Вкус «лимона» - Леонид Головня

«– Больше, больше!» – неистово кричал он.

– В жизни такой дебил, – сказал Коля. – Смотри, как преображается!

– Ты не понял, кто он? – спросила Анечка.

– Кто?

– Профессионал по «подъему денег». Ева за него ухватилась – подучиться потрошить население. Видел по тринадцатому каналу денежный марафон?

– Я с таких марафонов переключаюсь сразу.

– Такие, как Краснов, по двенадцать часов, по суткам даже, адский темп выдерживают. Психологи работают над их «спектаклями». В жизни, наверно, он отдыхает, вот и дебильствует.

На столе стояла бутылка коньяка с голубой ленточкой. Рядом – шоколадная плитка.

– Что за бутылка? – спросил Коля.

– Аванс вам от поклонников, с перспективой! – многозначительно хихикнув, ответила Анечка. – Читай бумажку, прижатую дном.

Коля поднял бутылку, увидел на листке слова: «Привет из Сан-Франциско! Адам».

– Ты думаешь?.. – спросил.

– Чего думать! Невооруженным глазом видно.

Коля усмехнулся.

– Не уважаю такие дела. Зато я про женщин все знаю, – хвастанул он.

Не к месту вспомнились духи Раи, вкус шоколада, ощущения руки на «осиной талии». Он откупорил бутылку, поискал глазами тару.

– Выпьем немного. Я сегодня три вена отправил. Устал.

– Выпьем, – охотно согласилась она, стрельнув карими глазами. – У меня бестолковых клиентов прошел десяток.

Она «успокоила» Краснова, выключив видик, нашла стаканчики, села к Коле за стол. Разлили, выпили по «глоточку».

– Поцелуй твой забыть не могу, – сказал он откровенно. – Все облизываюсь. Намажь губы шоколадом. Давай повторим!

Анечке понравилось. Она отломила шоколадку, помазала губы, собрала бантиком и протянула к нему. Коля встал, нагнулся к губам, приник, притянул «осиную талию» через стол к себе и дал волю рукам.

Солнце с крыш небоскребов ушло на покой, улицы осветились фонарями и надписями магазинов. Они целовались, освещенные беспорядочным светом из окна. Выпивали по «глоточку». Съели шоколадку. Дальше у Коли дело не продвигалось. Он перетащил девушку в кресло, распотрошил кофточку, ласкал, тянулся губами к округлостям. Анечка сопротивлялась, но позволяла кое-что, охала и пошептывала.

Он попытался разобраться с джинсами, не разобрался. В кресле тяжелые бедра прилипли к спинке и подлокотнику. Коля осмотрелся. Офис оказался «непродуманным» комплексом. Лежачие места отсутствовали. Затоптанный линолеум пола не вдохновил.

Зазвенел телефон, нарушая романтику. С общего согласия решили «не подходить». Коля поднял подругу на руки и потащил на стол к стеллажу, посадил на край.

– Остановись, Коль, – неубедительно попросила она, обхватила ногами его тело «в замок», продолжая прижиматься, гладить руками и целовать в губы.

Телефон не умолкал.

– Наверняка – наши, – прошептала Анечка. – Они знают, что я здесь.

Коля не остывал, разбирался с джинсами.

– Ань, Анечка, Анек, мумучка, – мурлыкал он, целуя куда попало.

Она вернулась к его губам, со страстью прихватила своими, побежала ладонью под его распахнутой рубашкой, застонала желанием. Рука коснулась Колиного самого «главного».

Тут Анечка непредсказуемо взвизгнула, оттолкнула Колю и начала рваться из объятий с невероятной силой. Пытаясь задержать девушку, он задел стойку плечом. На голову посыпались со стеллажа сувенирные авторучки. Коля отвлекся.

Анечка воспользовалась моментом, толкнулась вперед всем телом, отлетела к стеллажу, с силой врезалась в него плечом. Стойка сорвалась с винта. Вся махина открытых полок накренилась, обсыпая Колю и пространство вокруг сотенными тиражами разноразмерных флайесов, рекламных проспектов, брошюр, папок, книг, видеокассет, МОТ-брелков и флажков. Последним аккордом прозвучал звук разбитого кувшина – декоративная ваза с сухими цветами грохнулась на стол, разлетаясь кусочками.

Растрепанная Анечка с безумными глазами схватила сумку и шмыгнула в дверь. Каблуки звонко замолотили по мрамору пола и стихли.

Телефон смолк. Коля огляделся в тишине, зажег свет, прошел по комнате. Офис напоминал картину обыска. Завершал композицию единственный Колин трофей – черный Аничкин лифчик вмялся в кресло.

Он взял ополовиненную бутылку, допил из горла и закачался. Весь день ничего не ел, был голодный.

Утром Гиви вошел в офис и застыл в изумлении. На подоконнике – пустая бутылка. На полу – в полном беспорядке вся рекламная продукция МОТа. Коля в рубашке раскинулся на большом столе, голова на папках.

Гиви двинулся вперед, подошел к спящему на цыпочках. В глазах загорелся азартный огонек. Поглаживая голову, Гиви осмотрелся, ища что-нибудь пригодное для шутки. Ничего подходящего не приметил. Направился к малому столу с креслом, поискал, тоже ничего. Выдвинул ящик, увидел черный бюстгальтер. Аккуратно сложил его и погрузил в карман Колиного пиджака, висящего на кресле. На глаза попался стаканчик с коньяком на донышке. Гиви взял стаканчик, вылил содержимое на стол между раскинутых Колиных ног и приготовился к спектаклю.

