Город мясников - Виталий Сертаков

– Ясно, гос.. Волкарь. Волкарь, смотри, тут все на месте. Сигареты, часы, ключи от процессоров…

– Да-а… – протянул Бауэр. – Видимо, тот, кто это натворил, не нуждался в ключах.

– Эй, что там у вас? – издалека спросил Хобот. – Мы нашли госпиталь, все тихо.

– У нас порядок, – сказал я. – А ну-ка, замолчите все.

Я следил за сменой картинок на экранах и надеялся услышать хоть кого-то из третьей декурии. Хоть один голос. Картинки безучастно менялись.

Пустые лестничные клетки.

Пустые диспетчерские.

Пустые лифты.

У меня складывалось впечатление, будто мы отстали от времени. Вторая и третья декурия начали операцию позже нас, но каким-то образом мы шли по их следам. По следам мертвецов.

– Мокрик, проверь – с этого рабочего места можно войти в местную сеть?

– Командир, на обеих лестницах – чисто, – доложил Бауэр. – Но тут есть кое-что… Посмотри сам.

– Чуть позже.

Тот, кто угробил девушку-администратора, был не только силен, как портовый кран, но еще и дьявольски быстр. До сих пор мы справлялись легко, если не считать бедного Рыбу. Справлялись, потому что реакция обученного легионера в три раза выше реакции среднего человека.

Но этот парень, ломающий позвоночники, мне не нравился.

– Командир, руку не чувствую, – пожаловался Гвоздь.

– Потерпи, сейчас тебя починят.

– Селен, Селен, слышите меня? – ни с того ни с сего в эфире объявился центурион.

– Я – Селен. Находимся в научном центре комбината… Медь, ты слышишь? Медь?!

– В сеть я вошел, – пальцы Мокрика быстро поглаживали шары клавиатуры. – Командир, тут все локальные узлы наперебой кричат о сбоях систем. Перегревы, остановки вентиляторов, прорывы воды…

– Это нас не касается. Запроси о наличии живых людей в здании!

– Селен, это Медь! Слышишь меня?! Бросай комбинат, иди на соединение со второй декурией. Они попали в засаду… азимут… Приказываю… на аллею Полковников…

– Второй декурии больше нет, – отозвался я.

– Селен, не слышу! Селен, что ты говоришь?..

– Вас понял, направление – аллея Полковников, – подтвердил я и выключил дальнюю связь.

Бауэр и Деревянный переглянулись.

– Госпо… Командир, здешняя система не разбирает, живые люди или нет, – поднял глаза Мокрик. – Она может искать по двум критериям – или маячки, вшитые в браслеты, или датчики движения. Если судить по маячкам, то в этом корпусе находятся десять человек. Но они не обязательно живы.

– А нас система видит?

– Да, нас она выводит со значком «гость», без личного номера.

– Значит, кроме нас – еще где-то шестеро.

Мои парни, как завороженные, уставились на экраны внутреннего слежения.

Пустые пролеты металлических лестниц.

Пустые коридоры.

Пустой монорельсовый вагон.

Пустая библиотека.

– Мокрик, теперь проверь по датчикам движения.

Я уже догадывался, что он скажет. Еще до того, как на центральном экране начал плавное вращение полупрозрачный костяк научного корпуса, я знал, что цифры не сойдутся.

– О, дьявол! Командир, в холле четверо, это мы. Кроме нас еще двенадцать движущихся объектов… Нет, тринадцать. Из них только четверо сопровождаются личной информацией, имена, номера и все такое…

– Это значит?..

– Волкарь, ты должен это видеть, – Бауэр придерживал ногой дверь, ведущую на лестницу.

Я выглянул. Двумя пролетами ниже, под уровнем аллеи Полковников, располагались технологические этажи научного центра. Стальная стена там была разворочена, пролет лестницы болтался, повиснув на перилах. Сквозь здоровенную дыру вполне мог пролезть шагатель. С той стороны дыры виднелись рельсы и груда рассыпанных ящиков.

Все понятно. А мы, идиоты, мылись в шлюзе, пока сквозь пролом входил и выходил кто угодно. В то же время я прекрасно понимал, что хилые туземцы, которые не могли вскрыть даже консервную банку, не смогли бы пробраться на комбинат.

– Это значит, командир, – Бауэр ухмыльнулся и взвалил на плечо огнемет, – что девять подвижных объектов – не люди.

41

ДОМИК У МОРЯ

Мужчина любит игры и опасность, поэтому ему нужна женщина как самая опасная игрушка.

…Слева песок и справа – песок, изумительного золотого оттенка. Он просачивается сквозь пальцы и смеется тысячами крошечных золотых улыбок. Песок обнимается с лазурной морской гладью, до самого горизонта неспешно катятся тягучие, прохладные волны. Немножко пахнет водорослями, но не тухлятиной, а свежо и приятно…

Скрип качелей, гортанные крики чаек.

