Степные хищники - Александр Великанов

Федорчук достал из-под сена седло.

— Отпряги пристяжную! — сказал он вознице. — Доеду, посмотрю, что за селом делается.

— А ты не удерешь? — заподозрил тот.

— У тебя же еще лошадь остается, — уклончиво ответил Федорчук.

— А это барахло куда я дену? спросил парень, показывая на штабные ящики.

— Не пропадать же из-за них!

— Тогда обожди! Я тоже с тобой, — и парень начал отпрягать лошадей.

— Поедем! — согласился Федорчук.

Вскоре они выбрались из деревни и очутились на той самой дороге, по которой приехали в Мерлино. Здесь сейчас никого не было, только валялись поломанные телеги, убитые лошади. В одном месте, разбросав в стороны руки, лежал человек. Чем дальше, тем трупов было больше, а по бугру, где шли цепи, пашня была густо усеяна телами. Они лежали там и сям, словно разбросанные взрывом. Вездесущее воронье уж кружилось в воздухе.

В лощине Федорчук оставил лошадь.

«Подаваться к железной дороге нет расчета. Вправо по следам Попова идти рискованно», — размышлял он.

В стороне Мерлина перестрелка стихла. Из деревни двигались на юго-восток разрозненные кучки бандитов.

«Направление они, пожалуй, взяли правильное, — подумал Федорчук. — Надо уходить к Лопуховке».

В сумерках Федорчук и его спутник неожиданно наткнулись на конный отряд, расположившийся на полевом току. Человек тридцать сидели и лежали на ворохе прошлогодней соломы. Лошади, как выяснилось позже, были спрятаны в риге.

«Кажется, влопались! — Федорчук приготовился объясняться, но никто их не окликнул, никто не спросил, кто такие. — Наши, — определил Федорчук и в душе усмехнулся: — Для меня все наши — и те, и эти».

Спрыгнув с лошади, он привязал ее к брошенной на току веялке и направился к лежавшим. Выбрав свободное место, растянулся и начал слушать.

— Хо! Старый знакомец! — воскликнул лежавший по соседству человек.

Федорчук вздрогнул — он терпеть не мог, когда ему заявляли: «Я тебя знаю» или «Мы с тобой встречались». Сразу не поймешь, что за этим скрывается: где встречались — в банде или в Чека, кого знал тот — Федорчука, старшего писаря штаба Попова или Федорчука, сотрудника губернской Чрезвычайной комиссии. А от этого зависела жизнь.

— В темноте что-то не признаю тебя, — хрипло ответил Федорчук.

— Рожков я. Помнишь, из камышинской тюрьмы.

— А-а. Помню.

— А ты разве не с Поповым?

— Штаб остался в Мерлине. А тут кто?

— Маруся.

— Где она?

— В риге карту с Семеном разглядывают.

Из темноты донесся властный женский голос:

— По коням!

Через несколько минут шайка вытянулась цепочкой и двинулась в непроглядный мрак весенней ночи. Федорчук пристроился в хвосте колонны. Поля, дорога, предметы были словно накрыты чёрным бархатом, — не видишь не только головы лошади, но даже собственных рук. Как это Маруся знает, куда вести?

Часа через два-три езды вслепую вправо показались крохотные светляки — красные и зеленые огни на железнодорожных стрелках и семафоре.

«Станция. Интересно, какая?» — подумал Федорчук.

Впереди о рельс звякнула подкова. Лошадь Федорчука, напружившись, полезла куда-то вверх, послышался стук копыт по дереву, затем седло медленно опустилось.

«Переехали насыпь, — отметил Федорчук и невольно похвалил в душе: — Молодец Маруся!»

Железную дорогу Ртищево — Аткарск удалось перейти лишь коннице, пехота и обозы оставались в мешке и вели перестрелку. Чтобы помочь им, Попов пытался провести в селе Сластухе мобилизацию, но еще раз убедился, что симпатии крестьян прочно перешли к большевикам. Мобилизация провалилась, и Попов одной конницей повел наступление на разъезд Афросимовский, был отбит и с тремя сотнями конных отступил на Баланду.

Для его преследования красное командование немедленно сформировало летучий отряд в составе 1-го сводного полка, кавдивизиона ВНУС, Вольских пулеметных курсов и батареи полевых пушек. Начальником отряда был назначен старый чапаевец Суров.

Глава одиннадцатая

ПОСЛЕДНИЙ УДАР

Снова просторы полей. Ласковый южный ветер дует в лицо, сушит суглинок на курганах, от него сереют и начинают пылить гребни борозд. Ручьи в оврагах, в лощинах стали прозрачными, и видно, как под водой зеленеет трава-мурава. В полный голос звенят над головой жаворонки. На парах стаями пасутся грачи. С лошадей летит по ветру зимняя шерсть, пахнет пряным конским потом.

