Сказка для взрослых - Эдуард Юрченко

– А это плохо или хорошо? – поинтересовался медведь.

– Это как посмотреть… – уклончиво ответил шакал.

– А как на это можно смотреть? – не унимался косолапый.

– Для меня – хорошо, так как благодаря этим качествам я всегда одерживаю победу, хоть в честном бою и не боец вовсе. Для моих врагов это явно плохо, опять же, благодаря перечисленным качествам, так как просто победы для меня маловато будет, я люблю своих врагов уничтожать полностью. А еще я очень злопамятный…

– А какое зло вам сделал старый кабан?

– Да в общем-то, никакого зла он мне не сделал, просто если уж я кому-то зло задумал сделать, то не забуду об этом ни при каких обстоятельствах, потому как я злой, и память у меня хорошая. Короче говоря, будете меня слушать – станете как я, а станете как я – все у вас хорошо будет, по крайней мере, в вашей звериной жизни…

– А потом?

– А потом – никто не знает, что будет потом, – философски ответил шакал.

– А я слышал от травоядных, что мы после звериной жизни на самом деле не издыхаем… – сказал медведь.

– Слышал – и забудь, – резко обрезал обсуждения шакал. – Сам не думай и другим этой ерунды не рассказывай…

– Почему? – не унимался косолапый. – Вы же сказали, что не знаете, что потом будет. Я так думаю, если нам это неизвестно, то почему не попытаться самим найти ответ?

– Послушай меня очень внимательно, следопыт ты наш неугомонный: сказано – забудь, значит – забудь, и не задавай глупых вопросов. Понял?

– Да понял я, понял, – расстроился косолапый.

– Ну вот и хватит об этом, – подвел итог старый шакал, затем, что-то подумав, отвернулся от сладкой парочки и побрел по своим шакальим делам, даже не попрощавшись с приглашенными.

XXIII

Котяру мутило еще неделю: голова болела, лапы подкашивались, а еда не лезла в глотку. Кабаны не отходили от больного, приносили ему съестное и пытались развлекать разговорами. Когда больного стало отпускать, он начал, сам того не осознавая, принимать участие в обсуждениях каких-то очень назревших в лесном обществе проблем, спорить с собеседниками да поучать уму разуму молодых зверенышей, которые полюбили слушать байки кабанов и умозаключения лохматого.

Котяра вдруг ощутил себя, что называется, в своей тарелке. Ему было интересно общаться с кабанами, льстило неподдельное восхищение его гением со стороны окружающих и внимание подрастающего поколения. Кот находил время для всех: с одними спорил, с другими валялся, а третьим придумывал всяческие логические ребусы. Однако же, пока авторитет кота рос, как на дрожжах, кабан-смутьян, инструктируемый шакалом, не покладая клыков сеял вражду в стане сородичей…

С к а з о ч н и к: Прочитал недавно интересную книженцию о человеческой революции 1917 года. Так вот: на самом деле она свершилась не из-за того, что в стране вдруг почему-то сложилась революционная ситуация (помните? Это там, где низы не хотят, а верхи не могут…), а потому как эту самую революционную ситуацию создали специально засланные провокаторы, типа нашего смутьяна, которые ходили и жужжали народу в уши о беспределе монарха. И если в нашей сказке муть, придуманную шакалом, реализовывал кабан, то есть – представитель большей части зверья, населяющего лес, то в те времена вообще все шакалы замутили… В смысле… Я хотел сказать, что и придумывали, и мутили те, кого в стране было меньшинство, а вовсе не коренное население… К чему это я?.. Начал путать – где я сказочник, а где голос за кадром… Просто тут в лесу сейчас такой бардак образовался, что с разбегу и не понять – кто у нас бегемоту шакалом приходится…

Старый кабан на какое-то время отпустил ситуацию: не собирал стадо в кучу, не организовывал потасовки с легавыми псами, не упивался медом с товарищами, в общем – не делал всего того, что обычно делал. Даже самые преданные его бойцы стали нет-нет да и заглядывать на попойки, устраиваемые смутьяном. Дальше срабатывал рефлекс – упитые вусмерть особи уже особо не соображали, но при этом видели в бесхребетных и гниловатых соседях, лакающих дармовой медок, самых близких себе зверей, а возможность покричать хором и покуражиться с кикиморами со временем заставляла преданно заглядывать в пасть благодетелю – смутьяну. Кричалки же, произносимые исключительно под действием меда, потихоньку записывались на подкорку так, что даже самые убежденные и стойкие бойцы кабаньего войска начинали с недоверием взирать на собственного предводителя. К этому времени уже весь лес галдел об образовавшейся дружбе кота со старым кабаном. Следует заметить, что дружба эта, задуманная мяукающим, как часть хитрой игры, переросла в настоящую. Предводитель чувствовал себя помолодевшим лет эдак на пять (в зверином мире это достаточно большой промежуток времени), ну а котяра с его другом, думаю, лет на шесть, не меньше… Компания потихоньку становилась очень известной среди зверья и даже приобрела имя нарицательное, особенно – когда к ней все чаще приставал молодой шакаленок. В лесу теперь так и говорили: «два кабана, шакал и котяра».

