Месть обреченного - Виталий Гладкий
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– И чем перед вами провинился этот… Шалычев? Надеюсь, это не секрет? – спросил я осторожно.
– Верно, не секрет. И не перед нами, а перед страной и народом.
– Даже так?
Я не удержался и в моем голосе прозвучал сарказм.
– Именно так.
– Он что, продался иностранной разведке? Так ведь в таких случаях, насколько я знаю, ваша "контора" действует по-иному.
Полковник недобро посмотрел на меня своим змеиным взглядом.
– Не слишком ли ты любопытен? Или тебе каждый раз, когда ты шел на ликвидацию, предоставляли досье на "клиента", если говорить на вашем жаргоне?
– Случалось и такое. Дело в том, что убийство губернатора – случай в моей практике исключительный.
– Ладно, расскажу. Этот человек украл – между прочим, у нас с тобой! – по меньшей мере миллиард долларов.
– Не он первый, не он последний… – Да! К сожалению. Но ответь – кто-нибудь из таких наказан? Ответь! – Насколько мне известно – нет.
– Увы. Даже наоборот – эти мерзавцы теперь уважаемые люди, посты высокие в стране занимают. Им кажется, что за деньги можно купить все. Не так ли?
– Так.
– Но кому-то же нужно убедить их в обратном. Хватит с ними миндальничать и делать вид, что ничего не происходит.
– Да вы, я вижу, большой патриот…
(Дурак ты, Ерш! Захлопни свою пасть. С кем пытаешься пикироваться?)
– Да, патриот! И не скрываю этого, как некоторые! Я уже не говорю о том, что Шалычев возглавляет мафиозный клан и на его совести не менее шести заказных убийств. Достаточно для приговора?
– Вот пусть суд это и решает.
(Господи, что я несу!? Какой суд? И где найти справедливый суд для таких, как Шалычев?)
– Не прикидывайся наивным, парень! Впору сказать – а судьи кто?
– Про то ладно, но почему именно я? – И это нужно тебе объяснять? Я считал, что ты умней… – И все-таки…
– Да потому, что ты не существуешь. Нету тебя – и все тут. Случись оплошность – тьху, тьху! – след обрывается сразу. Понятно?
Еще как понятно…
Своих они конечно же послать не могут. В службе безопасности тоже не ослы работают, по ниточке до клубочка доберутся, не успеешь и ахнуть.
А спецы в армейской системе все наперечет.
Похоже, я для них самый удобный вариант. Никто, ничто и звать никак. И даже если я расколюсь – кто поверит моим басням?
А именно так и прозвучит история моих несчастий, ведь концы давно спрятаны в воду. Уж о чем, о чем, а об этом полковник позаботился, сомнений нет. – Скажите…
Я немного помедлил, пытаясь правильно сформулировать неприятно поразившую меня мысль.
– Скажите… все эти отстрелы главарей мафии и прочая – ваша личная инициатива или государственная политика? – Никто… никто из моих подчиненных еще ни разу не осмелился задать такой вопрос…
Полковник от ярости побледнел до синевы. Он не говорил, а шипел, как потревоженная змея. – Их можно понять – им пока не надоело жить…
Я завелся и лез на рожон.
Лез, понимал, что это глупо, что мне так нельзя, – и ничего не мог с собой поделать.
– Я – другое дело. Как только что вы изволили выразиться, меня нет, я фантом, призрак. Потому и спросил. Все-таки интересно знать, за что буду сражаться: за весьма перспективную и, главное, понятную идею или вольюсь в ряды опричников, которым не важно, кому рубить головы, лишь бы государь так велел и чтобы хорошо платили.
– Ладно, – с угрозой сказал полковник, сверля меня холодным немигающим взглядом, – я отвечу. Хотя бы потому, что ничего нет такого тайного, которое бы не стало явным. И если мы сейчас особо не афишируем свою деятельность, то со временем все может измениться, и о нас заговорит весь народ. – Мы? Я скептически ухмыльнулся.
– Да – мы! – повысил голос полковник. – Люди, которым дороги такие понятия, как Родина, честь, совесть. Страной сейчас торгуют оптом и в розницу, люди обнищали до предела, закон и право существуют только на бумаге да в воспаленном сознании некоторых болтунов-демократов, еще недавно с наслаждением хлебавших из коммунистического корыта, армия развалена, офицеры уже не гордость нации, а пьянь-рвань безденежная, голь перекатная. Мыслимо?! И – доколе?!
Если б не серьезность ситуации, я бы рассмеялся.
Ничто не ново на земле, а идеи, которые вынашивал полковник и иже с ним – тем более.
Мне вдруг стало скучно. И, чтобы прервать этот уже ненужный и утративший для меня интерес треп, я резко спросил:
– Где и когда?
