Принц Крови - Елена Прокофьева

К вечеру еще на четверых воинов стало меньше. Четверо полукровок, бывших воспитанников приюта, ушли. Они поняли, что не готовы погибнуть и страх их перед Красными Колпаками был слишком велик.

Ортанс вооружилась: теперь на поясе у нее висели ножны с огромным охотничьим ножом. По-настоящему противостоять Красным Колпакам она не сможет, но лезвие ножа может нанести им серьезное ранение, даже если она порежет только слегка: они же чистокровные фэйри. Хоть кого-то из них она поранит прежде, чем ее убьют…

Ночью Красные Колпаки вернулись. И уже через час битвы перевес был на стороне Красных Колпаков, а один из вампиров — тот самый, которому накануне отрубили руку — притащил к двери приюта бесчувственного шевалье де Лоррена.

Ортанс стояла на пороге, оцепенев от ужаса.

— Мы не можем войти, мадемуазель… Умоляю, впустите! Он умирает… Он лучший из нас, самый доблестный воин, и он умирает! Немножко крови, мадемуазель, немножко крови! Как чашку воды умирающему, вы бы не пожалели воды для умирающего! — хрипло умолял раненый вампир, а Ортанс смотрела на Лоррена.

Шевалье де Лоррен был страшно бледен, и прекрасная фарфоровая маска, сотканная из магии вампиров, так плотно прилегала сейчас к костям, что совершенно слилась со вторым лицом — мертвым. Он выглядел совершенно неживым.

И меча при нем не было. Пустые ножны свисали с пояса. Он выронил свое оружие…

Возможно, он и правда умирал. Камзол и рубаха на нем были располосованы, одна рука сломана и из раны торчала кость, другая рана, разойдясь, открывала ребра.

Ортанс знала, что вампир может исцелиться после самых тяжелых ранений, но, кажется, для этого вампиру нужна кровь? А раны шевалье де Лоррена не кровоточили. Возможно, он потерял слишком много крови и не может восстановиться. Возможно, он страшно голоден и опасен.

— Я приглашаю вас войти. Вас обоих, — сказала Ортанс.

Однорукий вампир жутковато оскалился — видимо, это означало улыбку, — и втащил шевалье де Лоррена в дом. Бросил его на пол.

— Кто-нибудь может покормить меня? Я выпью крови и вернусь в битву! Ну же, не будьте трусами! Мадемуазель?

Ортанс молча покачала головой и опустилась на колени рядом с бесчувственным Лорреном. Какой он бледный… Какой он мертвый… Какой он красивый…

— Я дам вам крови, сударь. По собственной воле. Лишь дайте мне слово, что не заберете мою жизнь, — прозвучал позади Ортанс юный ломкий голос.

Ортанс оглянулась. Это был Поль, один из полуниксов, один из старших воспитанников. Он без страха смотрел на искалеченного вампира.

— Клянусь честью, что не возьму твою жизнь. Только подари мне исцеление и силы! — ответил вампир.

Поль распахнул ворот и склонил голову набок приглашающим жестом. Вампир метнулся к нему… Дальше Ортанс смотреть не стала. Не имело значения. Возможно, они все погибнут. И что завтра скажет Лазар — неважно. Не так важно, как то — сможет ли она спасти израненного белокурого вампира?

Если он обескровлен и умирает от голода, то почему он не хватает ее и не кусает? У него нет сил даже на это? Как понять, жив ли он еще? Кожа его бледна и холодна, и губы побелели, и веки не дрожат… И конечно, он не дышит и сердце не бьется, но он же вампир!

Если бы он был мертв, он бы рассыпался прахом. Значит, еще есть надежда оживить его.

Ортанс не могла бы объяснить, почему для нее так важно оживить этого вампира. Впрочем, если бы от нее потребовали ответа, она бы придумала что-то логичное: например — что вампиров осталось так мало, а они лучше других противостоят Красным Колпакам, этот же — один из лучших. Но все эти логичные объяснения были бы ложью. На самом деле ей просто не хотелось отдавать смерти — его. Именно этого вампира. Почему? Она не знала. В нем было что-то… Что-то, что заинтересовало ее, что заставляло ее снова и снова на него смотреть, что-то, что неудержимо влекло ее, причем не только слабую смертную ее половину — едва ли не сильнее тянулась к этому вампиру другая часть ее сущности: та, которую Ортанс всегда ощущала сильной, та, которую она получила от отца-сидхэ.

Ортанс вытащила нож, приложила лезвие к запястью, прикусила губу и порезала кожу. Получилось неглубоко и все равно больно. Ужасно больно. Проклятый металл… Пусть даже это не чистое железо, которое отравляет фэйри, все же какая-то часть железа в лезвии есть, и от нее тонкий разрез ощущался так, будто Ортанс себе руку до кости прорезала. А кровь едва выступила… Ее было мало даже для того, чтобы капнуть ему на губы.

Вздохнув, Ортанс примерилась, чтобы порезать еще раз, поглубже, но тут холодные сильные пальцы обхватили ее запястье. Лоррен очнулся. Он смотрел на нее дикими, горящими глазами, красными, почти как глаза Красных Колпаков, и тянул ее запястье к своему оскаленному рту, а ноздри его жадно трепетали, вдыхая запах ее крови.

Получилось. Она его разбудила. Сейчас он напьется ее крови и снова обретет силу. Ортанс ободряюще улыбнулась вампиру, хотя думала, что вряд ли он видит ее лицо — наверняка кроме голода для него сейчас ничего не существует! Однако Лоррен вдруг остановил движение своей руки. Разжал пальцы — медленно, словно они не повиновались ему. А потом с яростным стоном оттолкнул Ортанс — так, что она ударилась спиной в стену.

— Уходи, — прорычал он. — Уходи, я не контролирую себя…

Он скорчился, подтянув колени к груди и закрыв лицо ладонью.

Ортанс подползла к нему и протянула руку.

— Я позволяю вам. Пейте. Прошу вас. Вам нужны силы, чтобы сражаться. Ну же!

Дважды просить его не пришлось. Он присосался к ране — так, что Ортанс не удержалась, взвизгнула от боли. Но через мгновение боль ушла, а от рта вампира, методично сосущего, по телу Ортанс начали расходиться волны тепла. И вот уже ей казалось, что он не кровь у нее пьет, а это такая ласка… И вот уже ей казалось, что нежнейшие пальцы скользят по ее шее, по спине, ласкают затылок. Она застонала, выгнулась, подалась назад, к этим невидимым, едва ощутимым пальцам. Лоррен открыл глаза и посмотрел на нее. И от одного лишь его взгляда Ортанс вдруг ощутила сильнейшее, томительное желание… чего-то. Она не могла понять, чего хочет, но это было как голод и жажда сразу, и это было совершенно необходимо, как можно быстрее, здесь и сейчас…

Лоррен оторвался от ее раны, лизнул несколькими длинными движениями, и от прикосновения его языка Ортанс застонала — это было невыносимо, это было пыткой, он дразнил ее и не давал того, чего она хочет, что ей жизненно необходимо!

Но что, что? Может, он поселил в ней желание смерти и она сейчас предложит ему всю свою кровь?

Нет, не умереть она хочет…