Исповедь рогоносца - Жюльетта Бенцони

Можно было надеться, что, увидев подобный шедевр, Жюли растрогается, прольет слезу, что ее сердце смягчится. В результате она наконец протянет щедрому дарителю руку, трепещущую, как и ее наконец взволновавшееся сердце. Но, увы, ничего такого не случилось! Конечно, Жюли выразила признательность, конечно, она похвалила альбом за его красоту, отметила изящество стихотворных аллегорий и изысканность переплета, но в общем приняла драгоценный подарок как нечто вполне естественное. Либо ты богиня, – следовательно, жертвы тебе положены, либо нет. Вовсе не следует немедленно падать в объятия верного поклонника, как бы исключительно хорош ни был подарок. Фи! Это получилось бы так пошло, так вульгарно!..

Бедняге Монтозье пришлось терпеть… еще долгих четыре года, прежде чем он смог увидеть на горизонте берега Страны Нежной Привязанности… Целый год из этих четырех смертельно-тоскливых лет он провел пленником в Германии, отчаявшись увидеть когда-нибудь свою Францию или свою красавицу, что, впрочем, для него было почти одно и то же.

Наконец наступил счастливый 1645 год, когда король, признательный Монтозье за заслуги, назначил его генерал-лейтенантом своих армий. По этому случаю маркиза де Рамбуйе решила побеседовать с дочерью.

– Жюли, – сказала она, – пора подумать о вашем замужестве. Вот уже Монтозье и генерал-лейтенант. Это высокое положение в обществе. Он богат, он влюблен в вас, если я правильно подсчитала, уже лет пятнадцать, и, на мой взгляд, он вам не противен…

– Действительно, матушка, я думаю, что не уроню своей чести, если признаюсь, что подобное постоянство кажется мне трогательным. Мне всегда приятно видеть у нас господина де Монтозье. Но в положении девушки на выданье есть свое очарование, от которого, честное слово, мне было бы очень трудно отказаться.

– Вот как? Значит, вам хочется остаться старой девой и высохнуть на корню, как наша дорогая Скюдери? Вам уже тридцать восемь лет, дочь моя. Для девушки это многовато. А для замужней женщины – совсем наоборот: сорок лет – период расцвета! Поверьте мне: хватит ждать, потому что чем больше лет пройдет, тем меньше у вас останется шансов найти себе мужа по вкусу. Да к тому же и Монтозье может надоесть…

Правду сказать, Жюли не верилось, чтобы она кому-нибудь могла надоесть, особенно Монтозье! Но она чувствовала, что в словах матери есть зерна истины. Кроме того, положение знатной дамы сулит много приятного. А все вокруг только и говорили о том, какое большое будущее ожидает «нашего дорогого Монтозье», как благоволит к нему Его Величество… Да ведь он на три года моложе ее самой…

Хорошенько подумав, оценив все «за» и «против», Жюли решилась и наконец вложила свою царственную руку в дрожащие руки своего обожателя. Он целовал эту руку снова и снова, прежде чем поверил, что его божество на самом деле отныне принадлежит ему. Пышную свадьбу отпраздновали в присутствии короля и всего двора. С этого дня мадам де Монтозье принялась строить свою карьеру замужней женщины, а ее супруг, успокоившись, смог целиком отдаться своей.

Став губернатором Сентонжа и Ангумуа, он во времена Фронды остался верным королю и Мазарини. Он активно участвовал в установлении мира на Юге. После того как его ранили при Монтансе, он вернулся вместе со всем двором в Париж. Подобные деяния заслуживали самой высокой оценки. Как бы в компенсацию, он был назначен в 1665 году губернатором Нормандии, в 1668-м обрел титул герцога и пэра Франции. В том же году он провел блистательную кампанию во Франш-Конте, и она стала его последним ратным подвигом. Сразу после нее король Людовик XIV сделал своего верного слугу воспитателем дофина. Все придворные рассыпались в поздравлениях, но… последовала чудовищная свара с маркизой де Монтеспан. Последняя страшно разгневалась, полагая, что высокий пост был предоставлен Монтозье в благодарность за то, что славный вояка… сам уложил в постель короля свою спесивую красавицу-жену. Маркиза отправилась к чете Монтозье и устроила там прилюдно безобразную сцену, вполне достойную быть увековеченной пером Мольера.

Несмотря на все это, отношения в семье, судя по воспоминаниям современников, были вполне удовлетворительными. Жюли была любезна, дипломатична, доброжелательна и чудесно умела скрывать свои антипатии. Ее муж – совсем наоборот. Он выражал свое мнение «с горячностью, граничившей с резкостью», и вовсе не беспокоился о том, какое впечатление на окружающих произведет его искренность. Он называл черное черным, а белое белым. К его прямоте довольно часто примешивалась почти что грубость. Он был не слишком умен, но зато умел, как никто иной, изрекать прописные истины.

Так, став воспитателем дофина, он завел обычай водить мальчика в жалкие крестьянские домишки.

– Посмотрите, монсиньор, – говорил он всякий раз, – вот в такой вот нищете живут отец, мать и дети. Они неустанно трудятся, чтобы оплатить золото, которым украшены ваши дворцы. Они умирают от голода, чтобы на вашем столе стояли роскошные яства…

Ясное дело, с подобным прямодушием он не мог не нажить себе врагов. Придворные пробовали предупредить короля о том, какого рода воспитанием занимается Монтозье, чему он учит наследника престола. Но в ответ на робкие намеки короля-Солнце (который сам немного побаивался этого резкого и неуступчивого человека с таким трудным характером) гувернер произносил такие пылкие и прочувствованные речи, что Его Величество предпочитал не связываться с этим упрямцем.

Как известно, у всякой медали есть своя оборотная сторона. Так и здесь: прекрасные стороны этого странного характера соседствовали с прямо противоположными, порождавшими самые разнообразные излишества. Можно сказать, не опасаясь ошибки, что герцог совершенно пренебрегал образованием принца, который так никогда и не осознал, что ученье – свет.

Жюли умерла в 1671 году. После ее кончины Монтозье стал еще более жестким, еще более неуживчивым. Он был одним из светочей партии придворных святош и нажил себе столько же врагов, сколько существовало в те времена великих писателей – таких, как Расин, Мольер или Буало. Тем не менее представление «Мизантропа», в герое которого многие узнавали его самого, заставило его задуматься. Вопреки всем ожиданиям персонаж ему понравился.

– А мне бы хотелось, – сказал он, – походить на Мизантропа…

Ни у кого не хватило мужества дать ему понять, что дело обстояло совсем наоборот. Ему бы следовало увидеть себя в Альцесте. Что же до его драгоценной Жюли, то, к счастью, она умерла вовремя и не успела задохнуться от гнева на премьере «Ученых женщин».

Шарль де Монтозье скончался в 1690 году. Его похоронили рядом с супругой в монастыре кармелиток на улице Святого Иакова, куда не доносились ни светские сплетни, которые так любила Жюли, ни гул сражений, всегда служивших настоящим отдыхом для поэта-солдата, ее мужа…