Хедин, враг мой. Том 2. «…Тот против нас!» - Ник Перумов

Серые глаза метали молнии, однако молодой жрец и бровью не повёл, при всей внешней почтительности.

– Могут ли они что-то сделать прямо сейчас, немедленно? Такое, что изменит положение?

– Могут! – отрывисто бросила альвийка. – Могут воззвать к нему, к великому Хедину! Могут вознести слово к нему, чтобы он услыхал, чтобы точно узнал!

– Великий Хедин не отвечает… – начал было жрец, но Оружейница лишь яростно отмахнулась.

– Ты или несведущ, или я ничего не понимаю в магии, и особенно – в магии этого места! Второе – полная ерунда, следовательно, ты просто не осведомлён о подобных вещах. Говорю же – зови мастеров!

– Я не слуга, достойнейшая, – слегка пожал плечами молодой жрец. – Не посыльный. Ступай за мной, я провожу тебя. Но не держи сердца, если мастера откажут тебе в беседе.

– Они не откажут, – прошипела Оружейница. – Веди!

– Я вернусь, – посулил жрец молодухе с больной девочкой. – Скоро. Потерпи чуть-чуть, милая.

Они быстро миновали первую, общую залу, где хватало народа; так же быстро прошли зал с гобеленами, изображавшими «всю жизнь великого Хедина».

– Теперь вниз, – предупредил гостью молодой жрец.

Узкие ступени, вырубленные прямо в теле скалы, круто уходили вниз, утопали во мраке.

– Хедин Познавший Тьму – светел и благ. Он никогда не любил подземелья!

– Достойная гостья, ты вправе возносить моления великому Хедину так, как считаешь нужным. Он не устанавливал канонов. Не указывай же и нам, как надлежит обращаться к великому богу.

Альвийка что-то пробурчала.

– Веди, – единственное вслух.

Храм Хедина не был крепостью. Здесь не рубили потайные крипты, адепты не собирались в катакомбах. Два марша – свет вокруг совершенно угас, мерцал фиолетовым лишь эфес альвийского кинжала.

– Ожидай, – недовольно сказал жрец. Сделал шаг – и словно утонул в тёмной глуби.

Оружейница осталась одна. Пальцы до боли сжимались на рукояти клинка. Нет, ей не удавалось сохранить маску ледяного спокойствия – выдавали глаза, выдавали побелевшие губы, закаменевшие скулы.

Выдох-шипение сквозь сжатые зубы. Чернильная тьма впереди, мёртвая, ожидающая.

– Зачем ты здесь, Оружейница?

Старший мастер Хенсби вырос перед ней. Взгляд тяжёл, брови насуплены.

– У меня важные вести, мастер.

Тот вздохнул.

– Хорошо. Поднимемся в трапезную. Но, прошу тебя, Оружейница, пото…

– Поторопись?! – раздражённо перебила альвийка. – Уж потороплюсь, да. Ты можешь дозваться великого Хедина вот прямо сейчас, немедленно? Без увёрток и хитростей, дай простой ответ – да или нет?

– Нет, – спокойно и с достоинством ответил старый мастер. – Это храм, а не сторожевая крепость. У нас не протянуто вервие к колоколу в покоях Познавшего Тьму.

– И очень плохо, что не протянуто, – прошипела Оружейница. – Неужто я гнала сюда понапрасну…

– Что случилось? – наконец произнёс Хенсби. Ему явно не хотелось это говорить, ступать на удобную для раздражённой альвийки тропу, но пришлось. – Может, ты, достойнейшая, скажешь мне, в чём твоя беда?

Гостья расхохоталась. Смех получался истеричный, действительно «сквозь слёзы».

– Беда? Беда?! Беда у всех у нас! Хедин… Хедина… его… он… – Голос её сорвался.

– О чём ты, Оружейница? Великий Хедин…

– Его. Больше. Нет, – раздельно отчеканила альвийка и, отбросив последние следы гордости, разрыдалась, бурно и самозабвенно.

Старый мастер вздохнул. Снисходительно, словно говоря с выросшей внучкой, капризной, но любимой.

– Достойнейшая. Великий Хедин был, есть и пребудет вовеки. Нет такой силы, что прервала б его существование. Если тебе привиделся дурной сон…

– Какой сон! Какой сон! – яростно всхлипнула альвийка. – Чушь!.. у нас не сны, у нас – у меня – магия, истинная, глубокая, глубочайшая!

– И что же?

– Что же?! Что же?! Тебе что, мастер, не известно, кто я такая?!

– Известно, достойнейшая. Но прежде, чем длить и длить нашу беседу, позволь предложить тебе нашего собственного мёда. Нет ничего лучше от внезапных девичьих слёз.

– Д-девичьих?!

– Конечно. Я ведаю, Оружейница, ты живешь уже много-много веков… но сердце твоё по-прежнему девичье. По-прежнему полно огня и… страсти.

– Что-то многовато тебе открыто в нём, мастер!

