Крестовый поход в лабиринт - Валентина Андреева

Наше появление в палате наделало много шума. Но он исходил не от Ромика, который до последней минуты был уверен, что мы приехали к Галине. Узрев на больничной койке Тамару Владимировну, он вначале замер, а потом, беспомощно оглядываясь по сторонам, затоптался на месте, как стреноженный конь. Первоначально шум произошел от падения капельницы, к счастью, бездействующей. Ее нечаянно повалила Тамара Владимировна, попытавшаяся вскочить с кровати. Это с поврежденными-то ребрами! Ссадины на лице и многочисленные синяки на видимых частях тела не в счет. Я невольно порадовалась за ее самочувствие – женщина явно шла на поправку, хотя вид у нее был… Две соседки по палате завопили дуэтом, да так громко, что я сразу догадалась – они тоже идут на поправку. Третья пациентка, на счастье, отсутствовала. Потом вопил только медперсонал в составе медсестры, нянечки и пожилой врачихи, но, закрыв глаза, можно было вообразить присутствие целого хора. Впрочем, с ним, что называется, тоже «не заржавело». Добавилась очередная порция медперсонала, прибежали два охранника, кроме того, без конца пытались заглянуть любопытные больные. Посыпались предложения выписать из больницы виновных за нарушение режима…

В этой ненормальной обстановке я проявила чудеса ловкости и изворотливости, пытаясь удержать Ромика, намеревавшегося под шумок уменьшить количественный состав присутствующих на одну человеческую единицу – себя, любимого. Кончилось все тем, что Тамара Владимировна категорически отказалась продолжать лечение в стационаре, где возможны такие сцены. Пожилая врачиха столь же категорически возражала против ее выписки, а в результате пригрозила выписать «на завтра» четвертую, ни в чем не повинную пациентку, вернувшуюся с процедуры физиотерапии и не успевшую разобраться в случившемся.

Раскрасневшаяся Наташка, почувствовав себя в большой компании самым здоровым с точки зрения психики человеком, предложила перенести скандал, дипломатично именуемой ею «дискуссией» в кабинет зав. отделения. Спустя час мы вчетвером, вооруженные подробными инструкциями по выхаживанию больной Тамары Владимировны, с набором необходимых лекарственных препаратов осторожно следовали на дачу. Наложенная на ребра сеньоры тугая повязка обеспечивала относительную безболезненность транспортировки.

Хуже всех было Ромику, сидевшему впереди, рядом с Наташкой. Туда его усадили намеренно, по крайней мере, юноша был привязан к креслу ремнем безопасности. Не было уверенности, что, усевшись сзади, он не предпримет попытки выскочить из машины на ходу. Впрочем, Ромик и сам сразу же отказался сесть рядом с Тамарой. Я тешила себя слабой надеждой, что помимо ремня безопасности его удерживало на месте мое загадочное замечание, выданное ему при посадке: «Фанатичная вера в правильность своих выводов может привести тебя к краху. Невозможно будет жить с сознанием, что, упрямо заблуждаясь, вызвал страшные и непоправимые последствия».

Ясно, что Ромик от всей души пытается ненавидеть сеньору де Суарес, но просто не умеет этого делать. Однако в ходе поездки у меня появились серьезные опасения, что науку ненависти он освоит в наикратчайшие сроки, то есть к концу пути. Тамара Владимировна изо всех имеющихся у нее в наличии сил прямо на это нарывалась. Едва упорно молчавший паренек позволял себе расслабиться и обмякнуть, как она выдавливала: «Мальчик мой, бедный мой мальчик…»

«Бедный мальчик» мгновенно скукоживался и вжимался в кресло, Тамара моментально осекалась, я облегченно переводила дух. Все мои призывы к молчанию, доступно изложенные ей на пальцах, женщина со слезами на глазах игнорировала, а применить более радикальные средства, например, слегка ткнуть ее кулаком в бок, я по понятным причинам не могла. Наташка же каждый раз открыто возмущалась: потерявший бабушку мальчик еще не сирота казанская, а если допустить, что он на данный момент и правда «бедный», то бедность не порок.

Не считая этих неприятных моментов, мы благополучно доехали до поворота из леса на нашу садовую поляну. И тут на меня накатило безудержное желание вытряхнуть из сумки Тамары Владимировны, играющей роль разделительной полосы между нами, ее шмотки и напялить эту «разделительную полосу» себе на голову. Цель – скрыть приятные черты моего лица, умытого сегодня целебной водой из скважины, от всевидящего ока, непонятно, каким образом здесь очутившегося Дмитрия Николаевича.

