестели глаза. К груди она прижимала разбитый ящик — может быть, собирала дрова. Миротворцы натыкались иногда на группки упрямых местных, даже спустя сорок лет не желавших покинуть развалины. Чем эти люди жили, кроме подачек военных, оставалось непонятным.

Марк шагнул к девочке. Та попыталась вырваться, но «узы», наброшенные теперешним, новым Салливаном, и не такую удержали бы. Марк улыбнулся — нет, это Оле раздвинул его губы в улыбке, это Оле двумя неслышными шагами пересек разделяющее их пространство. Это Оле протянул руку и взялся за край хиджаба… Стоял полдень, время, когда тени уходят, но тень Марка никуда уходить не собиралась. Девочка еще сильнее вжалась в разогретый на солнце пластик. Под пальцами Марка сминалась грубая ткань накидки. И тогда викторианец сделал единственное, что оставалось. Он открылся.

В лицо ударил такой сумасшедший страх, что Оле заскулил и попятился, а Марк одним рывком сорвал «узы» с несостоявшейся добычи. Оскалившись, он прохрипел: «Беги». Девочка вряд ли понимала английский, но отлично поняла выражение, с которым было произнесено слово. Скользнув вдоль стенки, она прыснула в переулок — только босые пятки засверкали. А Марк остался, словно врос в горячий, потрескавшийся асфальт. Он дал ей время скрыться, все время во вселенной и еще каплю.

Когда солнце перевалило наконец за полуденную черту, Марк тронулся с места. По белому, стоящему над западным горизонтом крыш сиянию он уже догадался, что море находится там. За следующим рядом домов обнаружился командный пункт миротворцев Союза. У них тоже проходили учения, где-то на северной окраине города, и Марк шкурой чувствовал идущие оттуда вспышки электромагнитных импульсов. Он переспросил у обалдевшего часового дорогу к набережной. В ту же минуту, когда викторианец скрылся за углом, солдат забыл об их встрече.

Позже, стоя над мусорной пленкой залива и сжимая в карманах все еще сведенные судорогой кулаки, Марк сильно понадеялся, что девочка тоже забыла. Растрепанные пальмы успокаивающе шептали под ветром, но Марк не верил ни их шепоту, ни своей надежде.

Побелевший экран равнодушно подводил итоги учений. В контрольной, первой роте уложили полсостава, еще четверть отделались ранениями разной степени тяжести. Во второй роте десять легкораненных. Первая выполнила задание за шесть часов, вторая управилась за полтора. Марк уже видел эти результаты, но даже сейчас статистика впечатляла. У обеих групп в распоряжении были предварительно полученные разведданные, дроны и тепловизоры. И те, и другие пытались подключиться к коммуникациям противника. Идентичные участки, командующие с одного курса военной академии. Идеально равные условия. За исключением одного: солдатам первой группы имплантировали контрольную ДНК. Солдаты второй несли гены, кодирующие способность к ридингу.

«Доля секунды, — думал Марк. — Враг выцеливает тебя и нажимает на спуск — сколько это длится? Чуть больше, чем вдох и выдох. Вполне достаточно, чтобы прочесть и уйти из зоны поражения. Доля секунды, единственная значимая разница между жизнью и смертью…» Иногда эта мысль пугала его. Иногда завораживала. По тому, пугает или завораживает мысль, можно было отличить, кто хозяйничает у него в голове: Марк или Оле.

Сегодня мысль попахивала азартом. Сдержав смешок, викторианец потянулся и легонько дотронулся до сознания Олафа Митчинсона. Олаф Митчинсон серьезно подумывал о том, чтобы вскочить со скамьи и удрать. Марк, будучи Марком, неслышно сказал бы: «И не вздумай». Марк, будучи Оле, находил ситуацию крайне забавной. Он знал, что представление еще далеко не закончилось.