Кошки-дочери. Кошкам и дочерям, которые не всегда приходят, когда их зовут - Хелен Браун

Если честно, я думала, что главным противником медикаментозного решения станет Лидия. Я ждала, что дочь будет уговаривать меня найти другого медиума или кошачьего шамана. Но в последнее время Лидия работала в психиатрическом отделении. И знала, что лекарства могут на самом деле спасти людям жизнь.

В надежде, что наша семейная лодка наконец пристала к чистому берегу, я затеяла генеральную уборку. При помощи волшебного обоняния Катарины мы отыскивали даже мельчайшие пятнышки на плинтусах и ступеньках.

Мы были готовы к новой жизни.

34

Святость

Если ваша дочь хочет преклонить колени перед алтарем, не мешайте ей

В октябре Лидия должна была сдавать годовые экзамены в университете. Я думала, что летом она продолжит работать с инвалидами, а в марте перейдет на последний курс. И не имела ничего против такого развития событий. Когда я поделилась с дочерью своими соображениями, она лишь неопределенно пожала плечами в ответ.

Как-то вечером Филипп, Катарина, Джона и я смотрели «Теорию Большого взрыва», а Лидия заглянула в гостиную, чтобы пожелать нам спокойной ночи. Просмотр телешоу она считала слишком пошлой формой досуга. И я уважала ее принципы. Сама Лидия использовала вечерние часы для того, чтобы общаться с высокими энергиями.

Когда дочь повернулась к лестнице, я заметила на ней все ту же бордовую шапочку.

– Тебе не обязательно носить ее все время, – сказала я.

– И правда, – ответила Лидия, медленно стягивая шапку. – Хотя по ночам уже довольно прохладно.

Голоса в телевизоре слились в невнятный гул. Стены гостиной поблекли. Рука Филиппа замерла на спине Джоны. Казалось, можно было услышать стук, с которым упали наши челюсти. Моя прекрасная женственная дочка была совершенно лысой. Без привычного обрамления волос ее лицо казалось невероятно маленьким.

В последнее время Лидия так хорошо выглядела! Мы покупали для нее специальный шампунь, я давала ей свой фен и даже слышала по утрам его бодрое жужжание.

– Твои волосы! – в конце концов прохрипела я.

В тот момент я судорожно соображала, пора ли поднимать панику или все-таки стоит подождать, пока Лидия объяснит, что все это значит.

– Круто! – чирикнула Катарина, наш бессменный примиритель. – Больно было?

Лидия покачала головой, похожей на вареное яйцо. Да, наверное, пора паниковать. Но какими бы ни были ее намерения, я понимала, что нужно себя сдерживать. Любой резкий жест с моей стороны подтолкнет дочь в том направлении, над которым она пока лишь всерьез раздумывала.

– Ух ты! – не унималась младшая, похлопывая сестру по голому черепу. – И как ты это сделала?

– Одолжила электрическую бритву.

– Тебе кто-нибудь помогал?

– Нет, все сама.

– Чью электрическую бритву? – снова подала голос я. Да, очень своевременный вопрос.

– Взяла у друга, – ответила Лидия ровным голосом, ясно давая понять, что дальнейшие расспросы неуместны.

Я представила, как ее золотые локоны сыплются на ковер в квартире этого друга.

– У многих парней есть электрическая бритва, – поддакнула Катарина.

– Ты взяла ее у Нэда? – не унималась я, почти надеясь, что они снова сошлись.

– Нет, он женится.

Я начала воображать, что дочь могла побриться налысо из-за свадьбы бывшего парня, но Лидия поспешила меня разубедить. На самом деле она была искренне рада, что он нашел другую.

В последний раз я видела дочку лысой, когда она была совсем крохой, и у нее только сошел первый темный пушок. Малышка Лидия казалась мне невероятно милой, особенно когда она сонно щурилась и прижималась своей тыковкой к моей груди. Но даже тогда я с нетерпением ждала, что ее волосы снова отрастут.

Теперь голый череп дочери сверкал в ярком электрическом свете. Она напомнила мне статую древнеегипетской царицы Нефертити. Дочка выглядела такой… уязвимой.

– Ты делаешь это для сбора средств? – спросила я, надеясь, что голос звучит, как обычно.

– Нет. Я возвращаюсь в монастырь.

Ее слова обрушились на меня, как лавина. Мы с Лидией невероятно сблизились, пока она помогала мне восстановиться после болезни и устроить сад. Хотя меня и беспокоило чрезмерное усердие дочери в духовных упражнениях, я в чем-то ее даже понимала. Но в тот миг старые страхи набросились на меня с новой силой. Я теряю Лидию. Лидия теряет себя.

