Проконсул Кавказа (Генерал Ермолов) - Олег Михайлов

Кутузов говорил просто, языком, доступным всем. Единодушное «ура!» вновь загремело, провожая светлейшего к дрожкам. Главнокомандующий подозвал к себе Ермолова и повелел, не изменяя положения войск, отвести левое крыло 1-й армии, в самом месте ее соприкосновения со 2-й, довольно далеко назад. Этим, как понимал Ермолов, устранялась опасность внезапных атак во фланг 1-й армии скрывающегося в лесу неприятеля и возможность быть им обойденной.

Шевардинский бой убедил Кутузова, что общий левый фланг войск слабо укреплен, и он выдвинул к Утице 3-й пехотный корпус Тучкова. На главные позиции от Шевардина отошла 27-я дивизия Неверовского. Свою квартиру Кутузов перенес из Татаринова в селение Горки, на новой Московской Дороге, между 6-м и 4-м корпусами.

Возвращаясь в ставку, фельдмаршал сказал своим офицерам:

– Французы переломают над нами свои зубы. Но жаль, что разбивши их, нам нечем будет доколачивать… Жаль…

Перед вечером, исполняя повеление Кутузова, Ермолов приказал артиллерийской роте 2-й пехотной дивизии, у которой хранилась икона Смоленской Божьей Матери, пронести ее по лагерю. «Священнопобедные венцы от Христа прияша…» – летело над полем, и дым кадильниц мешался с дымом пороховым. В день преставления Сергия Радонежского Чудотворца, благословившего князя Московского на битву с ордами Мамая, начальники и солдаты укрепились молитвой, готовясь противостоять полчищам, алкавшим разгромить Россию.

Наступавшее сражение не могло походить на битву обыкновенную. С одной стороны – народы чуть не всей Европы, различные обычаями, нравами, языком, которые стремились сломить последнюю препону для довершения всемирного преобладания завоевателя и, может быть, для водружения его знамен за Уралом. С другой стороны стояли русские, родные по чувству и крови, а за ними были их дома и семьи, могилы предков, Москва и вера отцов.

Солдаты точили штыки и отпускали сабли; артиллеристы передвигали орудия, избирая для них выгоднейшие места; генералы и полковые начальники говорили солдатам о великом значении наступавшего дня. Один из них сказал: «Ведь придется же умирать под Москвою, так не лучше ли лечь здесь?»

Наступил вечер. Поднялся ветер и с воем гудел по бивакам. Сторожевые цепи одна другой протяжно посылали отголоски. На облачном небе изредка искрились звезды. Мало кто спал обычным сном в эту ночь. Ермолов вовсе не сомкнул глаз.

Поздно за полночь вернулся он из главного штаба на место ночлега – в простой овин, который занимал вместе с начальником артиллерии 1-й армии Кутайсовым и дежурным генералом Кикиным. Они рассуждали о том, что на этом поле вверяется жребию участь Москвы, а возможно, и России, что многим из тех, кто бодрствует или дремлет сейчас, не суждено будет дожить до завтрашнего вечера.

– Нет, господа, – сказал двадцативосьмилетний Кутайсов. – Я всегда иду смелее вперед, когда не знаю, что меня ожидает. Ведь хуже смерти ничего не случится, а смерти не минуешь!

Ермолов любил молодого генерала за пылкость нрава и одаренность натуры: Кутайсов знал в совершенстве шесть языков, писал стихи по-русски и по-французски, отлично рисовал и обладал большой эрудицией в военном деле. Ермолов взглянул Кутайсову в лицо и вдруг содрогнулся, встретив неподвижный, странный взгляд, в котором, казалось бы, виделся отпечаток неизбежной судьбы. Алексей Петрович вспомнил о давнем пророчестве монаха Авеля, угадавшего в нем дар предвидения. И сейчас, глядя в глаза Кутайсову, он проговорил как бы против собственной воли:

– Мне кажется, завтра тебя убьют…

Пораженные этими словами, Кутайсов и Кикин молчали; не сказал больше ничего и Ермолов, прислушивавшийся к звукам затихающего лагеря. Все было спокойно на позиции русских. Но ярче обычного блистали огни неприятельские, и в стане французов раздавались приветствия Наполеону, разъезжавшему по корпусам.

Разноплеменная армия, завлеченная в дальние страны хитростями великого честолюбца, имела нужду в возбуждении: надо было льстить и потакать страстям. Наполеон не жалел ни вина, ни громких слов, ни лести. Его озабочивала только мысль: не отступит ли Кутузов без сражения? Окончив обозрение русских позиций, он расположился в своей палатке, влево от столбовой дороги, между Бородином и Валуевом. Мучительное беспокойство прерывало сон Наполеона. Он беспрестанно подзывал своих приближенных, спрашивал, который час, не слышно ли какого-либо шума, и посылал осведомиться, на месте ли неприятель.

