Том 3. Время реакции и конситуционные монархии. 1815-1847. Часть первая - Эрнест Лависс

Гражданские реформы. Махмуд обнаружил пе меньшую склонность к реформам гражданского порядка. Будучи большим поклонником европейской цивилизации (с которой он был, впрочем, мало знаком), он был намерен ввести ее в своем государстве путем декретов. Он хотел, чтобы турецкие провинции имели хорошие пути сообщения, и издавал соответствующие приказы. Махмуд ввел в Турции новую отрасль администрации — почтовые учреждения. Его реформаторский пыл и настойчивость росли вместе с затруднениями, на которые он наталкивался; деятельно проводя реорганизацию армии, он в то же время учредил военный и гражданский орден Нишани-Ифтикяр; он приказал издавать в Константинополе газету (на французском и турецком языках), оттоманский Монитер. Махмуд вводил западные обычаи, устраивал празднества, балы и концерты по европейскому образцу, ввел паспортную систему, запрещал ношение тюрбана и сам подавал пример, одеваясь по-европейски. К концу своего царствования он основал в приморских портах лазареты и приказал, чтобы суда выдерживали обязательный карантин. Наконец, желая доказать, что Турция хочет выйти из того изолированного положения, которое оказалось для нее столь гибельным, Махмуд учредил постоянные посольства при французском, английском и австрийском дворах.

Новые смуты в Турецкой империи. Но вся эта запоздалая и беспорядочная деятельность, носившая к тому же насильственный характер, не могла удержать Турцию, давно уже вступившую в стадию разложения, от дальнейшего упадка. Махмуд не умел связать свои реформы в единую систему. Не обладая ни достаточным образованием, ни достаточно широким кругозором, он не был в состоянии дать этим реформам надлежащее направление и следить за их применением на практике. Султан умел только приказывать, грозить и наказывать, чем он иногда чересчур злоупотреблял. Махмуд правил как настоящий восточный деспот, совершенно не зная действительности, бывал часто обманут и почти никогда не добивался повиновения. Поэтому-то все его законодательные мероприятия, прекрасно выглядевшие на бумаге, практически почти ни к чему не приводили. Престиж султана вне Турции мало повысился: Европа видела в нем только монарха, побежденного при Адрианополе. Когда в 1830 году Франция рассорилась с алжирским деем, вассалом турецкого султана, то она сама с этим днем и расправилась и захватила город Алжир, нисколько не считаясь с протестами Махмуда. Эти протесты не помешали Франции и в дальнейшем продолжать завоевательную политику.

В самой Турции паши обнаруживали, как и прежде, непослушание и угрожали власти султана. Военные реформы Махмуда вызывали в них враждебное чувство, а некоторые из них открыто этим реформам противодействовали и массами принимали к себе на службу опальных янычар. В 1830 и 1831 годах скутарийский и багдадский паши долго оказывали упорное сопротивление всем войскам султана; в конце концов они покорились, но подчинение это было чисто фиктивным. Вплоть до конца царствования Махмуда смута и бунты не прекращались в Албании, Боснии и Македонии. В Азии султану пришлось долго воевать с курдами, а в Триполи — с арабами. Самый могущественный из турецких вассалов, египетский паша, не побоялся в 1831 году поднять оружие против своего государя. Историю борьбы Мехмеда-Али против Махмуда читатель найдет в другом месте. Укажем только, что султан, не будучи в состоянии защищаться собственными силами и опасаясь приближения египтян к Константинополю, принужден был униженно просить помощи у России и что Николай в награду за оказанную русскими морскими и сухопутными силами помощь добился от султана (8 июля 1833 г.) подписания договора в Ункяр-Искелеси, которым ознаменовалось полное подчинение Турции видам петербургского кабинета. Удовлетворенный своей безграничной властью над султаном, царь, спустя некоторое время, простил ему часть контрибуции, обусловленной Адриа-нопольским трактатом, которую Порта не в состоянии была уплатить, и согласился эвакуировать дунайские княжества (1834). Но Николай оставил в своих руках Силистрию[78] и возвратил эту крепость только в 1836 году за 30 миллионов пиастров, которые султан, без сомнения, никогда не мог бы уплатить без помощи Англии, заинтересованной в этом деле. И уже накануне смерти Махмуда (1 июля 1839 г.) египетский паша, спровоцированный на новую войну, нанес его войскам решительное поражение при Незибе.

