Сказочник - Олли Серж

— Но… — пытается взять себя в руки первый мужчина, — какие у нас гарантии?

— А никаких, — разводит руками Михаил. — Все, визитку давайте! — Начинает теснить их к двери. — Наберу вас, сказал.

Иван, спотыкаясь, выбегает из ванны с охапкой полотенец.

— Куда их, мам?

— Давай, — забираю.

Пару кидаю на пол. Третье зажимаю между ног и жду, когда же, наконец, закроется за сотрудниками банка дверь.

— Что у вас здесь происходит? — выглядывает из кухни Софья. — Снова Танюша воду не выключила? Какой потоп? Ооо… — понимающе оглядывает меня. — Ну-ка, Иван, быстро за стол, — шикает на ребёнка.

Я опираюсь рукой на стену и понимаю, что меня начинает конкретно так накрывать. Дышу. Считаю. Блин… как же, маму вашу, больно!

— Ну что? Жива? — слышу взволнованный голос Михаила. — Выпроводил я наших гостей.

— Игнату позвоните, пожалуйста, — прошу я его. — А я пока в ванну. И готовтесь ехать.

— Ох ты, Господи, — причитает Соня, — ну-ка стой, провожу. Поскользнёшься ещё.

Пока принимаю душ, схватки учащаются до периодичности в стабильные десять минут. Как на зло, в самый ответственный момент для бритвы в баллоне заканчивается пена для бритья, и мне приходится взять мужскую с ментолом. К удивлению, именно этот запах облегчает мое состояние. Поэтому, выходя из ванны, я прихватываю баллон с собой. Нюхать.

Дети крутятся под ногами, пока я собираю сумки. Танюша не хочет расставаться и проситься поехать вместе, а Иван просто переживает, что в чем-то виноват. Успокаиваю обоих. Целую, обнимаю. Обещаю вернуться уже через три дня с братиком. Сама немного нервничаю, потому что Игнат не берет трубку.

Я звоню ему почти всю дорогу до роддома. Михаил обещает мне, что как только сдаст меня, сразу доедет до неприступного логова Стоцкого, которое, кстати, по-прежнему существует, и выдаст его хозяину люлей.

Немного отвлекаюсь, пока оформляю документы в приёмном и встречаюсь со своим врачом.

— А где же ваш папа? Вы, вроде вместе собирались. Испугался? — улыбается гинеколог, пытаясь разрядить напряжение разговорами. — Вдох, расслабляемся, — ощупывает меня изнутри. — Так, хорошо. Раскрытие на три пальца. Скоро родим.

— Как родим, — начинаю хныкать я. — Нет, муж должен приехать. Мне надо позвонить, — подлетаю с кушетки.

— Спокойно! — ахает врач. — Ваза, Лерочка, вы — хрустальная ваза с ценным грузом. А так прыгаете. Руку давайте.

Она помогает мне спуститься с кресла и попасть ногами в тапочки. Я добегаю до вещей и звоню Михаилу. Окончательно прихожу в эмоциональный раздрай, потому что теперь и он тоже не берет трубку. Зажимаю телефон в кулаке и начинаю хлюпать носом. Как я буду рожать одна?

— Лерочка, ктг, — не даёт мне разреветься врач. — Давайте нашего мальчика прослушаем.

— Да, иду, — киваю.

— Только телефончик надо убрать, — настойчиво забирает у меня из рук аппарат акушерка.

— Нет, мне надо… — пытаюсь протестовать.

— Всем надо, — кивает она. — А вам пора расслабиться и оставить все вопросы и проблемы там, — машет рукой на окно.

Я понимаю, что она права. Со вздохом отдаю телефон. Позволяю примотать к себе датчики, поставить катетер и ещё раз на схватке проверить раскрытие.

— Что-то дальше не идёт, — задумчиво констатирует врач. — Надежда Семёновна, — обращается к акушерке, — давайте окситоцинчика…

— Не надо! — вскрикиваю. — Я сама.

