Чернее некуда - Найо Марш

— Жалкое зрелище. Чертовски жалкое зрелище, — повторил Полковник, похоже решивший взять на себя обязанности сценического хора.

Аллейн спросил:

— Никто из вас, случайно, не хватился пары перчаток?

Наступило молчание. Секунду-другую все оставались неподвижными, затем Чабб поднялся на ноги. Гомец, которого все еще держали два констебля, опустил глаза на свои поросшие черными волосками руки; Полковник сунул свои в карманы. И сразу после этого все трое, словно в едином порыве, принялись бессвязно и бессмысленно орать друг на друга, обвиняя каждый каждого в убийстве Санскритов. Конца этой сцене явно не предвиделось, но тут кто-то вновь принялся насиловать кнопку дверного звонка. И вновь, словно некто невидимый затеял повторно прослушивать звуковую запись спектакля, из прихожей донесся истерический женский голос.

— Я хочу видеть моего мужа! Не смейте! Не трогайте меня! Я пришла повидать мужа.

— Нет! — шепотом произнес Полковник. — Ради Христа, не впускайте ее! Не впускайте!

Однако она уже ввалилась в мастерскую, волоча за собой констебля, безуспешно пытающегося ее удержать. Двое других, стоящих у двери, от неожиданности опешили и уставились на Аллейна, ожидая распоряжений.

Аллейн взял миссис Кокбурн-Монфор за руку. Волосы ее торчали в разные стороны, глаза косили. Трудно было сказать, чем от нее пахнет сильнее — джином или духами.

Аллейн развернул ее спиной к нише и лицом к мужу. Он чувствовал, как ее покачивает.

— Хьюги! — произнесла она. — Ты ведь не сделал этого? Скажи, что не сделал! Хьюги!

Она пыталась высвободиться из рук Аллейна и подойти к мужу поближе.

— Я не могла больше вынести, Хьюги, — закричала она. — Одна, после того, что ты сказал. Куда ты пойдешь и что сделаешь. Я не могла не прийти. Мне нужно было узнать.

И точно так же, как незадолго до того Чабб обрушился на жену, Полковник обрушился на свою.

— Придержи язык! — взревел он. — Ты пьяна!

Она забилась в руках Аллейна и, борясь с ним, развернулась лицом к нише.

И завизжала. И вместе с визгом из нее потоком полились признания, настолько убийственные, что Полковник сделал яростную попытку наброситься на нее, так что Фокс, Томпсон и Бейли еле-еле его удержали. Тогда ее обуял ужас, она принялась умолять Аллейна не подпускать к ней мужа и в конце концов рухнула в обморок.

Поскольку положить миссис Кокбурн-Монфор здесь было некуда, ее полуволоком отвели наверх к миссис Чабб и оставили — безостановочно лепечущей о том, как плохо он с ней обращался, и как она поняла, когда он в слепом гневе выскочил из дому, что он сделает то, что грозился сделать. Все это записывал полицейский, оставленный в комнате наверху.

Внизу же Аллейн, не имевший ордера на арест, попросил полковника Кокбурн-Монфора проехать с ним в Скотланд-Ярд, где ему будет официально предъявлено обвинение в убийстве Санскритов.

— И должен предупредить вас, что каждое ваше…

Глава десятая

Эпилог 

I

— Как только мы обнаружили тела, — рассказывал Аллейн, — стало ясно, что это дело рук Кокбурн-Монфора. Гончарня находилась под неусыпным наблюдением с той минуты, как Санскрит вернулся от квартирных агентов. Единственный пробел образовался, когда людей Гибсона отозвали по тревоге. Одновременно автомобильная пробка отрезала сержанта Джекса от двери, у которой торчал Монфор, так что по меньшей мере пять минут, если не дольше, фасад дома оставался полностью заслоненным грузовиком. За это время Монфора, уже начинавшего громко скандалить, кто-то из Санскритов впустил в дом, видимо, желая заткнуть ему рот.

Они очень спешили. Им еще нужно было добраться до аэропорта. Они намеревались улизнуть в ближайшие четверть часа, поэтому брат укладывал свиней, а сестра писала письмо агентам. Поэтому они оставили пьяного Полковника, который, увидев, чем они занимаются, на миг врос в пол, и вернулись к своим занятиям. Санскрит укладывал в ящик предпоследнюю свинью, сестра снова уселась за письмо. А Монфор, подойдя поближе, оказался между ними, взял со скамьи последнюю свинью и в приступе пьяной ярости ударил ею налево и направо. Ужас содеянного отчасти протрезвил Монфора. Перчатки у него были в крови. Он швырнул их в печь, вышел наружу и снова привалился к двери, то ли умышленно, то ли невольно. Фургон все еще загораживал его, а когда он отъехал, оказалось, что полковник как стоял, так и стоит на крыльце.

