Николай II. Расстрелянная корона. Книга 2 - Александр Тамоников

На похоронах присутствовали лишь царская семья и те лица, которых государь еще мог считать своими друзьями. Старец был погребен в Александровском парке, на той территории, где Анна Вырубова строила храм Серафима Саровского.

После похорон государь уединился с супругой.

– Аликс, я слышал, что Григорий должен был оставить завещание. Он знал, что скоро умрет, и не мог не сделать этого.

– Да, секретарь Григория передал мне его прощальное письмо. Признаюсь, я не хотела, чтобы ты читал это, поэтому попросила отдать бумагу на хранение митрополиту Питириму.

Государь тут же распорядился, чтобы завещание было доставлено во дворец.

Когда ему подали листок, сложенный вдвое, он взглянул на жену.

Александра Федоровна плакала.

Николай прочитал прощальные слова Распутина и застыл в молчании.

– Григорий завещал нам молиться, а тебе – быть сильным, заботиться о роде, – сказала императрица.

– Да. Я буду молиться и бороться. – Царь отложил завещание, сел рядом с женой. – Не плачь, Аликс, Господь не позволит истребить всю нашу династию.

– Что ж теперь будет с Алексеем? Кто поможет ему?

Государь ничего не ответил.

Вскоре великому князю Николаю Михайловичу было предложено удалиться в его имение, расположенное в Херсонской губернии. Кирилл Владимирович был откомандирован в Мурманск, Борис Владимирович – на Кавказ.

С должности премьера был снят Александр Федорович Трепов. 27 декабря новым, последним в царской России председателем Совета министров стал князь Николай Дмитриевич Голицын, член Государственного совета.

В конце декабря русские войска предприняли наступление на рижском направлении. После недели боев оно было остановлено. По замыслу государя, данная операция должна была отвлечь германские войска от Румынского фронта. Эта задача была выполнена. Но больше российская Императорская армия уже не наступала.

Уличные беспорядки во время войны случались сравнительно редко. Их сдерживали законы военного времени.

К началу 1917 года в Петрограде находилось более двухсот тысяч солдат-новобранцев. Это были запасные батальоны. Они не имели ничего общего с частями, находившимися на фронтах, не считая названий и нескольких офицеров. Планировалось, что данные батальоны пополнят армию к началу весеннего наступления, которое готовилось силами всех стран-союзниц.

В казармах царила невероятная теснота. Учения проводились прямо в городе. Среди солдат активно распространялись слухи о невероятных ужасах войны, о том, что германцы едва ли не повсюду применяют газ и ведут ураганный артиллерийский огонь, а генералы и офицеры русской армии совершенно не беспокоятся о своих подчиненных.

Эту подрывную работу вели революционные силы, и она постепенно начала давать результаты. Солдаты не хотели отправляться на фронт.

Однако ни градоначальник генерал-майор Балк, ни командующий войсками округа генерал-лейтенант Хабалов не считали положение угрожающим.

Только вновь назначенный министр внутренних дел, получивший достаточно сведений об истинном положении дел, проявил беспокойство об обстановке в столице и затребовал данные о наличии сил для поддержания порядка. В сообщении, полученном им, указывалось, что таковые насчитывают около десяти тысяч человек. Очевидно, что это было крайне мало для города, население которого превышало два с половиной миллиона человек.

Протопопов доложил об этом государю, но где было взять дополнительные силы? Надо сказать, что император думал о переброске в Петроград боевых частей. Оставалось лишь убедиться в том, что их можно снять с каких-то конкретных участков огромного фронта.

Поэтому, проведя в Петрограде более двух месяцев, Николай решил на некоторое время отбыть в ставку. Александра Федоровна и Протопопов отговаривали его. Дети в это время болели корью. Но император обещал скоро вернуться и 22 февраля выехал в Могилев.

Отъезд государя послужил сигналом для врагов монархии. Уже на следующий день, 23 февраля, в столице начались массовые уличные выступления.

Ситуацию обострило и то, что сильные снегопады, начавшиеся в середине февраля, затруднили движение поездов. Еще 20 февраля А. И. Гучков выступил в Государственном совете с заявлением о расстройстве работы железных дорог, угрожающем снабжению столицы. Его праведный гнев поддержали ярые противники монархии, и вскоре город был заполнен слухами о том, что в ближайшее время может наступить дефицит хлеба.

