Воровский - Николай Пияшев

— Неужели потерпим поражение? — допытывался нервно шагавший Ганецкий. — Столько труда положено на революцию — и вдруг провал…

— Ну, если судить по вороху бумаг, — кивнул с иронией Воровский на телеграммы буржуазных агентств, — мы, очевидно, погибли: уж очень большие армии мобилизует для Керенского буржуазия…

Только в 4 часа утра Воровский вернулся домой с ликующим лицом. Он разбудил жену:

— Вставай! Свершилась величайшая из всех революций. Мы победили!

— Ты посмотри, — говорил он с жаром, — какие события. Мы участники гигантских переворотов! Никому другому, а нам принадлежит честь заложить фундамент под будущее здание! Мой ум не в силах даже охватить всего, что мы творим. Пусть мы сейчас не достигнем того, что ставим своей задачей, не успеем достроить целиком свое здание. Хорошо уже то, что восставшие массы разрушили, выворотили с корнем из родной земли всю мерзость прошлого. К старому нет возврата. Косная спокон веков народная масса, масса рабочих, крестьян, солдат, всего трудового люда сдвинута с места. Ей дан толчок, она приведена в движение. Пусть кто-нибудь попробует ее остановить! Не выйдет! Ну, разве не радостно жить в такое время?!

Воровский выпил кофе и снова простился с женой.

— Иду к Ганецкому. Надо послать телеграмму, поздравить наших в Питере с победой. Молодцы, — добавил он уже на ходу, надвигая шляпу на высокий, открытый лоб.

Глава XII

ПЕРВЫЙ ПОСОЛ СТРАНЫ СОВЕТОВ

СТРАЖ ОКНА В ЕВРОПУ

Ранним дождливым утром 8 ноября Воровский пришел к Ганецкому. Решили немедленно установить связь с Петроградом, с В. И. Лениным. Но как? Кто примет телеграмму? Вдруг на телеграфе сидят еще старые чиновники?

Но тут Ганецкий вспомнил, что есть в Стокгольме агент Петроградского телеграфного агентства, вылощенный журналист Ликиардопуло. Не мешкая, Воровский позвонил по телефону и обратился к нему с вопросом:

— Известно ли вам, что произошло в России?

Оказалось, что Ликиардопуло хорошо осведомлен о событиях в Петрограде и пребывал в панике. Когда Воровский попросил журналиста приехать по срочному делу, тот немедленно явился и охотно взялся переслать в Россию телеграмму, которую ему вручили.

На другой день было решено, что Ганецкий должен выехать в Россию.

Ганецкий задержался на финско-шведской границе, в небольшом городке Гапаранде. Он не знал, в чьих руках русский пограничный пункт Торнео — в руках «большевиков или сторонников Керенского. Решил рискнуть: подошли к мосту через реку и попытались вызвать с противоположной стороны комиссара. На их вызов явился внушительный человек в матросской форме. Это. был комиссар — матрос Светличный. Начались осторожные переговоры. Вскоре выяснилось, что пограничный гарнизон в руках большевиков, и Ганецкий свободно покатил в Петроград.

Воровский остался в Стокгольме. Ему тоже очень хотелось попасть в обновленную Россию и принять непосредственное участие в революции. Но можно ли оставить партийный пост без соответствующего на то разрешения? Нет, на это Воровский не мог пойти. Как ни хотелось в Петроград, но партийный долг был превыше всего.

Отправляя товарища в Россию, Воровский, шутя, оговорил его отъезд условием:

— А ваша семья остается в залог, на всякий случай, чтобы не покинули меня здесь совсем…

Воровский один выпустил несколько номеров журнала «Вестник русской революции». В журнале Воровский опубликовал Декрет Советского правительства о мире. В своих комментариях он несколько раз специально подчеркивал, что первым шагом рабоче-крестьянского правительства явился шаг к миру.

В 11-м номере журнала Воровский напечатал свою статью «В. И. Ленин». Воровский писал, что Ленин — человек волевой, твердый. Он не отступает ни перед каким сопротивлением, не падает духом перед неудачами. Он настойчиво идет к своей цели.

Воровский указывал, что именно этот «человек с железным кулаком, с железным характером и железными нервами» приведет Россию к светлой и богатой жизни. Российский пролетариат может полностью рассчитывать на Ленина.

10 ноября 1917 года в Петрограде состоялось очередное заседание ВЦИКа. На нем было принято постановление о назначении полномочным представителем Советского государства в Скандинавских странах тов. В. В. Воровского. Но связи с Петроградом не было, и Воровский ничего не знал о своем новом назначении.

Как-то вечером Фредерик Стрем, депутат шведского риксдага (парламента), левый социал-демократ, зашел к Воровскому. Он застал Вацлава Вацлавовича взволнованным, что случалось с ним редко. Стрем рассказал, что вчера, в перерыве между заседаниями в риксдаге, к нему подошел министр иностранных дел и спросил, не знает ли он инженера Воровского, которого русские большевики желают иметь здесь в качестве дипломатического представителя? Стрем смекнул, что лучше будет, если ответить отрицательно… А сегодня из газет он узнал, что Воровскому «временно» предоставлены дипломатические права. Вот и пришел его поздравить…

— Это-то и заставляет меня волноваться, — ответил Воровский, поглаживая свою небольшую с проседью бородку. — Дело в том, — продолжал Воровский, — что мои друзья в Питере поставили меня в глупое положение. По Стокгольму расползлись слухи, что я красный посол, а мне официально ничего не известно. Ко мне ходят друзья и враги, хотят сведений о России, запрашивают мое мнение, требуют у меня виз, а я сижу, как дурак, и черпаю все сведения из тех же шведских газет, что и вы, дорогой Фредерик.

Расхаживая по комнате, Воровский рассказал еще о том, что через Гапаранду передали телеграфное сообщение, будто он назначен также сотрудником Петроградского телеграфного агентства. Это тоже курьез. С таким же успехом можно было назначить его префектом Парижа. Не имея ни инструкций, ни материалов, ни, главное, денег на телеграфные сообщения в Россию, ясно, что он не может ничего предпринять. Сидящие там товарищи должны были все это знать. Им надо было бы все объяснить кому следует, больше бы было толку. Чтобы поставить телеграфное осведомление для России, необходимо снять помещение, оборудование, пригласить персонал, нужно иметь деньги на телеграммы. Откуда же он извлечет их?

— Видимо, ваши друзья не могут пока связаться с вами, — ответил Стрем.

— Конечно, у них большие трудности. Но почему бы Ганецкому не приехать самому или отправить курьера… Вот сейчас написал письмо «нашим генералам» и ругнул их на языке рабочих, крестьянских и особенно солдатских депутатов…

Все претензии Воровский изложил письменно 27 ноября 1917 года управляющему делами Совета Народных Комиссаров В. Бонч-Бруевичу. Из письма видно, как рвался Воровский в Россию, как он хотел хоть одним глазом взглянуть на новую жизнь.