Тяжкое золото - Александр Михайлович Минченков

каждого тронула до глубины души обида, схватило за живое, отчего и вырвались наружу гнев и непримиримость. Он видел, как его товарищ по партии Слюсаренко, находившийся среди рабочих, участливо общался с рабочими среди толпы.

Возбуждённые рабочие двинулись к своим баракам, взбудораженная толпа гудела. К ней примкнули рабочие других казарм, и настроение сборища переросло во всеобщее и бурное обсуждение и негодование.

Тут среди гомона раздался голос горняка, из толпы ранее выкрикнувшего: «Какие мы тебе товарищи?!» Это и был рабочий Слюсаренко из числа политссыльных. Он попросил всеобщей тишины, а когда толпа чуть затихла, начал говорить:

– Товарищи! Выборных действительно я считаю надо избрать! Но избрать не только для переговоров с властями, но и направить их на другие прииски, рассказать горнякам о происходящих у нас волнениях! Надо довести до людей, что мы всем прииском отказались выйти сегодня на работу и что не выйдем, пока руководство не примет наши требования об улучшении всех сторон нашей жизни! Я думаю, прииски поддержат нас! Мы не одни с нашими бедами, все повсеместно терпят непристойные деяния властей! Мы не рабы! Мы рабочие золотопромышленных промыслов, и мы вправе требовать и иметь достойную жизнь! А потому о выходе всем на работы и речи быть не может!

– Правильно говоришь! Правильно! Одобряем! – словно эхо пронеслось над толпой.

– Давай тебя, Слюсаренко! Ты мужик грамотный!

– Верно! Слюсаренко сослан сюда за рабочее дело, за нас рабочих, и здесь постоять сможет! – одобрительно крикнули из толпы.

– А ещё, мужики, Мимоглядова! – выкрикнул кто-то.

– Верно, давай и его вписывай! Надёжный горняк!

– Зелионко, тоже мужик стоящий!

– Верно, говоришь, его давай!

Стихийный сход андреевских рабочих избрал ещё двух выборных, на том и остановились.

Разъехались выборные по приискам. Останавливаясь кратковременно в посёлках, они излагали людям наболевшие беды, о возникшей забастовке на Андреевском, призывали к поддержке.

Быстро молва разнеслась по промыслам Ближней Тайги.

У горняков прииска Васильевского, охваченных душевным возмущением и нетерпимостью к окружающим порядкам, словно прорвался нарыв, донимавший долгие годы нестерпимой болью. Волна гнева захлестнула всех и в одночасье, отчего с воодушевлением подхватили принятое решение и не пошли в шахты. Все как один не вышли на работы, стали выдвигать свои требования к улучшению быта, труда и отношению со стороны служащих.

К Васильевским рабочим не замедлил примкнуть и Александровский прииск. Уже три прииска прекратили давать компании золото, убытки нарастали, а утихомирить толпы людей пока из местного начальства никому не удавалось. Устрашения не помогали, не верили рабочие и очередным обещаниям.

Теппана переполняла злоба, порой перераставшая в бешенство. Зная, что вся ответственность за случившееся ляжет на его голову, он активно стал разъезжать по приискам. Надо было срочно что-то предпринять, урезонить нарастающий бунт.

Вернёмся же с читателем на прииск Феодосиевский.

Политссыльные своим кругом собрались и обсуждали слухи, долетевшие до них с близлежащих приисков. Были среди большевиков и двое беспартийных – это Фёдор Угрюмов и Силантий Трунов. О подробностях произошедшего конфликта на Андреевском и других приисках никто ничего толком не знал, а слухи от проезжих людей были разные и противоречивые, приисковые служащие же не желали делиться новостями. Поверхностно известно было лишь то, что горняки некоторых приисков их дистанции поднялись дружно против бесправия, вплоть до отказа выхода на работы. Вот в это самое время и появился здесь выборный Слюсаренко.

– Ну-ка, ну-ка, расскажи, расскажи нам, чего вы там, андреевские, сотворили, ажно часть приисков на дыбы повставали? – накинулись собравшиеся, чтобы поскорее прояснить ситуацию из первых уст своего товарища.

Слюсаренко подробно рассказал из-за чего начался на прииске конфликт, как рабочие встречались сначала с приисковым инженером Цинбергом, а потом с самим Теппаном, о чём говорили рабочие и что отвечали власти, как шли коллективные обсуждения случившегося, как избирали выборных. Когда Слюсаренко закончил свой рассказ, все с какую-то минуту молчали, осмысливали услышанное.

– Я думаю, время настало такое, от которого отступать не следовало б, недовольства горняков перерастают во всеобщую забастовку, – прервал заминку Черепахин. – Это вам не местная неурядица с властями, это уже массовое выступление, три прииска остановились! Представить надо, каково сейчас Теппану, коль земля под ногами всколыхнулась.

– Такую волну нетерпимости горе людское подняло, оттого все и всколыхнулись разом. Если в зародыше власти бунт подавят, то многим рабочим голов не снести, а уж потом тяжело нам всем будет подняться, – ответил Слюсаренко.

– Никак нельзя допустить подавление, мужики! – встрял Угрюмов. – Это уж никак нельзя!

– Надо бы завтра собрать рабочий митинг и поднять своих горняков в поддержку приисков. Да с нашими товарищами – Баташевым и Лебедевым на прииске Надеждинском и Александровском повстречаться. Теперь нам есть что коллективно обсудить, дела разворачиваются, товарищи, весьма серьёзные и очень ответственные для нас, – высказался Черепахин.

– Обязательно, Григорий. Откладывать с митингом не будем. Сегодня же вечером сами и оповестим казармы, чтоб на работы завтра не выходили, всем прибыть на сходку. Всех нужно собрать у приисковой конторы, пусть знают власти: народ их не боится, – предложил Угрюмов.

– Правильно! – подхватил Слюсаренко. – Мы на прииске Андреевском так и поступили, – и тут Слюсаренко обратился к Угрюмову: – А вы от кого будете?

– Это наш рабочий актив, с такими мужиками не только забастовки, революцию можно делать! – ответил за Угрюмова Черепахин.

Слюсаренко уважительно посмотрел на Фёдора. Ему сразу понравился такой волевой с виду мужик, понимающий и сочувствующий большевикам и рабочему классу. «С такими горы можно свернуть», – отметил для себя Слюсаренко.

– Хорошо, митинг уж я под свою ответственность и проведу, объясню людям, если что, и вы мне поможете, – объявил Черепахин. – К тому же ещё кое-какие детали придётся крепко обдумать.

– А может активом собраться на Надеждинском и набросать претензии от всех промыслов? А завтра выборных изберём иль делегатов для обсуждения подготовленных требований, – рассудил Слюсаренко.

– Да, товарищи, так будет вернее, не надо горячку гонять, всё обстоятельно должно делаться, поддерживаю, – ответил Черепахин и обратился к Слюсаренко: – Ты бы остался здесь, не возвращался в Андреевский. Сам видишь, сейчас в самом центре промыслов начнётся свалка с властями уж больно крепкая, и нам, партийцам, надо бы держаться вместе, советуясь и решать все вопросы сподручнее.

– Раз такой размах дело получило, и я здесь нужен, то, конечно, останусь, тем паче работы пока прекращены. К тому же на нашем прииске большевики имеются, один только Зелионко чего стоит, так что есть кому и ситуацию под контролем держать. Да что там большевики, рабочие сами уж прозрели, вряд ли спуску теперь властям дадут, – ответил Слюсаренко и тут же осведомился: – А жить-то мне найдётся где место?

– Давеча