Обыватели немедленно отреагировали на это, стали раскупать хлеб и делать из него сухари, запасаться впрок. Никакой нужды в этом не было, хлеба хватило бы на всех.

Но обыватель таков, каков уж есть. Судить его невозможно. Он действует так, как подсказывает ему горький опыт. Главное, обеспечить себя, свою семью, а там хоть трава не расти. И неважно, что много запасов потом портится и выбрасывается за ненадобностью.

В результате таких вот массовых закупок во многих булочных не стало хлеба. Женщины и дети стояли в длинных очередях.

Сперва такие факты не вызывали у городских властей особой озабоченности, но 23 февраля ситуация обрушилась. Комитет, созданный думскими деятелями Н. С. Чхеидзе и А. Ф. Керенским, установил контакты с нелегальными революционными организациями, в итоге в Петрограде забастовало около девяноста тысяч рабочих. В тот же день большевики заявили о своем намерении использовать народное недовольство для организации всеобщей забастовки.

Местные власти объявили, что в городе достаточно продовольствия, но разрушительная машина уже была запущена. На следующий день число бастующих выросло более чем в два раза. Манифестации приобрели политический характер, появились красные флаги. Плакаты с требованием хлеба соседствовали с теми, на которых было нанесено «Долой самодержавие», «Долой войну».

Государственная дума не спешила озаботиться прекращением беспорядков. В массовых выступлениях она видела лишь повод для критики продовольственной программы правительства.

Утром 25 февраля колонны рабочих заняли Невский проспект и практически всю центральную часть города. На Выборгской стороне боевые группы социалистических партий громили полицейские участки. Знаменская площадь перед Николаевским вокзалом стала центром непрекращающихся митингов.

Мнения членов правительства разделились. А. Д. Протопопов, министр юстиции Н. А. Добровольский и ряд других министров считали, что в сложившейся обстановке Государственную думу, которая лишь подрывает порядок, следует немедленно распустить. Так предлагал сделать еще Трепов. Но высшие чиновники склонялись к уступкам, вели переговоры с думским большинством.

В итоге те и другие пришли к выводу, что следует приостановить работу Думы, объявить перерыв на несколько недель. Так было решено на заседании 25 февраля.

В этот же день командующий Петроградским военным округом генерал-лейтенант С. С. Хабалов отправил императору срочное донесение о массовых волнениях, начавшихся в Петрограде. Николай сразу понял, что необходимы самые активные меры для прекращения беспорядков. В ответной телеграмме, отправленной вечером, он потребовал от Хабалова завтра же установить порядок в столице.

Хабалов доставил повеление царя в Совет министров. Там было признано, что репрессии просто необходимы.

Утром в воскресенье, 26 февраля, Хабалов поспешил доложить государю в ставку, что ситуация немного успокоилась. Он ошибался. Просто в этот день демонстрации начались немного позже.

Тогда император принял князя Покровского, только что прибывшего с фронта.

После взаимных приветствий Покровский доложил, что в боевых частях порядок, войска занимают свои позиции и готовы к любым действиям. Князь не имел данных о том, что происходило в Петрограде. Поэтому ему показалось странным, что государь невнимательно слушал его доклад, явно думал о чем-то другом.

– Извините, ваше величество, вам, наверное, сейчас не до меня? – осведомился генерал-майор.

Государь словно очнулся.

– Нет-нет, я принял ваш доклад. В Петрограде очень неспокойно, князь. – Государь сообщил Покровскому о том, что произошло в столице сразу же после его отъезда в Могилев, и добавил: – Но недавно пришло донесение Хабалова о некотором успокоении в столице.

Покровский проговорил:

– Затишье всегда предвещает бурю.

Николай прикурил папиросу и сказал:

– Надеюсь, что местным властям удастся прекратить беспорядки. Все необходимые полномочия я им дал.

– Вы уверены, что столичная власть справится с задачей?

– Никакой уверенности в этом у меня нет, – ответил император.

– Главное, на чьей стороне армия. Ведь только благодаря тому, что она осталась верной вам, было предрешено поражение первой революции. Сейчас армия тоже поддерживает вас.

Император как-то странно улыбнулся. Покровский даже подумал, что эта гримаса появилась на лице государя от ноющей зубной боли.