Филипп казался невозмутимым. Джона смотрел на хозяйку, не моргая. Катарина внезапно заинтересовалась вчерашней газетой.

Моя бритая набожная дочь собиралась в монастырь уже в третий раз. Это могло означать только одно.

– Ты решила стать монахиней?

– Я пока не знаю, – ответила Лидия. – Хочу просто попробовать, каково это. На время.

Я уточнила, что значит «на время». На пару недель? Месяцев? На всю жизнь?

И опять «не знаю». Ненавижу эти слова.

– А ты не можешь подождать до окончания университета? – спросила я.

– Это я могу сделать в любое время, – беззаботно отозвалась Лидия.

А я-то думала, что мы счастливо миновали бунтарский период. Если кого и винить в случившемся, то только одного человека. Монаха. Почему дочь по-прежнему все от меня скрывает?

Пытаясь совладать с эмоциями, я постаралась трезво оценить ее поведение. Забота об инвалидах и вегетарианство – это разумно и всесторонне приветствуется. Но брить голову и становиться монахиней – уже за гранью нормальности. Она что, хочет стать святой поколения Y?

Когда-то я интересовалась святыми. Обычно они происходили из семей со средним достатком. Будда вообще был принцем, Франциск Ассизский и его подружка святая Клара тоже в детстве не жаловались на бедность. Но при этом отказались от богатства своих родителей ради веры.

Отец и мать святой Клары были вне себя от горя, когда дочь сообщила им о своем решении. Их скорбь запечатлена на фресках церкви Святой Клары в Ассизи. Хотя выражения лиц на фреске не слишком информативны (за исключением сердитой монахини, которая недобро поглядывает на мать Клары), название объясняет ситуацию: «Клара цепляется за алтарь, чтобы семья не могла забрать ее домой».

Чувствую, если мы попробуем встать на пути у Лидии, получится то же самое…

Глядя на дочь, я попробовала отыскать в случившемся положительные стороны. Утешение номер один: гражданская война на Шри-Ланке закончилась. То есть теперь она будет не в такой смертельной опасности. Удивительно, но в двадцать пять лет Лидию уже можно было назвать опытной путешественницей, которая умела справляться с неприятностями. Если вспомнить телефонные разговоры, проблем с сингалийским у нее тоже нет. Учитель и монахини встретят ее в аэропорту и сразу отвезут монастырь, который она хорошо знает.

Если эта упрямая девушка действительно хочет провести остаток жизни на далеком острове, отрешившись от мира, я не могу ей помешать.

Внезапно накатила чудовищная усталость. По правде говоря, у меня больше не было сил спорить. Нет смысла бороться с характером нашей дочери – да и нашего кота, если уж на то пошло. Все, что я могла сделать – жить своей жизнью. И разрешить им жить своей.

К тому же Лидия была рядом эти два года и во всем меня поддерживала. Пришла пора отступить и признать, что у нее есть право самой определять свою судьбу.

– Ну… – сказала я, чувствуя, что все затаились в ожидании взрыва. – Если хочешь стать монахиней, значит, у тебя есть на то причины. Не скажу, что я в восторге от этой идеи, но я полностью на твоей стороне.

Удивительно, но я ничуть не кривила душой.

35

Завершающий штрих

Кошачья царапина может быть почетным знаком

Всю следующую неделю я с любопытством наблюдала за сборами Лидии. Раньше меня пугало все, связанное со Шри-Ланкой. Теперь я хотела лучше понять мир, частью которого собиралась стать моя дочь, и даже пыталась представить, каково будет посетить ее монастырь. Скорее всего, поездка выйдет не из легких…

Здесь, дома, мне предстояли куда более прозаические испытания. Пока Лидия готовилась к отъезду, я стремительно приближалась к последней стадии реконструкции груди: татуированию соска. Будучи главным оценщиком искусственных сосков, Филипп авторитетно заявлял, что ему нравится то, что есть. Но меня смущал неестественный цвет «бледнолицего брата». И раз уж я зашла так далеко, нет смысла отступать.

Правда, татуировки – это иглы. И там не будет доброго анестезиолога, который поможет тебе сладко проспать весь процесс. Пока я размышляла над своей печальной участью, Джоне вздумалось поиграть с удочкой. Глядя на то, как он подпрыгивает за добычей, я мечтала быть больше похожей на кошку. Даже наш невротичный питомец вряд ли стал бы тратить время на переживания по поводу иголок.

Когда Джона наконец напрыгался и развалился на ковре, подставив солнцу блестящие бока, его подхватила на руки Катарина.

– Ах, Джона! – воскликнула она, зарываясь носом в мех. – Ты – лучшее средство от стресса!