Афродита у власти: Царствование Елизаветы Петровны - Евгений Анисимов

Напряженные отношения с Пруссией ужесточало начавшееся острое соперничество русских и прусских дипломатов в третьих странах. В конце 1740-х годов Петербург был особенно раздражен попытками Пруссии вмешаться в шведские дела и добиться усиления шведского короля. Это как раз шло вразрез с интересами России, которая хотела ослабления шведской государственности и всячески поощряла борьбу политических группировок в среде шведского дворянства и в рикстаге. Наконец, к прочему прибавилось яростное неприятие императрицей Елизаветой персоны Фридриха, которого она, подобно Марии-Терезии и мадам Помпадур, люто возненавидела. Чем же Фридрих вызвал такую ярость трех прекрасных дам, будет рассказано в главе о Семилетней войне.

Глава 7

Счастливый случай двух лентяев

XVIII век, как и все другие столетия, полон историй о счастье, которое вдруг падает к ногам самого обыкновенного человека, как сказочной красоты бриллиант, и нужно только наклониться, чтобы поднять его из дорожной пыли. История удачи одного из самых счастливых семейств XVIII века, Разумовских, началась в первых числах января 1731 года. «Изрядно продрогший полковник Федор Вишневский, командированный на Украину за вином для двора императрицы Анны Иоанновны, остановил свои сани у ограды маленькой церкви села Чемары, что под Черниговом, перекрестился и вошел в теплую тьму сельского храма. Шла служба, в церкви было много народа, пел хор, и сразу же Вишневский замер от изумления — среди голосов хористов его ухо уловило дивный тенор. Его обладатель, ладный двадцатидвухлетний парубок Олеша Розум, вскоре предстал перед столичным гостем». Так или примерно так описывают начало этой волшебной истории все авторы. И самое удивительное, что история эта, несмотря на ее литературность, подлинная. Вишневский — реально существовавший человек, после возвышения Разумовского ставший одним из его приближенных. Молодой Розум сразу же понравился Вишневскому, оценившему скромность, природную воспитанность, голос, ум и прекрасную внешность певца. На следующий день полковник увез Алешу в дальний заснеженный Петербург, в придворную капеллу. Так начался «случай» Разумовского.

Как известно, в XVIII веке «случаем» называли успех, удачу, необыкновенное везение. В соседней с Чемарами деревне Лемеши на почтовой дороге от Чернигова на Козелец, где жила вся большая семья Розумов (отец, мать, три сестры и три брата — Данила, Алексей и Кирилл), так и считали — Алешке Розуму подвалило необыкновенное счастье! Впрочем, такие случаи были известны и раньше: украинских певчих высоко ценили в церковных хорах России и в придворной капелле, их даже выискивали по всей Украине присланные из столицы нарочные. По петербургскому тракту отправились уже многие местные хлопцы. Щедрая певучая Украина была неисчерпаема на голосистые таланты. Как писала наперсница цесаревны Елизаветы Мавра Шувалова в 1738 году с Украины своей госпоже, «с великою охотою отдают к Вашему высочеству хлопцев отцы и родня, слышут, каковы к ним милостивы и как содержите». Но Алеше повезло вдвойне — его жизнь была тяжела, в округе не знали другой такой бедной и несчастной семьи, какой была семья Розумов. Отец Алексея Григорий Розум был горьким пьяницей, большую часть дня проводил в шинках, пропивая там всё, что мог найти дома и отобрать у жены. У Натальи же Демьяновны Розумихи — матери Алексея — оказалось ангельское терпение. Жить со вздорным, грубым, несдержанным на слово и руку мужем было мучительно и даже опасно: как-то раз он спьяну чуть не зарубил топором Алексея, обнаружив, что сын не пасет стадо, а сидит дома с книжкой в руках.

Говорят, что судьба — это характер. Розумиха была отчаянной оптимисткой и, несмотря на несчастную жизнь с пьяницей и драчуном, свято верила в грядущее счастье своих детей. За три дня до того, как полковник Вишневский вошел в притвор чемарской церкви, Розумихе приснился сон, что в ее хате под потолком сияли сразу и солнце, и месяц, и звезды. Соседи смеялись над ее наивными пророчествами о сказочном будущем сыновей. Но старая казачка чувствовала приближение счастья, видела его отблески в незаметных для других черточках обыденной жизни. Став потом камер-дамой двора императрицы Елизаветы Петровны, она не без удовольствия вспоминала: «Сыновья мои родились счастливыми: когда Алеша хаживал с крестьянскими ребятишками по орехи и грибы, он их всегда набирал вдвое больше, чем товарищи, а волы, за которыми ходил Кирюша (то есть будущий граф, кавалер, гетман Украины, президент Академии наук и генерал-фельдмаршал Кирилл Григорьевич Разумовский. — Е.А.), никогда не заболевали и не сбегали со двора».

