Что ты сделал - Клер Макгоуэн
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— О… — Глаза Карен за стеклами округлились.
— Привет, — сказала я.
Сможем ли мы когда-нибудь снова говорить на пять тем одновременно, подхватывая слова с языка друг у друга? Майк всегда удивлялся: «Как вы улавливаете нить беседы?» А мы снисходительно улыбались. Ведь это делало нас особенными. И вот теперь легкость исчезла. Каждый момент, связанный с Майком, был испорчен, как брошенный в воду лист бумаги, по которому расползается мокрое пятно.
— Можно мне войти? Нам с тобой нужно кое-что обсудить.
Вот так, по-деловому, — единственно возможный тон.
С перекошенным от гнева лицом она попыталась захлопнуть дверь, но я не дала.
— Прошу, Кар. Это очень важно.
— Тебе не следует здесь находиться, — пробормотала она тихо.
— Я знаю. Но ты же ко мне приходила. Теперь я поступаю так же. Пожалуйста!
Она впустила меня, ничего больше не сказав. Я старалась не смотреть по сторонам, не замечать грязи под ногами и скверного запаха пищи. Пыталась подавить в себе чувство брезгливости. Из соседней квартиры доносились громкие звуки телевизора.
Однако в жилище у Карен, если не считать пятен плесени в прихожей, оказалось не так уж и плохо: картинки на стенах, книги, сложенные в стопки, плед на диване. Правда, комната Джейка по своим размерам была скорее похожа на чулан.
Карен остановилась посреди гостиной, уперев руки в бедра. Не предложила мне ни чаю, ни кофе. Я села на старый коричневый диван и вспомнила, что он попал сюда из нашей прежней лондонской квартиры.
— Как ты? — спросила я.
Она молчала. Но этого я и ожидала. Вместо ответа она подошла к камину и взяла сигарету из лежавшей на нем пачки. Карен не курила с университета и начала снова после той ночи. Она заметила мой взгляд:
— Либо это, либо водка.
— Понятно. Конечно.
— Что тебе надо?
— Поговорить. Майк и Джейк… Мы должны кое-что сделать.
Глаза Карен были пусты, я ничего не могла прочесть по ним.
— Он не получит большой срок. Ему и так пришлось несладко, когда он узнал, кто его отец, — произнесла она.
— Ты сказала ему до нападения?
Мне в это не верилось — тогда был не лучший момент для откровений. Но доказать я ничего не могла, а Карен не удостоила меня ответом; Она зажгла сигарету и глубоко затянулась. Впервые я поглядела на нее со стороны и увидела бедную женщину, курящую, пьющую, слишком рано родившую ребенка. Такой, наверное, стала бы и я, если бы не ухватилась после университета за Майка.
— Он заранее прихватил нож. Это выглядит как покушение на убийство, — сказала я. А настоящее убийство может произойти, если она не согласится мне помочь: Майк умрет. — Я знаю, что ты ненавидишь нас, но ты ведь не хочешь, чтобы Джейка посадили. Его могут осудить как взрослого. По крайней мере на пять лет, если не больше. Это разрушит его жизнь.
— А ты крепка духом. Советуешь мне по части сына.
— Я пытаюсь помочь, — не очень-то любезно отозвалась я. — Он чуть не зарезал моего мужа, и я не обязана ему помогать. Но если я скажу, что он хороший мальчик и не хотел этого делать, может сработать. Или скажу, что он просто думал напугать Майка и не собирался пускать нож в ход.
— Я уже просила тебя об этом, ты сказала «нет». Что изменилось?
Я сделала глубокий вдох и ответила:
— Если Майк не получит частицы донорской печени, он умрет. Ждать подходящего случая слишком долго, но если будет совпадение с кровным родственником…
Карен уставилась на меня:
— Пожалуйста, скажи, что ты шутишь.
— Другого выхода нет. На трансплантацию длинная очередь, Кэсси не подходит, Бенджи слишком мал, а нужен именно родственник.
Она издала лающий смешок:
— Должна признать, в конце концов у тебя появился характер.
— У меня нет выбора. Иначе он умрет. И если это случится, Джейку предъявят обвинение в убийстве. Хотя бы и в непреднамеренном.
Карен наклонилась к пепельнице, чтобы затушить окурок. Я поняла, что она потрясена услышанным.
— Зачем нам ему помогать? Мы что — бедные родственники, которых можно пустить на органы? Боже, Эли, это как в чертовом «Не отпускай меня»[30].
В другое время мы посмеялись бы над этим сравнением.
— Я пытаюсь спасти твоего сына от тюрьмы. Да я практически вырастила его вместе с ней!
— Я не хочу, чтобы Майк умер. Если он умрет, суда над ним не будет. Ты этого хочешь?
— Он может отделаться и так, — сказала Карен, поигрывая сигаретой. — Я единственная говорю, что не было обоюдного согласия, а учитывая прошлые наши отношения… Полиция все о них знает, не говоря уже о разных моих мужчинах.
Я промолчала.
— Мне надо, чтобы кто-то заявил, что был свидетелем случившегося, — продолжала она. — Или чтобы Майк признал вину. Или нужен кто-то, кто говорил с ним сразу после…
Она объясняла мне все это как ребенку, но я уже знала, чего она хочет. Я и забыла, какая она умная. Учеба в Оксфорде давалась ей невероятно легко, и именно поэтому все были поражены, когда она не сдала экзамены.
— Я ничего не видела. А если бы видела, то сказала бы. Ты же меня знаешь.
Она не переспросила: «Правда?», хотя наверняка с трудом удержалась от этого.
— Эли, мне необходимо, чтобы люди верили мне. А если это не сработает, если в суде скажут, что я соврала или что сама этого хотела… это убьет меня. Правда убьет. Я не могу спать. Я совсем одна. Каждый раз, когда я слышу шум снаружи или внизу, я выскакиваю на середину комнаты и не могу дышать; чувствую, что умираю.
— Это паническая атака, — сказала я.
Женщины в приюте часто страдали от них.
— Да. Я и себя спрашиваю иногда — мы раньше делали это, правда ли все так ужасно именно из-за того, что в тот раз я не хотела секса? И почему же я не могу спать и есть? Я пытаюсь все расставить по своим местам: ты ненавидишь меня, с Джейком все плохо, и с Майком — тоже, но я знаю, что говорю правду, я так чувствую и ничего не могу с этим поделать. Ведь есть же разница между объятиями и удушением! Мне не объяснить… Пока тебя так не схватят, пока не ощутишь, до чего слаба и беспомощна, ты не поймешь, каково это.
— У меня нет к тебе ненависти, — произнесла я,