Волкарь обернулся на звук и вынужден был задрать голову. С огромной серой скалы, постукивая, летел камешек. На самой вершине, у края, приютился сказочный домик, именно такой, о котором он мечтал. Не слишком маленький, но и не роскошная вилла. Весь увитый виноградом, крыша из настоящей керамической черепицы, блестящие окошки, фонарик у дверей. Рай для ветерана, заслужившего уединение, после жилых сот на дрейфующих базах, после ревущих вонючих мегаполисов, после трехъярусных казарм в чревах боевых кораблей…

Подле низкой ажурной оградки начиналась крутая лестница, ведущая вниз, к пляжу. Ступени были из редкого камня – молочного порфира с золотыми блестками. У Волкаря мелькнула мысль о пластике, который умело выдают за драгоценный порфир, но оформить мысль он до конца не успел…

Помешали качели.

Они находились буквально в трех шагах. Именно такие, о которых они мечтали с Клавдией. Высокие круглые столбы, перекладина, скрипучие подшипники, блестящие цепи, широкая, прогретая солнцем скамья. На деревянной некрашеной скамье лежала женская туника. Все так трогательно, под старину. Наверху, в доме, тоже все оформлено под старину.

Лица нежно коснулся порыв ветра, качели скрипнули, края цветастой туники приподнялись. Под скамьей качелей, в ямке, блеснули застежки сандалий. Она была где-то здесь, его женщина. Она скинула обувь и одежду, она играла с ним…

Волкарь приложил ладонь козырьком к глазам. Солнце вальяжно почесывало бирюзовую шерстку моря, точно хозяин, играющий с развалившимся псом. Здесь все принадлежало им одним, и больше никому. Причин волноваться не было, но он почему-то волновался. Волкарь никак не мог вспомнить что-то крайне важное, но вспомнить было необходимо до того, как Клавдия вернется.

Что-то плохое приближалось.

Здесь все принадлежало им. Посадочная площадка, подземный гараж на две монеры, ботанический сад, плодоносящий виноградник, домик для гостей, детский спортзал, зимний бассейн, винный погреб…

Волкарь увидел ее, и все повторилось.

Женская фигурка в мокрой от морской воды, длинной нижней рубахе. Белая ткань так плотно облегала тело, что скульптору, захоти он поработать здесь, не пришлось бы раздевать свою прелестную модель. Женщина стояла спиной на камне, у самого края скалы, волнорезом выдающейся в море. За этим волнорезом начинался другой участок, принадлежащий такому же ветерану конфедерации, заслужившему его в боях за свободу и порядок.

Женщина смотрела на море. Черные вьющиеся волосы, отяжелевшие от воды, раскинулись узкими прядями по красивой спине. Ленивые волны захлестывали голые пятки, солнце краешком золотого луча водило и водило по точеному изгибу фигуры, словно не в силах оторваться от совершенства…

– Клавдия? – Волкарь поперхнулся.

Ноги застревали в раскаленном песке, но он упорно вытаскивал их.

– Клавдия? – Ему показалось, что звуки не слетают с губ, как это витиевато и красочно описывают поэты. Звуки застревали, повисали у него на подбородке, как горькая слюна эпилептика.

То, чего он боялся, приближалось.

Женщина не оборачивалась. Волкарь подошел уже так близко, что под легкой влажной тканью рубахи различал темную полоску между ее ягодиц. Еще он видел золотую цепочку на ее бедрах, цепочку, с которой так любил играть, когда они лежали в полутемной спальне их дома, счастливые и уставшие…

– Пожалуйста, не пугай меня, – он попытался засмеяться, но смех тоже застрял, облепил рот противным клубком, похожим на перья мертвой птицы.

Очень медленно она начала поворачиваться. Роскошные черные волосы вздыбились под порывом ветра, и Волкарь никак не мог рассмотреть ее лицо. Волосы взлетели, хотя только что казались мокрыми и неподвластными ветру. Стройная фигурка поворачивалась, солнечный луч замер на кончиках ее торчащих грудей, вот уже стал виден расстегнутый ворот…

Все повторилось. Он вспомнил и закричал.

Она развернулась к нему окончательно; Волкарь пытался опустить взгляд, чтобы не смотреть ей в синее лицо, не смотреть на уродливый, кровоточащий шрам, протянувшийся от ее горла до паха, не смотреть в пустые закатившиеся глаза, в уголках которых гнездились черви.

Она повернулась, и кончики ее пальцев безжизненно повисли над пеной. Женщина не стояла на ногах, она была насажена на тонкий металлический прут, уходящий под воду. Как бабочка в гербарии или как… как жертва древней инквизиции. Прут пронзил тело и торчал изо рта, дважды прорвав горло, отчего казалось, будто изящный подбородок надменно вздернут…