Пытаюсь закрыть глаза, расслабиться, но ничего не получается. Минуты тянутся. Бригада врачей начинает наворачивать вокруг меня беспокойные круги.

— Схватки становятся слабее, Валерия, — терпеливо пытается договориться со мной врач. — Нужно поставить капельницу.

Киваю… Пусть. Потом убью Стоцкого. Значит, как пиписькой в меня без презерватива тыкать, так он первый. А как рожать, так я одна должна? Чтобы я ещё хоть раз…

— Аааа… — начинаю хныкать от опоясывающей боли. — Мама…

Гребаный окситоцин!

— Не кричим, Лера, дышим, напоминает мне акушерка.

— Снимите, пожалуйста, — сдергиваю с себя датчик ктг.

Дышу, хнычу, кручусь, пытаюсь улететь между схватками в сон. Сжав зубы, разрешаю осмотреть себя в очередной раз и вдруг слышу, что дверь в палату открывается.

В мой чувствительный нос бьет родной запах хвои и сигарет.

— Лерочка… — слышу голос мужа и чувствую, что наконец-то, расслабляюсь. Слеза скатывается по щеке на пелёнку. Да, я очень ждала.

— Халат, папа, надеваем, — останавливает Игната врач.

— Валентина Викторовна, — зовёт ее акушерка. — У нас схваточка хорошая.

— Так, сейчас посмотрим, — отзывается она, обрабатывая руки.

Новая схватка вызывает у меня желание тужиться и острый прилив сил.

Родные губы прижимаются к щеке, виску, скользят по линии волос.

— Лерочка… Прости, что не отвечал. Нужно было глушилки связи поставить. Важный разговор… — шепчет мне Игнат.

— Можно, я потом тебя поненавижу, — рычу в ответ.

— Можно, — смеется он. — Люблю тебя, моя девочка.

— Надежда Семёновна, — обращается к акушерке моя врач, — пригласите нам неонатолога. Будем рожать…

Дальше все сливается в единое, кажущееся мне бесконечным, мгновение боли, подсказок врачей и нежного шепота мужа.

— Лера, вдох! — требует акушерка.

— Больше не могу, — мотаю головой.

— Можешь, — строгий голос врача. — Папа даст руку. Можешь его укусить, только тужимся на следующую схватку.

— Лера, схваточка пошла… — предупреждает акушерка.

Вцепляюсь в руку Игната ногтями и тужусь…

— Умница, голова, — возбужденно хвалят меня врачи, — ещё разок давай, без схватки.

Подчиняюсь из последних, непонятно откуда берущихся сил и… слышу плач сына.

— Лерка, — восторженно хрипит муж.

Прикрываю глаза. Чувствую, что плачу.

— Дайте мне его, — прошу. — Дайте!

Тёплое крохотнее тельце оказывается у меня на груди.

— Привет, сынок… — шепчу.

Рассматриваю крохотные ручки с отросшими ноготочками, ротик, который уже елозит по моей груди и ищет еду. Тёмные волосики на голове, глазки бусинки, которые иногда недовольно так смотрят на меня из-под приоткрывающихся век и маленькое родимое пятно на плечике… как у моего папы.

Игнат укрывает нас пеленкой и обнимает, зарываясь носом в мои всклоченные волосы.

— Лерка… — слышу в его голосе восторг и шок.

Встречаемся взглядами. Там так много всего: глубокого, нежного, родного. Расслабляясь, уплываю в это абсолютное чувство счастья.

— Спасибо, любимая, — говорит мне муж одними губами и целует. Но не меня. Сына. Это ощущается так, как будто тысячу раз меня. — Как назовём?

— Мироном, — отвечаю тихо Игнату. Потому что не знаю, как отреагирует. Понравится ли идея. — Если ты не против…

Муж замирает.

— Хорошее… имя, — шепчет севшим голосом, — Пусть будет Мирон. Спасибо тебе… моя девочка.

Конец