Стеклянный дом, или Ключи от смерти - Сергей Устинов
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Несмотря на довольно теплую погоду, на нем был безукоризненный серый шерстяной костюм, а темно-малиновый шелковый галстук с элегантным узором, наверняка от какого-нибудь Кардена или Ив Сен-Лорана, под белоснежным воротничком плотно затягивал дрябловатую шею. На фоне всех этих вполне определенных цветов проигрывала только физиономия банкира, блеклая и смазанная, как упавшая в лужу акварель.
— Мне что, можно говорить при всех? — спросил я, глазами показывая на обступивших нас телохранителей.
Быстро моргнув несколько раз лишенными ресниц веками, он кинул быстрый взгляд вокруг и согласился:
— Хорошо, отойдем.
Пройдя шагов десять по ползущей в гору аллейке, мы остановились, и я сказал:
— Покушение на кладбище организовал Блумов. Один из его служащих по имени Геннадий, фамилия пока не установлена, кличка — Лешак, подыскал исполнителя. Это уголовник по кличке Мойва, недавно освободился после отсидки за разбой.
— Звучит красиво, — хмыкнул Забусов.
Я понял намек, молча вынул из кармана кассету и протянул ему. Но он не торопился протянуть руку.
— Что это?
— Здесь запись разговора Блумова с Лешаком.
— Где?
— В рабочем кабинете Блумова.
Забусов расхохотался.
— А вы еще хотели у меня в банке встречаться! Чего-то в этом роде я от вас и ожидал... Нет уж, я давно приучен: такого рода встречи — только на природе, надеюсь, у всех на виду в карман вы мне микрофон не засунете. Так о чем они там у вас беседовали?
— Обсуждали, как исправить прокол на кладбище.
— И как же?
— Сегодня утром Мойва должен был занять позицию на чердаке «жилтовского». Оттуда простреливаются все подъезды вашего дома.
— Занял? — коротко спросил банкир. Его плешивая застиранная физиономия, кажется, в первый раз с начала разговора отобразила интерес.
— Занял. Но выстрелить ему помешали.
— Кто помешал? — теперь Забусов пристально смотрел на меня, насупив свои лысые брови.
— Помешали, — пожал я плечами, ясно давая понять, что больше никаких комментариев по этому вопросу от меня ждать не следует. — В результате он поскользнулся и... упал. Труп сейчас в судебном морге, я думаю, уже к вечеру его идентифицируют по пальцам.
— Все? — безразличным голосом поинтересовался банкир. Чересчур безразличным.
— Все, — кивнул я. — Вы заказывали именно эту работу: найти убийцу и заказчика. Она выполнена, я заработал пятьдесят тысяч. Прикажете получить?
Лицо Забусова словно поплыло куда-то в сторону, дробясь и качаясь, как лунное отражение на морской ряби, выражение его стало зыбким и почти неуловимым.
— Я что-то не вижу конкретных доказательств выполненной работы, — пробормотал он. — Вы мне предъявляете пленку, но пленку при современной технике нет проблем подделать, она даже вещественным доказательством не считается. И в дополнение к ней два трупа, которые уже никому ничего подтвердить не могут. А на покойников валить — старый проверенный способ, они все стерпят...
Я не отрываясь смотрел ему прямо в лицо, пытаясь взглядом поймать и хоть на мгновение зафиксировать его ускользающее, как обмылок под мокрыми пальцами, выражение. И, наверное, в какой-то мере мне это удалось, потому что банкир сперва запнулся, а потом даже слегка сдал назад, скороговоркой выпалив себе под нос:
— Вы, конечно, что-то, видимо, сделали, аванс, так и быть, я требовать не буду...
— Короче, платить вы отказываетесь? — задал я вопрос прямо в лоб.
— Нет, — ухмыльнулся он. — Просто не считаю нужным бросать деньги на ветер. Мой принцип: бережливого Бог бережет, а если кто не согласен...
— Гнус, — прервал я его бормотанье ровным ясным голосом.
— Что?! — переспросил он оторопело.
— Гнус, — повторил я с самому себе трудно объяснимым наслаждением. — Был когда-то на бегах букмекер по кличке Гнус, тотошники прозвали его так за совсем уж неприличную жадность и подлость. Вы, случайно, не были знакомы?
И, не дожидаясь ответа, я повернулся к нему спиной, не торопясь дошел до своей машины, сел за руль и уехал. А он все стоял, как вкопанный, глядя мне вслед. И морда у него, когда я кинул в его сторону прощальный взгляд, была точно размазанная по тарелке вчерашняя манная каша. Вся в комках, белая с серым налетом.