– Прости, достойнейшая. Но альвы слишком… гм… сильно недооценивают нас, людей. Даже столь искусные в чарах и сведущие в металле, как ты. Пойдём, пойдём наверх. В трапезную. Мёд сейчас принесут.

…Мёд был хорош. Оружейница вытерла слёзы, в последний раз хлюпнула носом, забывая об альвийской холодности и сдержанности.

– Поведай мне теперь. – Старый мастер утвердил локти на столе, устроил подбородок на сведённых вместе ладонях. – Поведай мне, что за странные слова ты произносишь? Сказанное тобой невозможно, но… но ты не просто гостья, ты Оружейница Айвли, и я не привык поворачиваться спиной к твоим словам.

– Благодарю, мастер Хенсби, – вздохнула альвийка. – Дело в том, что я… давно уже… – На алебастровых щеках появился румянец.

– Нет ничего зазорного или постыдного в том, чтобы любить великого Хедина, – спокойно и сочувственно сказал мастер. – Он заслуживает подобного.

Айвли опустила глаза.

– Ты знаешь…

– Конечно. Людской век короток, мудрая Оружейница, мы быстро учимся.

– Прошли века, мастер. По людскому счёту вечность. Вечность, а я… по-прежнему… обращаю к нему свои мысли. – Айвли говорила медленно, словно сама себе изумляясь и глядя расширившимися зрачками куда-то мимо мастера Хенсби. – И всё, что я делаю… я взываю к нему. Ведь когда-то он дарил меня… своей благосклонностью. Ой, что это я, про что это я… – Румянец на щеках альвийки горел всё сильнее.

– Сказанное тобой умрёт во мне, – негромко сказал Хенсби. – Хорошо, что молодые мастера пренебрегли этой беседой.

– Хорошо… – чуть невпопад откликнулась Оружейница. – Голова что-то кружится у меня после твоего мёда, мастер… Опущу подробности, скажу лишь, что я всегда… знала, что с ним всё в порядке. За исключением одного раза, когда перестала знать. Но это было совсем, совсем недолго.

– Как же тебе удалось? Амулет, талисман? – заинтересовался старший жрец.

– Амулеты… талисманы… – Губы Айвли скривились в горькую усмешку. – Люди… или, нет, прости. Не люди. Мужчины. Вы так предсказуемы… как дети. Всё вам кажется, что какими-то… мёртвыми вещами, пусть даже с магической силой, можно что-то изменить… Нет, конечно. Нет у меня, как в сказках, волшебного ножа, с которого, коль с милым что-то приключилось плохое, кровь вдруг потечёт. Только внутри, вот здесь, – она похлопала себя по груди, – здесь у меня и амулеты, и талисманы. Настроила себя на него. Не видела, говорить с ним не могла… но чувствовала. Всегда. Он есть. Как там у вас, людей, говорится? «Женское сердце – вещее»? Ну да, правда. Ничего особенного. Что, считай, почти любая жена или просто влюблённая умеет, когда милого ждёт…

– И что же?

– И вот его больше нет.

– К-как?!

– Т-так! – сердито передразнила Оружейница. – Пусто здесь, в груди у меня! Пустота болотная, топь затягучая! Расточилось то, что Хедином было, расточилось и сгинуло, нет его больше в мира пределах! Века, века он всегда со мною был – а теперь нет! Ох, мастер, мастер Хенсби! Ну сделайте уж что-нибудь, пожалуйста! Воззовите к нему! Не верю, что не можете!

Не верю, что не слышит он вас!

Она одним глотком опрокинула в себя мёд.

– Есть же у вас, так скажу, по-иному мыслящие мастера. Может, они смогут… Не примчалась бы я сюда, как безумная, кабы не… пустота. Пустота поедучая, всё в себя тянущая, всё поглощающая…

Лицо её вдруг страшно изменилось, оцепенело, сделавшись словно маска смерти.

– Пустота… – просипела она, роняя глиняную кружку из-под мёда. – Не может быть… нет… не верю! Не… верю…

– Что с тобой, достойная Оружейница? – всполошился старший мастер.

– Я… не понимаю… – бормотала она, уставившись в одну точку. – Проверить… надо проверить…

– Мы и без того взываем к великому Хедину, – покачал головой жрец. – И да, те… молодые мастера, как ты их именуешь, стараются дозваться какими-то своими способами. Я не препятствую. Любой имеет право обращаться к Познавшему Тьму теми способами, как сердце ему подсказывает.

– Ага! – Погружённость и отрешённость Оружейницы как рукой сняло. – Значит, вы тоже что-то ощутили! Что-то почувствовали! Не зря вы… это… погрузились в молитвенное сосредоточение, так?

– Мы ощутили большую тревогу, – негромко сказал старый мастер. – Как будто что-то случилось, но что, где, с кем – непонятно. И мы не связывали это с великим нашим богом. До твоих слов.

– Ты же сказал – у вас нет протянутого вервия!