Месть в домино - Песах Амнуэль

— Нет, — признался Фридхолм. Не говорить же о том, что ему и самому пока непонятно, о мысли, которая время от время всплывает, как вершина айсберга, и опять тонет в подсознании. — Но я надеюсь получить какие-то сведения, допросив Бочкарева.

— Боч…

— Это их свидетель. Я хотел бы с ним поговорить лично. Он мне звонил, но разговор прервался, я хотел бы выяснить, чего он хотел.

— Судя по вашему рапорту, он хотел того же, что наши друзья-журналисты, — буркнул комиссар. — Перевести стрелки с собственной особы на это нелепое совпадение. Вы думаете, в его словах что-то есть?

— Я хотел бы разобраться.

— Поговорим после совещания, — решил комиссар. — Лейтенант Сандгрен, пожалуйста.

Сандгрен работал по совсем уж второстепенным деталям — его группа искала пропавший нож в закоулках Национальной оперы. Бессмысленная, по мнению Фридхолма, работа, да и комиссар, похоже, был того же мнения, но поиск все-таки надо было довести до конца, и люди Сандгрена дошли уже не только до подвалов, но даже до канализационных стоков, где мог обитать разве что пресловутый Призрак Оперы, но куда ни одному преступнику в здравом уме не пришло бы в голову прятать нож — слишком опасно: пока доберешься до театральных канализационных стоков, сто раз попадешься на глаза и десять раз окажешься на экранах следящих телекамер.

После Сандгрена должен был докладывать инспектор Свен, работавший с театральными финансовыми документами, и это слушать было совсем уж пустой тратой времени. Но деться было некуда, Фридхолм передвинул свой стул так, чтобы его не мог видеть со своего места комиссар, сложил руки на груди и прикрыл глаза. Так лучше думалось. Если сидеть неподвижно и отбросить остальные мысли, то можно было надеяться, что та, единственная идея, которая играла с ним в кошки-мышки, изволит, наконец…

Не изволила.

С совещания расходились, бурно обсуждая сказанное и приходя к выводам, которые, по мнению Фридхолма, не имели отношения к реальности. Он остался, чтобы переговорить с комиссаром, хотя, конечно, не надеялся на его поддержку, тем более, что и сам не мог убедительно объяснить, для чего ему нужен русский ученый, и почему его так заинтересовала информация из Интернета. Для физики это, возможно, очень важно, даже для истории, как ни странно. Но при чем здесь криминалистика?

— Ну? — сказал комиссар, когда за последним из участников совещания закрылась дверь. — Садитесь ближе, майор, и объясните, в чем состоит ваша версия. Я же вижу, что у вас есть что-то, о чем в присутствии коллег вы говорить не захотели.

— Пожалуй, — протянул Фридхолм, — я не назвал бы это версией.

— Интуиция? — понимающе кивнул Ресмарк. — Знакомое ощущение, что-то вертится в голове, такое простое, очевидное, кажется, вот-вот схватишь, а не получается. И думаешь: сделаю то-то, и мысль проявится… Да?

— Примерно, — вздохнул Фридхолм. — Я уверен в том, что эти два убийства связаны.

— Альмер и Бристон ничего не нашли, — напомнил комиссар.

— Я знаю, — с несчастным видом согласился Фридхолм, — но они действовали по официальным каналам. База данных Интерпола, файлы полицейского управления в Бостоне, то, что коллеги изволили выдать…

— Вы видели эти файлы? — перебил комиссар.

— Конечно, я их внимательно изучил. И еще меньше стал понимать, чего от меня хотел русский физик. Почему-то его звонок меня очень интересует.

— Так позвоните ему сами, какие проблемы? Данные о нем наверняка есть в тех файлах, что представили американские коллеги.

— Есть, — сказал Фридхолм, — но… Не скажет он по телефону того, что сказал бы в разговоре с глазу на глаз. Уверен в этом. А Стадлер… так зовут американского инспектора… ничего не добьется, с ним Бочкарев говорить не желает, иначе давно бы раскололся.

— Понятно, — протянул Ресмарк, перебирая на столе бумаги и выбрасывая каждую вторую в корзину. — Хорошо, — принял он решение, — двух суток вам хватит?

— Включая перелеты? — уточнил Фридхолм.

— Включая перелеты.

— Хватит, — кивнул Фридхолм, понимая, что скажи он что-нибудь другое, и поездка вовсе не состоится.

— Я прикажу подготовить документы, — комиссар потянулся к телефонной трубке. — Могут быть проблемы с визой, вы узнайте пока, когда ближайший рейс.

— Спасибо, господин комиссар, — поблагодарил Фридхолм, вставая.

Номер 7 (25). Сцена и дуэт

Я дозвонился довольно быстро, но майора Фридхолма не оказалось на месте, сообщить номер его мобильного телефонистка не пожелала, а соединить не смогла, было занято. Мне было предложено поговорить с лейтенантом, фамилию которого я не расслышал, если у меня есть что сообщить по делу об убийстве в Национальной опере.

— Спасибо, — сказал я, — если позволите, позвоню позже.

Тома плескалась в ванной, я слышал, как шум душа то затихал, то становился сильнее. Свой лэптоп Тома держала на полке в платяном шкафу, будто не нашла более приличного места — наверно, и не нашла, компьютер был для нее игрушкой, иногда источником информации, почту я проверял для нее сам, и если было что-то, на мой взгляд, важное, то немедленно сообщал, а об остальном рассказывал коротко, а то и вовсе не говорил ничего — на ее адрес приходило много всякой ерунды, спама, писем от поклонников и недоброжелателей, Интернет порой способен не только помочь, но и настроение испортить на много дней. Получив какое-нибудь, как мне казалось, довольно нейтральное послание, Тома съеживалась, будто ее ударили, и какие мысли в это время носились в ее голове, я не мог себе представить. В конце концов — это было еще в прошлом ноябре, — почту ее я взял на себя, кроме, конечно, той, что, хотя и поступала на имя Томы, но предназначалась для ее импресарио Хокинга, сейчас в Бостоне отсутствовавшего, чему я, честно говоря, был только рад, поскольку мог вообразить, как этот маленький человечек метался бы по комнатам, рвал на себе последние волосы и кричал, что эта история ужасно повредит Томиной карьере, поскольку театры начнут снижать ставки ее гонораров. На самом деле, по-моему, все было с точностью до наоборот, но Хокинг умел, пользуясь своей паникой и вечными страхами, добиваться более высоких гонораров — не таких, конечно, как у Георгиу или Нетребко, но для певицы класса Томы вполне приличных.

В почте оказалось тридцать четыре письма, я просмотрел заголовки, все от поклонников, ничего интересного, и перешел к поисковой системе. Мне нужно было… собственно, я не знал толком, что именно мне было нужно. Я не был уверен, что даже косвенная информация содержалась в сети и была доступна по введенным мной ключевым словам.