«Мир приключений» 1963 (№09) - Анатолий Днепров
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
“Оглянись!” (Это я помощнику — шепотом.)
Он оглянулся и чуть не выронил от неожиданности футшток.
Аллигатор? Ну нет! Штука пострашнее аллигатора: индейский челн!
Он медленно скользил по воде прямо на нас.
Пустой? Да, как будто.
Но индейцы, я слышал, иногда применяли уловку: ложились плашмя на дно челна, подплывали на расстояние полета копья и лишь тогда поднимались во весь рост.
Помощник вытащил пистолет. Я приналег на весла.
С мостика, верно, заметили, что мы гоним изо всех сил. Пароход начал разворачиваться.
Я не сводил глаз с камышей. Каждую минуту ожидал, что они расступятся и оттуда вырвутся на плес другие челны, целая флотилия челнов.
“Никогда не участвовал в человеческих жертвоприношениях, — думал я, сгибаясь и разгибаясь над уключинами. — Но, кажется, придется…”
Однако камыши были неподвижны.
И челн, который выплыл из зарослей, не преследовал нас. Течение подхватило его и понесло, поставив наискосок к волне.
“Хитрит индеец, хитрит! — бормотал помощник. — Прячется за бортом!”
Но я начал табанить. Потом быстро развернулся, погнался за челном и, зацепив его веслом за борт, подтянул к ялику.
Помощник был нрав: на дне челна неподвижно лежат человек!
Я занес над ним весло. Помощник с опаской потыкал его в спину дулом пистолета.
“Мертвый?”
“Дышит. Но без сознания. Вся спина в крови”.
Мы отбуксировали челн к “Камоэнсу”.
Раненый оказался индейцем. На нем был: только холщовые штаны. Когда мы перенесли его в каюту и положили на койку, то увидели, что спина у него, как у тигра, в полосах, но кровавых!
Ему дали вина. Он очнулся и забормотал что-то на ломаном португальском.
Но я поспешил к своим машинам.
2
“Вот что, красавцы! — сказал я кочегарам. — Хотите участвовать в человеческих жертвоприношениях? Я — нет! Вы тоже нет? Тогда держать пар на марке! Выжмем все, что можно, из нашей землечерпалки!
И мы выжали из нее все, что можно.
В ту ночь у топок не ленились, поверьте мне на слово! От адского пара глаза лезли на лоб! Но сверху, с мостика, то и дело просили прибавить обороты. “Ну еще, еще! — бормотал капитан. — Ну хотя бы чуточку!” Как наш котел не взорвался, ума не приложу.
Под утро я поднялся на мостик.
Влажное тело обдало ветерком от движения корабля.
“Камоэнс” показал невиданную в его возрасту прыть. Только искры летели из трясущихся труб. Он мчался вниз но реке без оглядки, суетливо двигая плицами, как бегущая женщина локтями.
Капитан мрачно сутулился рядом с рулевым.
“Как наш новый пассажир?” — спросил я, закуривая.
“Умер”.
“Да что вы! Жаль его!”
Капитан посмотрел на меня исподлобья:
“Самим бы себя не пожалеть! Напрасно мы взяли его на борт”.
“Почему?”
“За ним была погоня. Он сам сказал это. А теперь гонятся за нами”.
“Кто гонится?”
“Его хозяева”.
“Не понимаю. Индейцам нас не догнать”.
“При чем тут индейцы?”
“Но ведь он сбежал из-под ножа! Разве не так? По-моему, его собирались принести в жертву богу войны”.
“Он бежал не от индейцем, a от белых”.
“Каких белых?”
“Он считал, что это немцы”.
“А! Фольксдойче?”
“Не фольксдойче. Я так и не понял до конца. Он потерял много крови, приходил в себя на короткое время. Бормотал о белых, которые не хотят, чтобы видели их лица, и поэтому ходят в накомарниках. Правда, в зарослях, как вы знаете, уйма москитов и песчаных мух. Но между собой эти люди разговаривали по-немецки”.
“А он понимал по-немецки?”
“Немного. Когда-то работал у фольксдойче. Но он не сказал своим новым хозяевам, что понимает немецкий. Кем, по-вашему, он работал у них?”
“Носильщиком? Добытчиком каучука?”
“Он состоял при машине, которая забивает сван! По его словам, люди в накомарниках строят среди болот капище своему богу”.
“Капище?”
“Ну, так, наверно, это выглядит в его дикарском понимании, — с раздражением бросил капитан. Он говорил коротко, отрывисто, то и дело оглядываясь. — Черт их там знает, что они строят! Рабочих очень много, он говорил. Индейцы. Платят им хорошо. Но они не возвращаются домой”.
“Как?!”
“Их убивают, — пробормотал капитан, всматриваясь в сужавшийся за кормой лесной коридор. — Расстреливают”.
“Расстреливают собственных рабочих?”
“Так сказал этот индеец. Он сам видел. Вдвоем с товарищем рубил кустарник на дрова, углубился в лес. Вдруг слышит выстрелы. Второй индеец хотел убежать, но наш заставил его подобраться ближе. В зарослях была засада! Люди в накомарниках подстерегли рабочих, которые, отработав свои срок по контракту, возвращались домой. Они были перебиты до единого!”
“В это трудно поверить!” — с изумлением сказал я.
“Но зачем было индейцу врать? Они с товарищем так испугались, что решили бежать, не заходя в лагерь. Однако по их следу пустили собак, догнали, подвергли наказанию. Второй индеец умер под плетью. Нашему индейцу удалось обмануть сторожей. И тут вы заботливо подобрали его и приволокли на пароход!” — Капитан со злостью прокашлялся, будто подавился ругательством.
“На таком большом строительстве, — в раздумье сказал я. — вероятно, есть мотоботы”.
“А! Разве я не сказал вам? У этих в накомарниках есть нечто получше мотоботов. Индеец говорил: “Длинный, очень большой челн, которым может пырять и…”
“Подводная лодка?!”
“ Они называли ее между собой… Да, вы же знаете немецкий. Как по-немецки “Летучий голландец”?”
“Дер флигенде Холлендер”.
“Вот именно! Второе слово индеец не мог понять. Он не знал, кто такие голландцы. Но первое слово запомнил хорошо: “летающий, летучим”. “Но это не самолет! — бормотал он; самолеты, по его словам, видел в Манаосе. — Это очень длинный челн, который…” И так далее”.
“Летучий голландец”, понятно, прозвище, — сказал я. — Зачем немцам база подводных лодок, если эта база так далеко от устья Амазонки?”
“А вы это у Деница[14] спросите! — сердито бросил капитан, снова оглядываясь. — Меня сейчас интересует одно: хватит ли дров до Рере?”
“Должно хватить!”
В тех местах пароходы по мере надобности пополняются не углем, а пальмовыми дровами. Но ведь мы не пополнялись дровами на очередной пристани — второй помощник, как вы помните, спутал устья рек.
Я спросил капитана, думает ли он, что за нами послали в погоню подводную лодку.
“Не знаю. Не вижу ничего. Чувствую погоню спиной”.