Быстро шел летучий красноармейский отряд, а банда катилась еще быстрее. До самой Баланды, конечной станции железнодорожной ветки Аткарск — Баланда, не было ни одной перестрелки. В Баланде отряд переночевал, а наутро снова форсированным маршем двинулся на юг. Щеглов подсчитал: за последние сутки пройдено 106 верст.

За Баландой Попову удалось схитрить: в верховьях разлившейся Терсы он направил небольшой отряд по левому берегу реки, ложно демонстрируя этим движение главных сил, которые в действительности пошли по правому. Эта уловка сразу не была разгадана, летучий отряд пошел по левобережью, и между преследователями и преследуемыми легла полноводная Терса. Когда же выяснилось истинное положение дел, было поздно: мосты в Песчанке и Самойловке были снесены половодьем, возвращаться назад к истокам реки, значило безнадежно отстать. К счастью, выручил железнодорожный мост у станции Три Острова. По нему можно было переправить и конницу, и артиллерию. Можно, но осторожно, потому что железнодорожные мосты не приспособлены для движения по ним лошадей и повозок. На редкий переплет из прямоугольных балок положены для пешеходов узкие доски, и все. Идешь и видишь, как под ногами далеко внизу бурлит вода, несутся желтые хлопья пены, неуклюже поворачиваясь, плывут коряги. Если лошадь оступится, то вниз не упадет, но может поломать ноги, и поднять ее будет делом нелегким.

Переправу начал разведэскадрон Мидзяева. Лошади осторожно ступали по доскам. У тех, кто смотрел со стороны, дух захватывало, — казалось, вот-вот какая-нибудь сорвется. Опасения оказались напрасными: разведэскадрон совершил переправу вполне благополучно, за ними начали переправу другие. Кавдивизион должен был переправляться самым последним, и Щеглов, усевшись на обрыве, с интересом поглядывал, как между ажурными пролетами моста цепочками (по числу дощатых трапов) двигались люди и кони.

— Как интересно! Я такого никогда не видела, — послышался сзади знакомый голос.

— А-а, Танюша! Присаживайся! Мне тоже не приходилось.

Таня опустилась на землю.

— Вася!

— Что?

— Люблю.

— Ну, и хорошо!

— А ты?

Щеглов обнял ее за плечи.

— Я хочу все время быть с тобой. А то все врозь и врозь.

— Ждать немного осталось: покончим с Поповым, встанем на отдых, и все время будет наше.

— Долго.

— Скоро.

Оба замолчали. А по мосту тянулись и тянулись красноармейцы, ведущие в поводу лошадей.

«Тук-тук-тук-тук!» — выговаривали копыта по толстым доскам.

— Ну, мне пора, — спохватилась Таня и вскочила на ноги. Чуточку помедлив, она нагнулась и быстро поцеловала Щеглова.

— До встречи!

Щеглов смотрел, как артиллеристы прямо по шпалам везли к мосту тяжелые пушки. Колеса глубоко врезались в балласт, разворачивали шпалы, уродовали полотно, а стоявший тут же дорожный мастер равнодушна взирал на разрушения, — война.

У моста ездовые выпрягли лошадей и дальше покатили орудия на руках. Мост дрожал, трещали доски, поскрипывали балки, но одно за другим все орудия оказались на том берегу. Следом за батареей переправился дивизион.

Донская область. Река Бузулук, за которой широко и привольно раскинулась казачья станица Преображенская. Здесь Попову пришлось принять бой, — летучий отряд уже вторые сутки шел, не отставая, а в Преображенской позиция для оборонительного боя была удобная. Не вошедший в берега после разлива Бузулук имел к тому же илистое дно и переправляться, особенно под огнем, было безумием. Единственный мост через реку и подходы к нему обстреливались расположенными Поповым пулеметными заставами. Одним словом, бандиты считали, что здесь можно задержать красных.

В ночь на 12 апреля банда заняла Преображенское, а на рассвете на берег Бузулука вышел летучий отряд. Разведчики Мидзяева доложили, что мост цел, но обстреливается пулеметным огнем.

— Пулеметы подавим артогнем и по мосту ворвемся в станицу, — решил командир отряда. — Эскадрон Мидзяева пойдет первым, а за ним остальные по порядку номеров. Дивизион Щеглова назначаю в прикрытие батареи.

Ворча в душе, Щеглов отвел дивизион в сторону и спЕшил. Мало почетного прикрывать в тылу батарею. «Да кто их тут тронет! Попова из станицы арканом не вытащишь», — брюзжал комдив, завистливым взглядом провожая уходивший к станице полк.