Клуб негодяев - Ирина Фельдман

В полном одиночестве я направился к мосту. Ступив на него, я сделал несколько неуверенных шагов и огляделся. Мне теперь не нравились хозяева моста — старые статуи. Совсем не нравились. Особенно те, что смотрели на меня. Я осознавал, что они вряд ли оживут, как игрушечный солдатик, однако страх перед их каменными глазами тлетворно действовал на мой разум. Я не мог с ним совладать. В голове безудержным хороводом проносились последние события. Явственно вспомнились ледяные касания злых духов в доме Андрея и медвежья хватка одноглазого незнакомца.

Я бежал так быстро, как никогда раньше.

Бранный возглас обрушился на меня, подобно лавине.

Я чуть было не свалился со второго этажа на мостовую, едва добравшись до подоконника. В моём случае это было бы не смертельно, но всё равно неприятно.

— Твою ж мать, — тихо повторил Ренар, поднимаясь с моей кровати.

Затаив дыхание, я вцепился в оконную раму. От макушки до пят пробежался колючий холодок.

— Мать твою, что ты вытворяешь? — Ренар ожёг меня ещё одним неприязненным взглядом. — Ты что, обезьяна или летучая мышь? Твою мать…

Похоже, мы с ним были в равной мере шокированы столь неожиданной встречей. Я замер, точно горгулья, а его заклинило на одном ругательстве.

В комнате навязчиво пахло дешёвым табаком. На тумбочке тускло горела лампа, которую я раньше никогда здесь не видел. Вероятно, камердинер Франсуа не просто так зашёл в мой номер. Он явно ждал меня.

Ренар молчал. Он изучал меня как невиданного зверя и не решался подойти ближе. Я воспользовался его замешательством и медленно, стараясь не делать резких движений, спустил ноги на пол.

— По-твоему, это нормально? — спросил он вдруг.

— Не совсем понимаю…

— Конечно, не понимаешь. Ты же ненормальный!

Зачем же тогда разговаривать со мной?

Однако я оставил это язвительное замечание при себе.

— Только попробуй сейчас удрать, я тебя из-под земли достану, — пригрозил Ренар. — Знай, я больше не могу закрывать глаза на твои штучки. Сначала шлялся по злачным местам, теперь ещё и дружка какого-то своего прикончил и делает вид, будто не причём. Гад, сам опять куда-то усвистел, а мне нянчиться с сыном маркиза! Я его похмелья жду с ужасом. А ну выкладывай, в какое дерьмо влез. И давай по порядку.

Никогда не замечал за ним ораторских способностей, но стоит признать, что он предельно точно и ёмко описал мою ситуацию. Хоть и грубо.

— По порядку… — чуть ли не шёпотом откликнулся я, ошарашенный таким напором.

Разрытая могила. Письмо. Дневник отца. Нет, сначала письмо…

Ренар продемонстрировал золотой перстень Родерика и сжал его в кулаке, как только я сделал шаг вперёд и робко протянул к нему руку.

— Отдай. Прошу тебя.

— Нашёл дурака! Сначала байку твою послушаю, а потом подумаю, отдавать или нет.

Я вглядывался в его лицо и жалел о том, что он не мой враг. Да, мы никогда с ним не дружили, но он не был плохим человеком. Будь он негодяем вроде членов клуба «Рука славы», я бы без раздумий забрал у него перстень. Моя новая сила позволила бы сделать это за считанные секунды.

Но это было бы подло.

— Я не могу просто так всё рассказать. Пойми, я не хочу, чтобы вы с Франсуа пострадали.

— Поздно. Или ты думаешь, он в честь хорошего настроения напился?

— Я не буду говорить с тобой на эту тему.

Ренар с вызовом посмотрел мне в глаза.

— Я тебя заставлю.

— Не заставишь, — я уже начинал сердиться от отчаяния. — Ты от меня ничего не услышишь, пока я сам не сочту нужным всё рассказать. Не приставай ко мне больше с этими вопросами. Даже не думай об этом.

К моему удивлению, он ничего не ответил. Лишь по-прежнему смотрел мне в глаза, словно ожидал увидеть в них отражение моей души.

Я виновато вдохнул.

— Извини, просто это всё действительно нелегко объяснить. В этой истории слишком много странного.

Он не перебил меня. Более того, он абсолютно не двигался и не моргал. Даже его дыхание сделалось спокойным и почти незаметным.

Когда молчание между нами стало подозрительно затягиваться, я занервничал.

— Ренар…

Честное слово, до трупа было бы проще дозваться.

— Ренар! — я схватил его за руку, и с него тут же спало оцепенение.

— Что тебе? — он вмиг изменился в лице.

Я не знал, что и сказать, а тот не полез за словом в карман.

— Что пялишься на меня? — я аж вздрогнул. — Ложись спать, во сне от тебя вреда меньше.

— Ты… ты хотел спросить у меня кое о чём.

— Спросить? Да что ты можешь вообще знать, — хмыкнул Ренар и кинул мне перстень. Я поймал его налету. — Забирай. Давно хотел отдать, да недосуг было.

У меня появилось желание прислушаться к его мыслям, но меня остановила догадка. Кажется, я его немного загипнотизировал. Или не немного, не знаю.

Прихватив с собой лампу, Ренар ушёл как ни в чём не бывало. Оставил после себя лишь горький запах табака и смятую постель.

Утро я встретил с тяжёлым ощущением тревоги. Особую, депрессивную ноту, резко выделяющуюся на общем фоне, вносил голод. От него нужно было как можно скорее избавиться, но жалкие остатки крови со дна бутылки лишь распалили его. Я смотрел на опустевший сосуд и размышлял над тем, как быть дальше. От собственной беспомощности у меня щемило сердце: надо было как-то научиться добывать эту новую, ненавистную пищу. Причём самый лёгкий вариант мне не подходил, меня передёргивало лишь от одной мысли, что я смогу напасть на человека или под гипнозом вынудить его дать мне свою кровь.

Я давно не видел Хедвику, и идея пойти к ней за помощью казалась мне одновременно унизительной и оскорбительной. Она вовсе не обязана оберегать меня от всего. К тому же, я ей никто. Не брат, не жених. Даже не друг, а так, непонятно что.

Безуспешно борясь с противоречиями, я подошёл к окну и кончиками пальцев коснулся чуть тёплого стекла. Солнце не успело нагреть его. Погода вообще выдалась в тон моему настроению — вялой, серой. В выцветшем небе растянулись тонкие облака, яркие краски Праги поблёкли. Люди на улице, казалось, попали под влияние дурной погоды. Пожилой господин о чём-то яростно спорил с толстой торговкой и при этом размахивал кулаками, как персонаж кукольной комедии. Недалеко от этой парочки стоял молодой человек в весьма поношенном костюме и, не обращая ни на кого внимания, поглядывал на часы и обмахивался газетой, словно умирал от духоты. Дождавшись субъёкта, одетого ещё более неряшливо, он, судя по недовольной гримасе, встретил его неласково. В дополнение к нарастающему гаму из магазина готовой одежды выскочила очень расфуфыренная и при этом не менее злая дама. Она тащила за руку маленькую девочку лет пяти. Малышка так захлёбывалась в плаче, будто взяла на себя все горести горожан.