Виргинцы (книга 2) - Уильям Теккерей

— А когда отплывает его корабль, папенька? — спросила дочь.

— Через пять суток он поднимется на борт своего судна.

Этти было слишком хорошо известно, кто будет на борту вместе с ним.

Глава LXVIII,

в которой Гарри отбывает на Запад

Описание прощания и даже сама мысль о нем ранят наши нежные сердца, и посему я умолчу о чувствах, волновавших Гарри Уорингтона, когда он прощался с братом и друзьями. Разве тысячи людей не подвергаются такому же испытанию? Разве не предстояло мистеру Вулфу вскоре поцеловать свою мать, расставаясь с ней (его храбрый отец покинул земную юдоль в то время, как сын стяжал себе славу при Луисбурге), и заключить в прощальные объятия свою возлюбленную? И разве не пришлось бравому адмиралу Холмсу, отплывая на Запад со своей эскадрой — "Грозным", "Нортумберлендом", "Сомерсетом", "Принцем Уильямом", "Трезубцем", "Дианой", "Морским Конем" и "Дублином", на котором развевался его флаг, — проститься с миссис Холмс и дочерьми? И разве адмирал Сондер, последовавший за ним днем позже, был лишен тех же человеческих чувств? И вот, бороздя бурные волны, скрывается из глаз "Принц Уильям" с командой своих веселых матросов, и бедная черноглазая Сьюзен, стоя на берегу, провожает взглядом корабль, превращающийся в точку на фоне закатного неба.

За горизонт уплывает он, на Запад. Над океаном сгущается ночь. Теперь моряки уже далеко, но сердца их еще на родине, и с какой неизбывной нежностью, в молчании, думает каждый из них о тех, кого покинул! И какой хор трогательных молений возносится к отцу нашему небесному в эту прощальную ночь — возносится с океана и с суши, от опустевшего ложа, где, обливаясь слезами, преклонила колена супруга, от очага, где мать сливает воедино с детьми свои молитвы, или с палубы корабля, где моряки вперяют свой взор в усыпанное звездами полуночное небо, в то время как судно рассекает грудью ревущую морскую стихию. Но завтра, как обычно, взойдет солнце, и мы снова приступим к своим каждодневным обязанностям и трудам.

Джордж отправился проводить брата и оставался вместе с ним в Портсмуте, пока эскадра ждала попутного ветра. Он пожал руку мистеру Вулфу, в последний раз взглянул на его бледное лицо и проводил взглядом суда, покидавшие гавань под перезвон колоколов и грохот пушек, паливших с берега. А на следующий день он возвратился домой и снова предался одному из самых всепоглощающих и самых эгоистических занятий, которому почти каждый мужчина, доживший до тридцати лет, уже успевает отдать дань. Он заглядывает в маленькую комнатку, которую раньше занимал Гарри, видит пепел полуистлевших бумаг в камине, и на мгновение его сердце сжимает печаль. Но проходит еще несколько минут, и он уже опять спешит на Дин-стрит и в неровном мерцании очага шепчет что-то на ухо прильнувшей к нему возлюбленной. Она так рада, — о, так безумно рада! что он вернулся. Ей просто даже совестно. Ну, не бесчеловечно ли это — так радоваться, когда бедняжка Этти так грустит? Бедная маленькая Этти! Право же, это очень эгоистично — радоваться, когда она так печальна. Чувствуешь себя такой гадкой, глядя на нее!

— Перестаньте, сэр! Я должна бы почувствовать себя несчастной, и очень, очень дурно с моей стороны, что я этого не чувствую, — говорит Тео, и нам нетрудно понять, как терзается раскаянием ее нежное сердце. Но что значат эти слова: "Перестаньте, сэр!" Кто может ответить на этот вопрос? В комнате, как я уже говорил, царит полумрак, неярко мерцает огонь в камине, он то разгорается, то гаснет, и "перестаньте", без сомнения, вырвалось в ту минуту, когда свет уступал место мраку.

Но вот входят слуги с ужином и свечами. Понемногу собирается вся семья. Беседа становится общей. Конечная цель экспедиции теперь уже известна всем. Войска на борту кораблей достаточно, чтобы разгромить всех французов в Канаде, и под водительством такого командира, как Вулф, вознаградить нас за все ошибки и неудачи предыдущих походов. Правда, командующий и в самом деле выглядел совсем больным, но в этом слабом теле великий дух. Правительство и вся страна возлагают на него огромные надежды. После ужина мистер Ламберт по заведенному обычаю собирает вокруг себя своих домочадцев, к которым теперь уже можно причислить и Джорджа Уорингтона, и, когда он начинает читать молитву за всех плавающих и путешествующих, обе его дочки преклоняют колена. А корабль стремит свой бег все дальше и дальше на Запад, и мысли любящих летят следом за ним, и наступает ночь, и ее сменяет утро.