21. Парень не промах
Где-то я читал, что в казино Монте-Карло для особо азартных и вошедших в раж посетителей предусмотрена такая услуга: можно подать администрации собственноручное заявление, чтобы тебя оттуда к чертовой матери вывели и больше обратно ни под каким видом не пускали. Я вспомнил об этом по дороге домой, размышляя над тем, что у меня сейчас, кроме, пожалуй, дурного упрямства, осталось мало побудительных причин рисковать то лицензией, то головой, то всем вместе. Один клиент умер, другой от меня отказался, подозреваемый убит. А воевать одновременно с мафией и такими сильными мира сего, как всякие забусовы и эльпины, можно только на чистом азарте, окончательно войдя в неконтролируемый раж. Но к концу пути я пришел к неутешительному выводу, что заявление с просьбой вывести меня из данной истории под белы ручки писать некому. Так что придется как-нибудь выбираться из всего этого дерьма самостоятельно.
Мало кто даже из наших жильцов помнит, что когда-то все подъезды «жилтовского» были сквозными: до войны считалось, что обязательно нужен «черный» ход для выноса мусора. Впоследствии жизнь сделалась проще, мусорные баки приблизились к парадным дверям, а вторые проходы на задний двор, расположенные в глубине подъезда под лестницей, ставшие чересчур притягательными для всяких бомжей и прочей шпаны, заделали — где кирпичами, а где просто заложили фанерой. Несколько лет назад, оборудуя свою контору, я озаботился этим вопросом: подобрал ключи к неприметной двери на задах и выпилил кусок древесно-стружечной плиты, закрывающей ее с внутренней стороны. Дверь эта не раз выручала меня в случаях, подобных нынешнему, и сегодня тоже позволила оказаться в своей конторе, не привлекая лишнего внимания.
Прокопчик уже сидел на месте, слегка порозовевший и повеселевший, из чего я сделал вывод, что его здоровье пошло на поправку. А по тому, какими словами он меня встретил, догадался, что порученное ему задание тоже на мази.
— С-самое интересное ты, к-конечно, уже п-пропустил! — сообщил мой помощник таким тоном, будто я был фельдмаршал Блюхер, едва не опоздавший к сражению при Ватерлоо. Можно было бы, разумеется, поспорить с этим утверждением, но я промолчал: неизвестно, стоило ли считать интересным то, что меня за последнюю пару часов один раз чуть не убили и один — фактически кинули, не отдав честно заработанные деньги.
А Прокопчик продолжал тараторить, от возбуждения заикаясь больше обычного:
— Б-были б мы вдвоем, уже п-прихватили б его! П-пря-мо п-при п-передаче! У него, с-сучка, т-торговая точка возле п-памятника рядом с-с метро! А т-теперь они зашли в адрес, но, я д-думаю, скоро не в-выйдут.
Короче, картинка вырисовывалась следующая. Отряженный мною вести наблюдение за сыном Эльпина, местным «д-драг-д-дилером» мальчиком Ромой, Прокопчик поставленную задачу в целом выполнил. Около часу дня на площади у метро, где возле памятника какому-то очередному борцу за светлое будущее обычно собираются окрестные наркоманы, Рома встретился с двумя бойцами невидимого фронта — одним представителем европеидной расы, другим негроидной. Тима наметанным глазом определил, что бледнолицый брат, судя по скучающему виду, осуществлял функции охраны, главным же был сын черной Африки.
— Этот Рома — п-парень не п-промах, — повествовал Прокопчик, — т-торговался с гуталином до п-последнего. Но н-негатив тоже к-крепкий п-попался, стоял н-насмерть. Я уж д-думал, так и разойдутся. Но в конце к-концов антрацит с-спекся, не сдюжил к-коржик, б-больно б-бабки любит.
Рома купил у торговца большой пакет героина, после чего встретился у нас во дворе с группой нетерпеливо ожидающих его товарищей. Вся компания дружно отправилась на ту сторону площади и там в дебрях дистрофических пятиэтажек зашла в квартиру на первом этаже, где сразу вслед за этим закрылись окна и плотно занавесились шторы. Это произошло минут сорок назад, и Прокопчик справедливо полагал, что сейчас самое время брать их всех с поличным: кайф в разгаре, никто даже не пикнет.
Местность, расположенная за спиной памятника пламенному революционеру, у наших аборигенов называется «зажопье». Сорок лет назад микрорайон строился как сугубо временное жилье для метростроевского пролетариата. В дни моего детства мы старались не очень-то появляться там после наступления темноты, да, честно сказать, и при свете дня тоже. Мужика с окровавленной мордой здесь можно было встретить не реже, чем вдрызг пьяную бабу. «Зажопье» поставляло нашему региону основную массу шпаны, ворья и прочих, как тогда говорили, негативных явлений. С тех пор мало что изменилось: в дешевых полуразвалюхах задержались в основном те, у кого не было сил плавать у поверхности новой неприветливой жизни, а тех, у кого силы были, сменили другие занесенные сюда из лучших мест бедолаги.