Непопулярность Махмуда. Махмуд давно уже был непопулярен, и непопулярность эта, которую никак нельзя было объяснить только его военными и дипломатическими неудачами, за последние годы его царствования еще возросла. Реформаторская политика Махмуда восстановила против него мусульманский мир, предрассудки которого он недостаточно щадил; он как бы даже находил особое удовольствие в том, чтобы без всякой надобности дразнить правоверных мусульман. Верные последователи ислама в своем благочестивом невежестве считали изменой все те уступки, которые султан делал христианской цивилизации. Против него былине только паши и бывшие янычары, но вся турецкая нация и все вообще магометанские народы, государем которых он сделался благодаря перевороту 1808 года. Султан, одевавшийся по-европейски, позволявший своим женам появляться в общественных местах, употреблявший (и не без излишества) вино вопреки запрещению Корана, присутствовавший на банкетах и балах неверных, заимствовавший у христиан их обычаи, нравы и учреждения, — такой султан недостоин был, по мнению недовольных, носить саблю Османа. Вопреки постановлениям святого закона, запрещавшего изображения человеческого лица, Махмуд приказал чеканить монету со своим изображением и повесить свои портреты в казармах. Стали вопить о святотатстве, и султан должен был изъять из обращения монету и убрать портреты.

Находили странным даже то, что к концу своего царствования Махмуд не хотел жить взаперти в серале, как его предшественники, а находил удовольствие в разъездах и посещении некоторых провинций своей империи. Во время этих разъездов султан встречал со стороны народа одни лишь выражения недовольства. Однажды по возвращении из путешествия в Болгарию (1837) он узнал, что некоторые из его советников, принадлежагших к партии «старых турок», воспользовались его отсутствием и составили заговор с целью лишения его власти и даже жизни. В другой раз, когда он проезжал по Галатскому мосту, какой-то дервиш, пользовавшийся славой сеятого, остановил его и крикнул: «Падишах-гяур, неужели ты еще не насытился своими мерзостями? Аллах требует у тебя отчета в твоем нечестии. Ты разрушаешь ислам…» и т. д. Султан приказал казнить дервиша, но после этого ненависть к султану только усилилась.

Протокол 3 февраля 1830 года и Леопольд Саксен-Кобургский. Протокол 22 марта имел характер временной меры, которую греки, за неимением ничего лучшего, приняли с целым рядом оговорок. Но как только турки прекратили военные действия, греки стали настойчиво требовать пересмотра протокола. Впрочем, три подписавшие протокол державы не были солидарны в том, чтобы принудить греков уважать его постановления, и Лондонская конференция не замедлила изменить его в их пользу. Греки требовали полной независимости. Франция и Англия с тем большей охотой были готовы удовлетворить их в этом смысл0, что если бы Греция осталась в вассальных отношениях с Портой, Россия постоянно вмешивалась бы в их дела под предлогом их защиты (как она это делала с Молдавией и Валахией). И греки добились своего. С другой стороны, Россия, желанная насколько возможно ослабить Турцию и приьести в замешательство

Англию (боявшуюся за Ионические острова), хотела, чтобы новое государство на западе простиралось до залива Арта, как на это можно было рассчитывать по смыслу протокола 22 марта. Но Великобритания на это не согласилась. Таким образом, протоколом от 3 февраля 1830 года были приняты следующие постановления: Грепия образует независимое государство; границы ее не перейдут за Аспропотамо; образ правления ее будет монархический, и корона Греции будет предложена Леопольду Саксен-Кобургскому (кандидату Англии).

Этот принц не особенно интересовался греческим престолом. Поэтому он не только не согласился сразу на сделанное ему предложение, но еще поставил ряд условий. Леопольд хотел: 1) чтобы независимость нового государства была гарантирована державами; 2) чтобы размеры королевства были увеличены присоединением некоторых островов (Самос, Крит и пр.) и расширением границ к северу; 3) чтобы ему была предоставлена денежная помощь и 4) чтобы Греция не была сразу лишена военной поддержки тройственного союза[79]. На это конференция ответила ему, что независимость страны и заем в 60 миллионов будут гарантированы, что французские — войска будут оставлены в Морее еще на год, но что границы, установленные протоколом 3 февраля, не подлежат изменению (протокол 20 февраля). Леопольд, правда, без особого энтузиазма, склонялся к принятию этого соглашения. Порта примкнула к нему (24 апреля) безоговорочно. Но с Грецией дело обстояло иначе. Каподистрия, подстрекаемый Россией и желавший сохранить власть в своих руках, предпринял ряд действий, имеыпих целью отбить у принца всякую охоту принять предложенную ему корону. Со Бремени своего прибытия в Навплию (январь 1828 г.) Каподистрия держал себя как настоящий диктатор. Он приостановил действие конституции 1827 года и управлял страной по собственному произволу, если не считать контроля целиком преданного ему сената. Под его влиянием сенат 10 апреля заявил, что греческий народ имеет право высказать мнение насчет сиоей будущей судьбы и что конституция должна подвергнуться свободному обсуждению народных представителей; что новое государство не может удовлетвориться границами, установленными конвенцией 3 февраля, и, наконец, что принц Леопольд должен будет принять православие. Каподистрия же приглашал Леопольда приехать в Грецию. Но при этом он описывал ему в таких мрачных красках нищету и анархию этой несчастной страны, недисциплинированность и варварство будущих его подданных и разочарование, вызванное в Греции решением держав относительно границ, что Леопольд, и без того не слишком расположенный связывать свою судьбу с этим народом, решительно отказался от греческой короны (21 мая).