С к а з о ч н и к: Прямо как три поляка, грузин и собака. Только собаки в нашем случае-то и не было… Шутка.

Наконец-то, когда котяра полностью поправился, аксакалы, то есть – старый кабан, котячий друзяка и собственно кот, вспомнили о цели их поисков:

– Вачета, как говорит бельчонок, – начал котячий друзяка, – мы собирались помочь зверью чужелесному Льва найти…

– Так мы и не отказываемся осуществить задуманное, – вставил предводитель. – Можно и продолжить. Тем более что за это время не только весь лес поверил в нашу с котом дружбу, но и дружба между нами таки образовалась. Думаю, у старого шакала вряд ли петерь возникнут сомнения.

– И чего петерь? – перекривил и бельчонка, и предводителя котячий друзяка.

– А петерь, – ответил старый кабан, – кто все это замутил – пускай дальше и продумывает.

– Он уже давно все продумал, – сказал о себе в третьем лице полосатый.

– И че?

– И ниче… Петерь будем смуту в лесу поднимать да старого шакала провоцировать… А если честно, то я это мучу уже неделю как: воронье, получив от меня шишки, зверью лесному всю плешь проело о несправедливости подсчета голосов при выборе медведя, и сдается мне, что кознеплет во все это представление таки поверил.

– А с чего это тебе так сдается? – не понял котячий друзяка.

– Да хотя бы с того, что не далее, как вчера я через лгуний довел до ведома кознеплета информацию о готовящемся сборище зверья лесного против выбранного на должность медведя лешего. Местом сборища я обозначил одну из загульных полянок, что возле болота…

– Ну?

– Зверья там всегда немеряно собирается, дабы медком упиться да кикимор пощупать… Одним словом, когда до кознеплета дошла моя сплетня, он бросил туда целую кучу легавых вместе с волками…

– И?

– И разогнал всех к чертовой матери…

– Ну, и что из всего этого следует?

– Да то, что боится он этого очень и очень…

– С чего ты взял?

– Да с того, что сделал он этот разгон сразу после того, как до него дошла сплетня, даже не попытавшись разобраться в ситуации… А о чем это может говорить? А?

– О чем? – не понял котячий друг.

– А говорить это может только об одном: что старый шакал испугался настолько, что был не в состоянии проверить полученную информацию и сразу начал действовать, как только адреналином запахло. И это значит, что боится он этого – просто жуть.

– И что с того?

– Да пока, в сущности, ничего. Но только я еще одну сплетню запустил.

– Опять для шакала?

– Да нет, эта – для зверьков лесных… Каркающие лгуньи поведали развесившим уши, что леший после вступления на медвежье место хочет вообще закрыть все загульные лесные полянки, запретить продавать мед и выгнать из лесу всех кикимор, а зверье свободолюбивое заставить строем ходить да работу работать только за еду. Одним словом, представительницы древнейшей профессии доказали, что за шишки они могут то, что кикиморам даже не снилось в их самых неприличных снах.

– И?

– Слышали бы вы какой там вой поднялся…

– И что дальше?

– А дальше звереныши стали сами между собой договариваться собраться на поляне возле болота да оспорить результаты лесных выборов – уж очень не хочет живность лесная лишиться удовольствий, к которым так привыкла.

– Но это же – бред… – сказал старый кабан. – Да кто вообще в такое поверит?

– Понимаешь ли, клыкастый, – хитро прищурившись, начал кот, – так уж устроено все звериное существо: чем невероятнее вранье – тем охотнее в него верят… Вон, хоть нерпу вспомни – вот мастерица была по этой части, врала и не краснела… А особенно – когда дури нюхнет… Ее так штырило, что она сама начинала верить в придуманное на ходу, и как результат – с пеной у пасти бросалась на окружающих, доказывая то, чего не существует на самом деле…

– Точно, редкий экземпляр: вот и по виду сука, и по сути сука, а по наглости и подлости – ну чистый шакал, – резюмировал котячий друзяка. – А чего мы вообще ее вспомнили?