Игра не на жизнь. Проходная пешка - Наталия Курсанина

Я несколько раз вздохнула поглубже. Страха не было. Просто легкая печаль и грусть, что недолго я прожила в новом мире, мало сделала и еще меньше любила.

— Ну, подходите…

От моего шепота твари будто проснулись и зашевелились быстрее. Понятно, если жертва хочет малость посопротивляться, то надо ускориться.

На что я рассчитывала? На опыт групповых боев с деревянными мечами? Или на то, что, помахав саблями с ордынцами, я стала крутой воительницей? Да этим тварям моя крутизна до одного места!

Рубить! Быстрее! Еще быстрее! Пока на место убитого не встали двое, трое его собратьев. Техники никакой, ни итальянской фехтовальной шпажной школы, ни польской сабельной, ни турнирной — какая, к чертям, техника, если успеваешь только взмахнуть и рубануть сверху вниз?! И еще раз… и еще.

Ирреальная битва в тишине. Ни криков, ни стонов. Твари умирали молча, а мне надо было беречь дыхание.

Парочку тварей я приняла левой рукой на нож, за что и поплатилась глубокой царапиной от плеча до локтя. Боль прорвала плотину обреченности, и на смену усталости пришла холодная ярость.

— Сука! — закричала я в морду очередной твари.

Крик, усилившись эхом, пробежал по пещере и заставил тварей на секунду замереть.

— Что, чувствительные ушки? — я рассмеялась.

Мне было легко и радостно. Что с того, что я сегодня умру?! Что с того, что этот мир покатится в тартарары?! Плевать! Главное — бой! Нечто яростное, безумное и восхитительное стучало в висках и рвалось наружу.

— Перун!

Я вскинула палаш и шагнула навстречу тварям.

— Перун!

Выкрикнула я и разрубила оскаленную морду.

— Перун!

И Багровая Тьма, торжествующе взвыв, прорвала ненужные заслоны здравомыслия. Я смеялась и рубила. Рубила и смеялась. Мне было легко и хорошо! Водоворот боя затягивал, и я отдалась его течению, позабыв про боль, про смерть, про страх. Никогда мне еще не было так легко и свободно! Какая, к чертям, смерть, если предо мной открыты врата в Ирий?!

Там, за правым плечом, стоял Мой Бог. И в его густых усах пряталась усмешка. А я танцевала в Его честь. Кровавый танец. Неравный бой. Последний… но самый лучший. И ни о чем не жалела.

~~~

Смерть и смех — разница только в последних буквах. Разница в действии. Но когда ты видишь, как отступает смерть, на смену приходит смех.

Понимаю же, что это неправильная реакция, но не могу удержаться. Смеюсь. Подняв лицо к своду пещеры — смеюсь безудержно и беспечно. Х…я нам, татарам?!

Смех обрывается криком. Я выплескиваю из себя остатки ярости и адреналина. Рядом со мной давно уже нет тварей — поразбежались, попрятались уроды. Но не все. Трупы никуда уже не уползут. Лежат себе мирно бесформенными тряпками. Боги, что же я наделала?!

— Боги!

Впиваюсь зубами в кисть руки, чтобы сдержать крик. На этот раз не победный, а испуганный крик одинокой женщины. Откат… Вот теперь я начинаю чувствовать боль и страх, меня трясет от ужаса, и я позволяю себе расплакаться. Неужели это я убила этих тварей?! Нет, не может быть! Неправда!!!

«Правда», — спокойный голос за спиной.

Оглядываюсь и, конечно же, никого не вижу.

«Хороший воин. Хорошая битва».

— Перун?

Сердце сжимается от надежды и радости. Неужели не ушел, как уходили все мои Боги после Деяния? Жалящего чувства пустоты в груди нет, а значит, он еще здесь, мой Бог, мой напарник, мой Перун!

«Твоя кровь льется зря».

А, ну да! Правильно! Надо перевязать раны. Пусть в боевом безумии я не реагировала, но эти твари своими когтями и зубами сумели меня достать. Противно, неприятно, но как говорят: «И хрен с ним!» Забинтовалась, сразу напомнив сама себе Мумию из египетских пирамид, отчего подавленный смешок снова стал рваться наружу, перемешиваясь с «Ох!» и «3-ссс!».

Палаш, прежде чем засунуть обратно в ножны, следовало протереть тряпочкой хоть немного, иначе остатки вонючей крови, мозгов и волос долго будут сопровождать меня, хранясь в ножнах. Ну их на фиг! Корзина эфеса оказалась смятой — неужели я кому-то врезала по зубам? Не помню. Может, и врезала. Во время боя не сильно думаешь, чем и кого бить, главное — достать и уничтожить раньше, чем он тебя. У меня получалось. Так что немного деформированная гарда скьявоны — небольшая плата за то, что рука осталась почти целой, исключая нескольких ссадин и неглубоких порезов. А вот один из засапожных ножей, тяжелых и удобно сбалансированных, жаль. Перевертывать тушки в его поисках было нудно и напряжно. А главное — могло занять непонятно сколько времени, которого у меня было не так уж и много.

Самое обидное, что эти твари умудрились укусить мою тщательно лелеемую и оберегаемую доковскую сумку. В результате чего ампулы оказались мелко раздробленными и непригодными к дальнейшему использованию. Последняя оставшаяся «в живых» ампула была тут же мной употреблена внутрь. Даже на надпись не посмотрела. Одно из двух — норадреналин или обезболивающее. И то и другое в тему. Так что проблема выбора даже не стояла. Что бы ни подействовало — все мне на благо.

~~~

Снова потянулась череда пещер, сменяемых узкими проходами подземных туннелей. Иногда казалось, что я иду по кругу, из которого нет выхода. Сердце сжималось от страха остаться в этом ирреальном подземном мире навсегда. Где-то на задворках сознания билась всячески пинаемая и отгоняемая мысль о том, что я запуталась. Особенно не хотелось встретить еще раз таких или еще каких-нибудь тварюшек, жителей столь прекрасного места. Ну уж нет! Даже думать об этом не хочется!

Когда свет отразился от стены, перегораживающей проход, я остановилась, тяжело дыша. Бег по неровным переходам закончился, но легче от этого не стало ни на йоту. Я пыхтела и шипела, как раскочегаренный до белого каления самовар. Действие ампулки благополучно закончилось еще свечу назад, и последний час я тихо материлась под нос, сдерживаясь, чтобы не делать этого вслух при каждом шаге. Теперь я ощутила остроту зубов и когтей подземных жителей. Пульсирующая боль в длинной ране на левой руке наводила на шальную мысль о внесенной внутрь инфекции, а множество мелких и не очень порезов на ногах и плечах противно ныли и горели. Радовали в этой ситуации только два пункта: первый — я жива, а второй — то, что наконец дошла. До ручки… которой почему-то не было.

Я закрыла глаза и облокотилась о стену. Боги, как же смешно! Столько вытерпеть, стольких предать и? Оказаться возле закрытой двери, в которую и стучаться бесполезно! Не услышат…

Надо думать, девочка, надо двигаться… Здесь, с этой стороны дверей тоже должен быть рычаг или кнопка, или ручка — все, что угодно. Давай же! Двигай, толкай, дергай за все уступы, каждый миллиметр пола, стен, потолка. Выступать, выдавить… Не может быть, чтобы с этой стороны замок не открывался!