Последний реанорец. Том VI - Вел Павлов

Глава 19. Накал реанорского воздаяния...

‒ Ростислав, будь добр… ‒ запнувшимся голосом начал говорить Захар, вновь коснувшись взглядом княжон, резко бросая другу свой плащ. Однако гримаса спокойствия на лице у парня вдруг дала трещину, и оно стало искажаться, яростная алая молния и тёмно-багровая сила духа резко и в унисон застрекотали с пронзительным звуком, но уже в следующий миг парень чудом взял себя в руки и вернул на лицо прежнее спокойствие, как бы между делом обращая взгляд на Габсбурга, который постепенно отступал назад. ‒ Помоги девушкам и напои их всем необходимым.

Цесаревич лишь неуловимо кивнул и за одно движение рассёк платино-палладиевые оковы, быстро подхватывая почти бессознательных боярышень на руки и укладывая обеих на два разложенных прямо на полу плаща.

До поры до времени взгляд Алины и Прасковьи был затуманен, вот только стоило цепям исчезнуть, а зельям возрождения попасть внутрь, как те медленными темпами стали приходить в себя и глаза их начали понемногу отличать правду от болезненного вредоносного бреда.

‒ Рости… слав? ‒ вновь задрожав всем телом, подал голос Оттон, который всем своим видом пытался слиться с каменной стеной позади себя и переводил испуганный взгляд с одного парня на другого. ‒ Ро… Романов?.. СТРАЖА! ‒ вдруг завопил, что было сил Габсбург. ‒ ПОМО…

Вот только в следующий миг, сабля в руках у Лазарева мелькнула раскалившимся багровым блеском, и вдох спустя голос мужчины резко прервался. Его утробный крик о помощи превратился в мучительный вой, на лице от одной щеки и до другой образовалась кровоточащая борозда, а уже через секунду тот невольно повалился на колени и изо рта вырвались ошметки языка и куски отсеченной с лица плоти.

‒ Захлопни свою мерзкую пасть, никчемная падаль! ‒ отрешенно процедил Захар, делая очередной шаг вперед. ‒ Никто не придет к тебе на помощь! На этом уровне больше нет живых! Все подохли! Не нужно было меня злить!

Правда уже миг погодя Оттон с безумным и неразборчивым криком резко подскочил на ноги. Сила духа и магии мгновенно достигли своего пика, и тот бросился прямо в сторону своего врага, но за всеми происходящими потугами и метаморфозами Захар проследил с равнодушным видом от их начала и до конца. И когда двух столпов разделяли жалкие сантиметры, яркая алая вспышка ослепила всех присутствующих в темнице, раздался очередной вопль боли, а сам Австрийский оказался глубоко впечатан в бетонную стену камеры.

Правда, отныне на все происходящее Лазареву было наплевать. Монотонные атаки кулаками отдавалась мучительным воем уникума, а несколько мгновений спустя камень каземат стал медленно содрогаться от наплыва яростной силы столпа империи.

‒ Никчемная падаль… я… сказал тебе… заткнуться! Даже… твой голос… мне… омерзителен…

Каждое произнесенное слово сопровождалось безжалостными ударами плоти о плоть, мучительными возгласами, хрустом костей и звуками разрываемой кожи и сухожилий. Некогда могущественный столп Австро-Венгерской Империи медленно, но верно превращался в кусок избитого мяса. Ярость, кровь, крики неистовой боли и куски разрываемой плоти. Это всё, что существовало в данный момент на паре квадратных метров.

Остановиться мужчина смог лишь тогда, когда в камере зазвучал слабый женский голос.

‒ За… хар? Это и вправду… ты?..

***

Далекий голос Алиши звучал как-то приглушенно и далеко, но в данный момент он походил на нескончаемый поток ледяной воды, который вернул меня в реальный мир из кроваво-красной пелены реанорского транса и безумия. Собственный кулак удалось остановить не иначе как в паре сантиметров от окровавленного и изуродованного лица Габсбурга, сам же Оттон в этот момент лишь хрипел и пытался произнести нечто нечленораздельное своим отрубленным языком.

‒ Так просто ты не умрешь! Мы только начали. Подыхать ты будешь долго, ‒ прошипел я тому в изувеченное лицо, отстраняясь резко от уникума и мгновенно оказавшись подле хлопочущего, словно курица-наседка Романова, тотчас склонился над девушками.

Теперь они были лишь тенью себя прежних. Ужасающее и отвратное зрелище. Данный вид княжон нельзя было описать одним единственным словом. В особенности для тех, кто славится своей красотой.

От увиденного кадык самопроизвольно резко дёрнулся вниз, но сразу же вернулся в исходное положение. Правда, зелья возрождения уже начали свою работу, но выглядели сейчас обе девицы всё еще скверно, хотя собой уже не напоминали живые трупы. Именно таким незамысловатым образом несколько долгих секунд продолжалась игра в гляделки с обеими боярышнями.

‒ И вправду ты… ‒ со слабой улыбкой прошептала Алина, а затем избитыми и окровавленными пальцами, на которых не было ногтей княжна неуловимо коснулась моего лица.

Кадык от замеченного нюанса пыток Оттона вновь дёрнулся сам по себе, но изо рта вырвались совсем иные слова.

‒ Я зол и рад одновременно! ‒ тихо отчеканил я, дрожа всем телом от гнева, ярости и облегчения, потому как держать себя в руках уже больше не было ни сил, ни желания. ‒ Очень зол! На вас обеих! Вы поступили глупо! Опрометчиво! Неразумно! А так могу поступать только я и… Ростислав.

‒ Прости нас… ‒ вдруг виновато просипела Прасковья хриплым голосом, с глаз которой стала медленно сходить туманная поволока. ‒ Это… моя вина. Мы лишь… хотели… помочь. Не желали…стоять в стороне и просто смотреть.

Ох, матерь-Бездна дай мне силы и вселенского терпения! До чего они мне напоминают реанон. Такие же безрассудные, бесстрашные и… до ужаса глупые!

Руки, залитые кровью Оттона рефлекторно, и неосознанно притянули к себе обеих девушек и прижали тех к груди, а из моего собственного горла вырвался протяжный и облегченный выдох.

‒ Вы обе будете наказаны! Разными методами! И сделаю я это лично! ‒ как можно холоднее отчеканил я, глядя обеим боярышням поочерёдно в глаза. ‒ Но это будет позже, а сейчас у меня есть неоконченное дело. Ждите! Ростислав, выведи их отсюда, будь добр. Предстоящие зрелище не для слабонервных. В коридоре никого нет и там покамест безопасно.

Цесаревич быстро кивнул и вновь вернулся к своим манипуляциям с исцеляющими зельями, а пару минут спустя напарник вынес девушек из камеры, но обе то и дело бросали встревоженные и обессиленные взгляды в мою сторону. Стоило дверям захлопнуться, и я во второй раз обратил свой взгляд на Габсбурга, который за время краткой беседы и передислокации княжон умудрился выползти из проделанной дыры и проползти пару метров в сторону дверей, оставляя после себя кровавый шлейф, однако пару секунд спустя камеру резко оглушил хриплый фальцет Оттона, потому как моя нога без какой-либо