И вот свершилось: Алеша уехал в столицу за своим счастьем. Вишневский представил Алексея Розума обер-гофмаршалу двора графу Левенвольде, и тот зачислил юношу в придворный хор. Однако вскоре, вероятно молитвами Розумихи, Алексея Розума услышала и увидела цесаревна Елизавета Петровна. И вот на одной из служб в придворной церкви она, как раньше полковник Вишневский, была потрясена голосом нового певчего Алексея Григорьева, а еще больше — необыкновенной красотой этого гибкого, смуглого, высокого парня с черными глазами, в которых светился ум, покой и юмор. Она влюбилась в этого певчего, своего ровесника. И хотя Алексей вскоре простудился, потерял голос и потом лишь играл на бандуре, из сердца своей красавицы он уже не выходил.

По воле цесаревны его тотчас перевели к ее двору. В реестре об отпуске придворным и служителям вина и пива имя «певчего Алексея Григорьева» значится выше музыкантов и певчих, среди имен камердинеров, и на день ему было положено выдавать по одной «крушке» вина и по четыре-семь — пива. Постепенно казачий сын стал при дворе цесаревны первым человеком, звался уже Алексеем Григорьевичем Разумовским, сладко ел и пил, мягко спал в опочивальне цесаревны. Он ведал имениями цесаревны, благосклонно выслушивал многочисленных льстецов. У него появилась масса небескорыстных друзей, которые вились вокруг того, кто держал в руках сердце веселой, неугомонной красавицы. И нужно отдать должное Разумовскому: он укротил Елизавету, стал ее повелителем почти на два десятилетия!

Возрастающее значение красивого певчего в 30-е годы XVIII века заметно по множеству писем и прошений на его имя о заступничестве, денежном пособии, помощи. Десять лет пролетели в празднествах, охотничьих забавах, поездках в загородное имение цесаревны Царское Село. Все это время Алексей Разумовский был рядом со своей возлюбленной. Однако ночью 25 ноября 1741 года «друга нелицемерного» (так цесаревна называла в письмах Разумовского) рядом с ней не было. Человек нетрусливого десятка, он воодушевлял подругу на подвиг, но при этом обладал природным тактом, чтобы вовремя уйти в тень, не появляться в гвардейской казарме в роковой час переворота — в ту ночь наследница великого Петра принадлежала не ему, а гвардии, Отечеству, России.

Ну а уже наутро, когда его панночка взошла на престол, он привычно стоял за ее спиной — теперь не просто певчий, а первый человек в империи. Награды, чины и пожалования сразу же хлынули на него золотым дождем. В день коронации Елизаветы Петровны на церемонии в Кремле 25 апреля 1742 года Разумовский нес шлейф и был пожалован чином обер-егермейстера и орденом Святого Андрея Первозванного. Так решила императрица накануне, написав: «Синия ленты дано: князю Василью Владимировичу, Алексею Григорьевичу и обер-егермейстером». Кроме этого Разумовский получил деревни и села в России и на Украине. Впоследствии он стал генерал-фельдмаршалом, хозяином Аничкова дворца. Если для бывшего украинского пастуха усыпанная бриллиантами звезда была в диковинку, то недавно выпущенный из тюрьмы старый фельдмаршал В.В.Долгорукий получал ее… во второй раз. Впервые он удостоился высшего ордена в краткое правление Петра II, но в 1731 году был лишен и наград, и поместий, и чинов, и свободы на долгие десять лет — так императрица Анна Иоанновна отомстила своим врагам из княжеского рода Долгоруких.

Согласно легенде, в дни пребывания двора в старой столице Разумовский выехал за несколько станций от Москвы навстречу матери, с которой не виделся больше десяти лет. Розумиха долго отказывалась признать в роскошном, холеном вельможе в бриллиантах и кружевах своего Олешу, пока тот, мало смущаясь блестящей свиты, не разоблачился и не показал матери родимое пятно, о котором знала лишь она да, может быть, Елизавета. Старушку переодели в фижмы, робу, причесали, нарумянили и повезли во дворец, где она тотчас пала на колени, приняв за императрицу собственное отражение в гигантском золоченом зеркале. Но потом, окруженная любовью сына и обласканная императрицей, Наталья Демьяновна быстро освоилась в Москве. Вернувшись к удобному ей малороссийскому платью, старая шинкарка (на деньги, посылаемые сыном, Розумиха после смерти мужа купила шинок и вела бойкую торговлю) принимала украинскую старшину, а потом, истосковавшись по Лемешам, отпросилась у царицы и сына домой. Сын всегда с любовью и почтением относился к матери, что хорошо видно из его писем ей: «Милостивая государиня матушка! Сказувал мне Степан Лутай, что желание есть, чтоби смотреть за теми дворами и хуторами, которие вы изволили сами покупать. И ежели то подленно так, то прошу мне уведомить, то я с радостию велю их отдать вам…»