С заблестевшей зарей Наполеон был уже на ногах. Он указал на нее адъютантам и воскликнул:

– Вот оно, солнце Аустерлица!

Но солнце теперь было против французов. Оно всходило со стороны русских и ослепляло незваных пришельцев.

5

Было темно, когда Ермолов услышал выстрел, пущенный из русского тяжелого орудия. На батарее впереди Семеновского солдатам во мраке показалось, что приближается неприятель. Но враги еще не двигались, и после первого выстрела все смолкло.

Ермолов поднялся и в сопровождении Кикина направился на батарею за деревней Горки. Там уже находился Кутузов. Один, не предупредив свой штаб, он обозревал при свете догоравших биваков бранное поле и армию, становившуюся в ружье.

Вскоре прибыли Барклай-де-Толли, Беннигсен, начальник правого фланга Милорадович и командующий центром Дохтуров, ближние корпусные командиры со своими штабами.

Солнце поднималось, исчезали длинные тени, светлая роса блестела на лугах и полях. Погода была прекрасная. Давно уже пробили зорю, и войска в тишине ожидали начала жестокого побоища. Каждый горел нетерпением сразиться и с ненавистью глядел в сторону неприятеля, не помышляя о смертельной опасности.

Впереди главных позиций, за Колочей, в Бородине, стоял гвардейский егерский полк, с 24 августа охранявший переправу через реку.

Внезапно из лесу на поле перед Бородином высыпал эскадрон неприятельских конных егерей. За ними медленно выдвигались густые колонны пехоты. В то время как командир 4-го корпуса Остерман-Толстой отдавал приказание батарейцам пустить несколько ядер во вражеских коноводов, Барклай-де-Толли после короткого совещания с главнокомандующим послал своего адъютанта князя Чавчавадзе в Бородино с повелением егерям отступить.

Лишь только Чавчавадзе проскакал небольшое пространство между Горками и Бородином, как град пуль посыпался на егерей. На виду у Кутузова полк очистил Бородино, отошел за мост, и егеря начали ломать его.

Огромные синие колонны французов спускались к Колоче со стороны Бородина, и из леса выезжала, строилась и начинала обстрел многочисленная артиллерия. Солнце ярко освещало вражеских пехотинцев, и блеск от ружейных стволов слепил глаза наблюдавшему за ходом боя Ермолову.

Русские батареи обрушили на наступающих всю силу своего огня. Стреляли двенадцать пушек, расположенных неподалеку от Кутузова, стреляли многочисленные батареи левее и правее Горок. Перекатов ружейного огня не было уже слышно – их заглушала канонада. Французские колонны шли без выстрела, сохраняя стройность, зато сколько наполеоновских солдат легло на этом пути! По мере приближения к реке колонны постепенно скрылись в пороховом дыму и пыли.

Между тем французские стрелки появились уже на правом берегу Колочи и пытались атаковать батарею, близ которой находилась главная ставка. Удержать противника велено было егерским полкам Карпенкова и Вуича.

Карпенков построил батальоны за бугром, скрытно, на пистолетный выстрел от неприятеля, и, когда гвардейские егеря отходили назад, быстро выдвинул полк на гребень бугра и дал меткий залп. Дым выстрелов еще клубился, когда русские ударили в штыки! Неприятель бросился назад, к мосту, но не мог перейти через него всей колонной: гвардейские егеря при отступлении успели снять более десятка мостовин. Оставшихся на правом берегу французов приперли к реке и перекололи до последнего. Карпенков послал стрелков за Колочу, но получил приказание Кутузова воротить их и полностью разрушить мост. Он исполнил повеление под сильнейшим огнем.

С самого начала боя Ермолов формально оставался начальником главного штаба 1-й армии, хотя в действительности исполнял эту должность при самом Кутузове. Он принимал адъютантов с донесениями и обо всем важнейшем докладывал главнокомандующему.

В шесть пополуночи раздались громы с левого крыла русских войск, в главную ставку понеслись гонцы от Багратиона. Огромные массы войск Наполеон двинул против слабейшего фланга, чтобы опрокинуть его или запереть в колено, образуемое Колочей и Москвой-рекой. Становилось ясно, что нападение на деревню Бородино представляло собой всего лишь отвлекающий маневр.

6

Атака на Семеновские флеши поручена была войскам лучших маршалов Наполеона – Даву и Нея, усиленным тремя кавалерийскими корпусами под начальством Мюрата. Впереди шли три дивизии Даву: дивизия Компана следовала по опушке леса, другая – Дезе – проходила через лес и кустарники, третья – Фриана – была в резерве. Местность препятствовала быстрому наступлению.