– Так! – крикнул он громко, размахивая руками в сторону двери. – Господин врач, сюда, пожалуйста, проходите. Больной готов к операции, на столе дожидается.

Коля открыл глаза, сел, испуганно посмотрел на Гиви, на пустой проем входной двери, понял, что к чему, потянулся. Гиви посмеялся, потом сделал вид, что посерьезнел.

– Ты, Коль, раз устроился на столе, то был бы поаккуратней. Туалет рядом, чего ты опростоволосился? – Он показал глазами на лужицу коньяка, предвкушая удовольствие.

Коля недоуменно схватился за сухие штаны и через минуту заулыбался.

– Из армии прикол вывез? – спросил беззлобно. – С тобой не соскучишься! Тут, едрена вошь, драма целая, а он с шутками!

– Какая драма! Чего вас на стеллаж понесло?

– Ее убить мало, не то что стеллажом накрыть!

В дверях стояла Анечка. Приехала как ни в чем не бывало. Салатный костюм в талию и шаром по бедрам. Волосы уложены, косметика увеличила глаза. Вся из себя свежая и активная.

– Кого тут убивают? – На Колю не взглянув, пронеслась мимо, обдав воздухом. – Ой, Гиви! – залепетала. – Вчера стеллаж неожиданно свалился с грохотом. У меня чуть сердце не выпрыгнуло. – Крикнула в коридор: – Идите, идите сюда, мальчики!

Появилось четыре «мальчика». Высокий белоголовый музыкант Толик, громоздкий басист Илья, двое американцев-техников в шапках с патронташами для инструментов.

– Вот, – указала она техникам на стеллаж, и – к музыкантам: – Подписанты, за стол, пожалуйста.

Техники загремели стеллажом. Гиви взял из стола блокнот, кивнул Коле:

– Могу подвезти.

Коля поднял пиджак.

– Можно личное объявление вешать? – громко спросил басист.

– Можно. Хоть на столбу, хоть в газете, – ответил Гиви и, посмотрев на озабоченное лицо Толика, добавил: – Хоть в туалете.

– Что ж вы раньше не сказали?! – возмутился Толик. – Так, Илья, ты будешь вступать в канал или нет? – строго спросил друга.

– Буду, сказал тебе! Видишь, ждем пока.

Был солнечный день. Компаньоны шли по многолюдной улице к автостоянке.

– Я тебе ключ не отдавал от машины? – лукаво спросил Гиви.

– Нет, зачем он мне!

Коля полез в карман, вытащил бюстгальтер, улыбнулся.

– Сука ты! Ладно, поправил настроение, спасибо.

– Тебе сувенир. Я хронику смотрел, прослезился аж. Американцев на войну провожали. Женщины лифчики бросали прямо в группы новобранцев. Картина, тебе скажу!

За столиком уличного кафе Коля заметил Едлина, уткнувшегося в газету.

– Давай перейдем на другую сторону, – сказал он. – Впереди парень, который морочит мне голову какой-то инвестицией. У меня не то настроение.

– Перейдем.

Радиотарелки улетали, как пирожки в обеденный перерыв. Склад опустел. Бритый негр уложил последнюю партию в вен.

Пожилой подписант Матвей ходил за Гиви:

– Когда начнется вещание?

– Матвей, – не выдержал Гиви, – ты окупил вложения и заработал. – Падажди, дарагой!

– Я продолжаю подписывать людей. Они интересуются, – обижался Матвей.

– Тогда звони в Техас, у тебя есть телефон.

– Я не понимаю по-английски.

– Попроси дочку.

– Она не хочет.

Над небоскребами гремел гром и пролился обильный ливень. В офисе, в углу у стола, копошился расстроенный Гордон. Он собирал бумаги, укладывал в сумку видеокассеты.

– Где я буду народ собирать? Все напрасно…

– Ничего не напрасно! Клуб – хорошее дело. Дождемся запуска, – вяло успокаивал Краснов.

Четверо членов совета директоров, одетые непривычно для будней в костюмы с галстуками, терпеливо ждали.

– Я понимаю, – буркнул Гордон. И, сгорбившись, ушел.

– Кто там, ближе к двери, заприте ее на ключ, – сказал Дуглас. Финансовый директор сбросил имидж веселого толстяка. На лице собрались складки, провалив серые глаза глубоко в тени. – Совещание конфиденциальное. – Он открыл сейф, выложил на стол в клейких бумажках десятки пачек долларов. Пошуровал ногой под столом, выпихнул большой коричневый баул. Из него достал четыре кожаных кейса. Пощелкав замками, Дуглас открыл чемоданчики. Три были с деньгами, один – пустой. Поколдовав над пачками и наполнив четвертый кейс банкнотами, он прикрыл крышки и толчком направил кейсы к сидящим. – Цифры наберите, прежде чем закрывать. Нью-йоркский урожай в долях. – Дуглас вынул из сейфа конверт и картонную коробку. Протянул Гиви конверт. – Тысячу отдадите Гордону, как премию.