– О как! – ошеломленно выдала Наташка. – Я и не подозревала, что мир может быть настолько тесен. Куда ни сунься, везде Ефимов, – и, свернув немного в сторону, остановилась, вместе со мной и Ромиком напряженно ожидая приближения хорошо знакомой машины, за рулем которой сидел мой муж. Тамара Владимировна мигом воспользовалась ситуацией и, заведя старую песню, в какой-то мере допела ее до конца. Хорошо, что она оказалась короткой: «Мальчик мой, бедный мой Ромочка, все будет хорошо, я тебе обещаю». Ромик перед лицом новой опасности пропустил эти слова мимо ушей.

Димка остановился и вылез из машины. Аккуратно закрыл дверь (не иначе, показательное выступление лично для меня) и неспешно двинулся ко мне. Я старалась на него не смотреть, но мне это плохо удавалось. Взгляд без конца метался от него к остальным и снова к нему, отмечая совсем не главное: то, что выбрала себе красивого мужа. Причем мужественно красивого. А Наташка говорила, что у меня вообще вкус не развит!

Димка нагнулся и поздоровался со всеми оптом. Ответила ему только безмятежно улыбающаяся Тамара Владимировна. Я немного покашляла в кулачок.

– Ну, Ирина Александровна, как говорится, каким ветром?

… Я всегда знала, что ответы экспромтом мне плохо удаются. На сей раз правило дало сбой, ответ удался:

– За колбасой, – пролепетала я. – Помнишь, ты утром лазил за ней под стол? Бабуля жаловалась, что колбаса за неделю пропадет.

Димка был сражен наповал, что явственно читалось на его лице. Он восхищенно угукнул:

– А это, значит… бригада спасателей, – кивнув в сторону Ромика с Наташкой и ответно улыбнувшись слегка ободранной физиономии сеньоры де Суарес, раздумчиво произнес он и внимательно вгляделся в повязку на ее теле. – Уже есть жертвы?

Сеньора де Суарес, поняв, что начались непредвиденные и очень неприятные осложнения, растерялась, болезненно охнула и выдала блестящую тираду на испанском языке. Глазам Дмитрия Николаевича стало тесно в привычном месте. Ничего удивительного. Они увеличились в объеме не меньше, чем в полтора раза. А в следующую минуту открылись по максимуму глаза у всех остальных. Ответная реакция на Димкины теплые слова:

– С возвращением, Светлана Владимировна! Кажется… – Димка приложил палец ко лбу, – ну точно, четыре дня назад мои дамы проводили вас на кремацию, после которой тепло помянули. Я рад, что вы воскресли.

– Он сумасшедший… – вслух попыталась успокоить себя Тамара, но полному успокоению мешало растущее подозрение, что мы с Наташкой с этим чокнутым из одного дурдома.

– Ты тоже приехал за колбасой! – обрадованно завопила Наташка, пытаясь разрядить обстановку. – Бросив всех своих больных!

– Я был вынужден взять отгул, чтобы поехать за лежащим в гараже новым сцеплением, старое на ладан дышит, – отчитался Димка. – Ну что ж, разворачиваюсь. С самого утра знал – пути не будет!

– Ну да, – подарила ему не очень приветливый взгляд Наталья, – как всегда, опять жена тебе дорогу перебежала. Освободи проезд! У нас тут человека машиной сбило. И зовут его сеньора Тамара Владимировна Осипова де Суарес.

Димка разом посерьезнел, отлип от окна и мигом обежал всю «Шкоду» в поисках следов столкновения.

– Ефимов! Да не нашей машиной! Мы только подобрали пострадавшего человека!

3

Я всегда поражалась выдержке свекрови. Она встретила нас так, словно нетерпеливо ждала всю компанию с минуты на минуту. Следовало признать, по мере возможности мы с Димкой старательно осложняли ей жизнь. Привыкнув к положению «сама себе хозяйка», бабуля намеренно осела на даче, чтобы не менять привычный уклад хотя бы пять дней в неделю. Правда, иногда у меня закрадывались сомнения, а не решила ли она по доброте душевной избавить нас от своего присутствия. Исключительно в наших интересах. Но разве истину установишь?

Пока бабуля, лучась гостеприимством, вытаскивала на стол свои разносолы, а Наташка сортировала их по тарелкам, я учила Ромку чистить картошку. Так мне было легче держать его под контролем. Димка, уединившись с Тамарой Владимировной, осуществлял контрольную проверку правильности поставленного ей диагноза. Все мы были похожи на членов одной большой дружной семьи. Позвонивший мне шеф в наши ряды не входил. Услышав громкий голос Дмитрия Николаевича, перечислявшего неприятные симптомы перелома ребер, выдохнул:

– О Господи! Ефимова, неужели рухнул последний бастион защиты окружающей среды от твоего вредного воздействия? Похоже, ты и мужа свела с ума. Надо полагать, на работу не собираешься. Где у нас документы по реконструкции помещения группы учета? Твои мыши съели?