Полковник, остановленный на полуслове, несколько опешил, а затем, постепенно остывая, медленно проговорил:
– Когда – мы еще определимся. Наши люди ведут наблюдение…
Так вот почему Волкодав торчал возле стадиона! Похоже, он возглавлял группу наружного наблюдения за губернатором, который почему-то так и не приехал на матч.
– А вот где – вопрос вопросов, – продолжал полковник. – У Шалычева охрана не хуже, чем у президента. Ни на какой козе к нему не подъедешь. На людях он в последнее время почему-то не появляется, нередко даже ночует в своей резиденции – там у него есть спальня, – а если и бывает дома, то только на своей даче, которую охраняют как атомную электростанцию. Притом милицейский спецназ и служба безопасности.
Я смирился с неизбежностью. И успокоился.
Да пошли они!..
– Мне нужны все, подчеркиваю – все материалы на Шалычева, – сказал я с нажимом. – Я имею в виду его передвижения, привычки, квартиры и дачи, связи, данные прослушиваний телефонов и прочее. Постоянный контроль сможете за ним установить?
– Какой угодно – аудио, видео…
– И всегда держите наготове авиатранспортное средство – вдруг Шалычева вызовут в столицу. Ведь он, кажется, депутат?
– Да. А по поводу воздушного транспорта не беспокойся – вертолет в твоем распоряжении круглосуточно. Если понадобится, получишь и самолет.
– Пока все. Разрешите откланяться…
Над лесом собиралась гроза.
Почерневшее небо тяжело придавило верхушки замерших в полной неподвижности деревьев и уже коегде роняло на землю крупные капли дождя. В моей душе тоже клубились грозовые тучи безысходности, готовые в любой миг раскроить сердце щербатым лезвием молнии отчаяния.
Я снова плыл, направляемый чужой злой волей, вопреки всем моим желаниям и устремлениям, по течению.
И где-то впереди, совсем близко, ревели буруны порогов…
Опер
Можно было и не сомневаться – будет именно так. Кто сказал, что у мафии длинные руки? И что вырастают они из денежного дерева?
Не знаю. Но это был мудрый человек и говорил он со знанием дела…
Плешнев погиб. В автомобильной катастрофе. В областном управлении службы безопасности третий день траур.
А то как же – не каждый день хоронят начальника отдела когда-то самой зловещей и таинственной "конторы" в стране.
Погиб он нелепо, случайно – как и все, кого угораздило попасть в автопроисшествие со смертельным исходом.
Плешнев возвращался со своего дачного участка, превысил скорость, не справился с управлением и шандарахнулся о бетонный столб линии электропередач. Совершенно трезвый, при полном уме и здравии.
Вскрытия не было – он сгорел едва не дотла; взорвался бак и две полные запасные канистры в багажнике.
Идеальная, почти киношная смерть.
Как в заграничных боевиках.
Идеальная, если бы не одно "но" – в тот день его должны были арестовать по подозрению в совершении теракта на стадионе. Группа столичных следователей, которая везла ему наручники, уже вылетела из столичного аэропорта.
Маленько покумекав, руководство службы безопасности все же решило похоронить подполковника Плешнева со всеми полагающимися ему по рангу почестями. Ведь пока вина человека по нашим законам не доказана в суде, он не виновен.
Но мне это было не важно. Увы, еще одна ниточка в деле Шалычева оборвалась, как всегда, не вовремя и некстати.
Прямо-таки злой рок…
Мы с Баранкиным сидели в своем кабинете и скучали.
Как и обещал генерал, дело губернатора у меня изъяли. А в расследовании убийства Саши Грузина наступил обычный для таких вариантов коллапс.
Тем более, что последняя наша надежда, Плешнев, тоже приказал долго жить.
– Жена кофе для Палыча достала, – сообщил Баранкин, оторвавшись от кроссворда.
– Отвезем вместе?
Баранкин расцвел в улыбке.
– С удовольствием. Я его не видел уже больше года.
– А он тобой интересуется. Спрашивал, до сих пор ли у тебя ветер в голове гуляет?
– И что ты ответил?
Я ухмыльнулся.
– Сказал, что лучшего напарника мне и не надо.
– Честно?
– Ага. Вот только…
– Что – только?
– Если бы как-то унять твое чрезмерное любопытство… – Иди ты!.. Баранкин обиженно засопел и снова уткнулся в газету с кроссвордом.
Я не стал продолжать треп и задумался.
А пораскинуть мозгами было очень даже нужно.
Саенко стал со мной ниже травы, тише воды. Он уже знал о моем "служебном проступке" с видеозаписью и о том, как я его прикрыл.