Проходит еще несколько дней, и снова все заняты своими делами — кто за работой, кто за книгой, а наш прославленный драматург Джордж Уорингтон уже трудится над новой пьесой. После того как трагедия "Карпезан" была показана тридцать, а может быть, и сорок раз, подмостками завладели другие гении.

Кое-кто, возможно, был поражен тем, что город мог проявить подобное непостоянство, что такой шедевр, как эта трагедия, мог так быстро ему прискучить. Эти люди были просто не в состоянии примириться с тем, что на сцене уже лицедействовали актеры, обряженные совсем по-другому, и произносились стихи, написанные другими авторами, но Джордж, будучи скептиком по натуре, отнесся к судьбе своей трагедии вполне философски и со спокойным удовлетворением положил в карман выручку от спектаклей. Он книгопродавца мистера Додели он получил обычное вознаграждение в виде сотни фунтов, от директора театра — две сотни, а то и больше, и такое количество похвал от критиков и от друзей, что тут же уселся писать новую пьесу, уповая, что она будет иметь еще больший успех, чем его первый опыт.

За этими занятиями, перемежающимися другими, еще более восхитительными, пролетали месяц за месяцем. Счастливое время! Счастливые дни юности, когда произнесено первое признание в любви и на него отвечено взаимностью; когда сияющие глаза возлюбленной ежедневно встречают тебя ласковым приветом, а милые губки неустанно поверяют тебе свои нежные тайны; когда прощальные слова "доброй ночи!" сопровождаются взглядом, сулящим сладостное обещание завтрашней встречи; когда сердце так переполнено любовью и счастьем, что готово одарить ими целый мир; когда день заканчивается благодарственной молитвой и занимающаяся заря несет упоительные надежды; когда любое сомнение кажется малодушием, несчастья — немыслимыми, а бедность — лишь приятным испытанием постоянства! Родители Тео, вспоминая дни своей весны, с тихой радостью наблюдали очаровательную пастораль, которую юность разыгрывала перед их глазами. И много лет спустя Джордж Уорингтон в одном из писем, которые он неизменно посылал жене во время отлучек из дома, сообщит, что, проходя мимо старого дома на Дин-стрит, поглядел на окна и подумал: кто-то сейчас сидит в той комнате, где они с Тео были когда-то так счастливы?

А пока что кое-какие выдержки из письма Джорджа брату помогут нам узнать, как протекали эти дни и чем были заняты наши друзья.

"У старого окна напротив Бодфорд-Гарден,

20 августа 1759 года.

Что заставило тебя возвратиться к угрюмым скалам, унылым берегам, палящему летнему зною и зимней стуже своей родины, в то время как ты мог бы с тем же успехом пожинать лавры в Германии? Полк Кингсли вернулся, увешанный ими, как Зеленый Джек в майский праздник. Шесть наших пехотных полков творили чудеса, и наша кавалерия отличилась бы не меньше, если бы лорд Сэквилл дал ей такую возможность. Но когда принц Фердинанд крикнул: "В атаку!" — его милость не расслышал или не сумел перевести иностранные слова на родной язык и не понял, что они означают "вперед!", и потому мы лишь разбили французов, а не уничтожили их всех до единого, что легко могли бы сделать, командуй нами лорд Грэнби или мистер Уорингтон. Милорд возвратился в Лондон и требует, чтобы его судили военным судом. Он очень высоко задирал голову в дни своих успехов, а теперь в беде проявляет такое упорство в своем высокомерии, что это, право, достойно восхищения. Можно подумать, что он прямо-таки завидует бедному мистеру Бингу и расценивает как manque d'egards {Недостаток уважения (франц.).}, что сам он избежал расстрела.

Наш герцог уже получил знак свыше и готовится покинуть эту юдоль величия, побед, падений и разочарований. Его высочество разбил паралич, и pallida mors {Бледная смерть (лат.).} уже заглянула к нему в дверь, как бы говоря: "Я зайду в другой раз". Хоть он и тиран, но свою опалу, надо признать, несет с достоинством, и наш король имел в лице своего сына такого преданного слугу, какого не сыщется ни у одного монарха. Почему мои симпатии всегда на стороне проигравшего? Почему мне всегда хочется восстать против победителя? Я раза два-три посетил палату общин и слышал вашего знаменитого мистера П., — он ведь главный покровитель твоего начальника и первый открыл его заслуги. Высокопарность этого человека мне претит. Очень бы хотелось, чтобы какой-нибудь маленький Давид низверг этого чванливого великана. Речь его донельзя напыщенна, мысли тоже. Мне больше по душе манера Барри, хотя как актер мистер П., конечно, даст ему сто очков вперед.