— А кто сообщил о бомбе? — спросила Трой.

— Полагаю, кто-то из Санскритов. Чтобы отвлечь команду Гибсона, пока они будут улепетывать в Нгомбвану. Исход покушения поверг их в панику, а мысль о Ку-Клус-Карпе в еще пущую. Они должны были понять, что их раскусили.

— Похоже, — сухо заметил мистер Уипплстоун, — что они не переоценили своих друзей.

— Что похоже, то похоже.

— Рори, насколько пьян был этот несчастный? — спросила Трой.

— Можно ли сказать что-нибудь о степени опьянения законченного алкоголика? Что-то, наверное, можно. Если верить его жене, а у нас нет причин ей не верить, пьян он был мертвецки и, покидая дом, грозился всех поубивать.

— Но вы все-таки считаете, что убийство было полностью непреднамеренным? — спросил мистер Уипплстоун.

— Да. Когда он начал трезвонить у дверей, у него не было сколько-нибудь связного плана. Одна лишь слепая пьяная злоба и желание добраться до Санскритов. Потом ему подвернулась та свинья, оказавшаяся в прискорбной близости от двух голов. Трах-бах, и он снова очутился на улице. С автомобильной пробкой ему попросту повезло, как нередко везет пьяным. Не думаю, что он вообще эту пробку заметил, не будь ее, он повел бы себя точно так же.

— Однако у него хватило сообразительности бросить перчатки в печь, — указал мистер Уипплстоун.

— Это единственное, что всерьез свидетельствует против него. Я бы не решился строить догадки относительно того, насколько его протрезвило осознание совершенного. Или насколько он преувеличивал свое состояние, когда разговаривал с нами. У него взяли кровь на анализ и уровень алкоголя в ней оказался астрономическим.

— Он, разумеется, будет утверждать, что действовал под влиянием выпитого, — сказал мистер Уипплстоун.

— Можете не сомневаться. И готов поспорить, это ему поможет.

— А что будет с моим бедным дурачком Чаббом?

— При обычном ходе дела, Сэм, ему предъявили бы обвинение в сговоре. Если до этого дойдет, то его прошлое — несчастье с дочерью — и давление, которое оказывали на него эти люди, несомненно, будут истолкованы как смягчающие обстоятельства. При наличии первоклассного адвоката…

— Об адвокате я позабочусь. Как и о залоге. Я уже сказал ему это.

— Вообще-то я не уверен, что против него будут выдвинуты серьезные обвинения. Если не считать ключицы «млинзи», серьезного ущерба от Чабба никто не претерпел. Мы предпочли бы получить от него исчерпывающие показания о заговоре в обмен на освобождение от судебного преследования.

Мистер Уипплстоун и Трой обменялись смущенными взглядами.

— Да, я все понимаю, — сказал Аллейн. — Однако задумайтесь на миг о Гомеце. Он единственный, не считая Монфора, организатор заговора, и если есть на свете человек, заслуживший все, что его ожидает, так это он. Для начала мы задержали его за подделку паспорта, обыскали его контору в Сити, якобы занимавшуюся импортом кофе и обнаружили свидетельства совершения кое-каких весьма сомнительных сделок с необработанными алмазами. А в прошлом у него еще числится отсидка в Нгомбване за преступление, которое иначе как омерзительным не назовешь.

— А что по части посольства? — спросила Трой.

— Хороший вопрос! Все происшедшее в этой опере-буфф, является, как мы неустанно себе повторяем, их внутренним делом, хотя и образует косвенный мотив в деле Монфора. Что до другого спектакля, — убийства посла, совершенного «млинзи», — то эта история на совести Громобоя и пусть мой старинный друг сам с ней договаривается.

— Я слышал, он завтра улетает.

— Да. В два-тридцать. Вслед за тем, как он в последний раз попозирует Трой.

— Ну знаете! — воскликнул мистер Уипплстоун, с вежливым благоговением покосившись на Трой. Трой прыснула.

— Не смотрите на меня с таким ужасом, — сказала она и к изумлению Аллейна, мистера Уипплстоуна да и к собственному тоже чмокнула последнего в макушку. Увидев, как порозовела кожа под его редкими, аккуратно причесанными волосами, она сказала: — Не обращайте внимания. Это мой портрет меня так раззадорил.

— Зачем же все портить! — с неслыханным молодечеством выпалил мистер Уипплстоун. — Я уж было отнес это на собственный счет.

II

— По всем канонам, если они существуют, — говорила Трой в половине двенадцатого следующего утра, — портрет не закончен. Но даже если бы вы отсидели еще один сеанс, не думаю, что я смогла бы с ним что-нибудь сделать.