Приключения шерлока Холмса. Повести и рассказы - Артур Дойл
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Покажите-ка, — сказал Холмс. — Гм! Родилась в Нью-Джерси в 1858 году. Контральто, гм… Ла Скала, так-так!.. Примадонна императорской оперы в Варшаве… Покинула сцену, ха! Проживает в Лондоне — совершенно верно! Ваше величество, насколько я понимаю, вы попали в сети к этой молодой особе, переписывались с ней и теперь желали бы вернуть эти письма, которые могут вас скомпрометировать.
— Совершенно верно. Но каким образом…
— Вы тайно обвенчались с ней?
— Нет.
— Оставили какие-нибудь документы или свидетельства?
— Ничего.
— В таком случае я не понимаю, ваше величество. Если эта женщина захочет воспользоваться письмами для шантажа или каких-нибудь других целей, как она докажет их подлинность?
— Но мой почерк…
— Пустяки! Почерк легко подделать.
— А почтовая бумага с моим именем?
— Украдена.
— Моя личная печать…
— Снова подделка.
— Моя фотография…
— Куплена.
— Но мы сфотографированы вместе!
— О-о, вот это действительно плохо! Ваше величество допустили большую оплошность.
— Я был без ума от нее.
— Да, фотография — это серьезно.
— Тогда я был кронпринцем. Я был совсем молод. Мне и теперь только тридцать.
— Фотографию необходимо во что бы то ни стало вернуть.
— Мы пытались, но нам не удалось.
— Да, придется расплачиваться. Надо купить фотографию.
— Она не желает ее продавать.
— Тогда ее надо выкрасть.
— Было сделано пять попыток. Я дважды нанимал взломщиков, и они перерыли у нее весь дом. Когда она путешествовала, мы обыскали ее багаж. Дважды пытались заманить ее в ловушку… Никаких результатов.
— Никаких следов?
— Абсолютно никаких.
Холмс усмехнулся:
— Любопытная задачка!
— Но для меня это очень серьезно! — с упреком возразил король.
— Еще бы! А для чего ей нужна фотография?
— Чтобы погубить меня.
— Но каким образом?
— Я собираюсь жениться…
— Об этом я слышал.
— …на Клотильде Лотман фон Саксе-Менинген, второй дочери скандинавского короля. Быть может, вам известно, что эта семья строгих правил. Сама Клотильда — воплощенная чистота. Малейшая тень сомнения относительно моего прошлого повела бы к разрыву.
— А Ирен Адлер?
— Она грозится послать им фотографию. И она непременно это сделает! У нее железный характер. Да-да, лицо обаятельнейшей женщины, а душа — как у самого твердого мужчины. Она ни перед чем не остановится, лишь бы не дать мне жениться на другой.
— Вы уверены, что она еще не отослала фотографию?
— Уверен.
— Почему?
— Она сказала, что пошлет фотографию в тот день, когда будет объявлено о помолвке. А это намечено на ближайший понедельник.
— О, у нас впереди целых три дня! — зевнул Холмс. — Вам повезло, потому что сейчас мне надо заняться кое-какими неотложными делами. Вы, конечно, останетесь пока в Лондоне?
— Конечно. Меня можно найти в гостинице «Лэнгхэм». Я остановился под именем графа фон Крамма.
— Я дам вам знать, как подвигается дело.
— Очень прошу вас. Я так волнуюсь!
— А как насчет денег?
— Тратьте, сколько сочтете нужным.
— Без ограничений?
— Я готов отдать за эту фотографию любую провинцию моего королевства!
— А на текущие расходы?
Король достал из-под плаща тяжелый замшевый кошелек и положил его на стол.
— Здесь триста фунтов золотом и семьсот ассигнациями.
Холмс написал расписку на страничке своей записной книжки и вручил королю.
— Адрес мадемуазель? — спросил он.
— Брайени-Лодж, Серпентайн-авеню, Сент-Джонс-Вуд.
Холмс записал.
— Еще один вопрос: фотография была кабинетного формата?
— Да.
— А теперь доброй ночи, ваше величество, я надеюсь, что вы скоро услышите хорошие вести… Доброй ночи, Уотсон, — добавил он, когда колеса королевского экипажа застучали по мостовой. — Если вы будете любезны зайти завтра в три часа, я охотно потолкую с вами об этом деле.
II
Ровно в три часа я был на Бейкер-стрит, но Холмс еще не вернулся. Экономка сообщила мне, что он вышел из дому в начале девятого. Я уселся у камина с твердым намерением дождаться его во что бы то ни стало. Меня глубоко заинтересовало, как он поведет дело, ибо своеобразие случая и высокое положение клиента придавали ему необычный характер, хотя тут не было причудливости и мрачности, присущих двум преступлениям, о которых я рассказал в другом месте. Если даже оставить в стороне самое содержание расследования, которое проводил мой друг, — с каким мастерством он сразу овладел ситуацией и какая строгая, неопровержимая логика была в его умозаключениях! Мне доставляло истинное удовольствие наблюдать, какими быстрыми, тонкими приемами он распутывал самые непостижимые загадки. Я привык к его неизменному успеху. Мне и в голову не могло прийти, что он может потерпеть неудачу.
Около четырех часов дверь отворилась, и в комнату вошел подвыпивший человек, по внешности конюх — с всклокоченными волосами и бакенбардами, с распухшей красной физиономией, в бедной, грязной одежде. Как ни привык я к удивительной способности моего друга менять свой облик, мне пришлось пристальнейшим образом вглядеться, прежде чем я удостоверился, что это действительно Холмс. Кивнув мне на ходу, он исчез в своей спальне, откуда появился через пять минут в твидовом костюме, корректный, как всегда. Заложив руки в карманы, он вытянул ноги перед пылающим камином и несколько минут от души смеялся.
— Ну и потеха! — воскликнул он, затем закашлялся и снова расхохотался, да так, что под конец в полном изнеможении откинулся на спинку кресла.
— В чем дело?
— Смешно, невероятно смешно! Уверен, что вам никогда не угадать, как я провел это утро и что я, в конце концов, сделал.
— И представить себе не могу. Полагаю, что изучали образ жизни, а быть может, и дом мисс Ирен Адлер.
— Совершенно верно, но результат довольно неожиданный. Однако расскажу по порядку. В начале девятого я вышел из дому под видом безработного грума. Знаете, существует удивительная взаимная симпатия, своего рода братство между всеми, кто имеет дело с лошадьми. Станьте грумом, и вы узнаете все, что вам надо.
Я быстро нашел Брайени-Лодж. Это изящная двухэтажная вилла, стоит она у самой улицы, позади нее сад. На садовой калитке массивный замок. В правой части дома — большая, хорошо обставленная гостиная, с высокими окнами, почти до полу, а на окнах нелепые английские задвижки, которые откроет любой ребенок. За домом ничего особенного, кроме того, что с крыши каретного сарая можно попасть в окно галереи. Я внимательно осмотрел дом, но больше ничего интересного не заметил. Затем я пошел по улице и в переулке за садовой оградой обнаружил, как и ожидал, извозчичий двор. Я помог конюхам почистить лошадей и получил за это два пенса, стакан портера пополам с элем, две щепотки табаку и вдоволь сведений о мисс Адлер и о нескольких других людях, живущих по соседству. Другие меня нисколько не интересовали, но я был вынужден выслушать их биографии.
— Что же вы узнали об Ирен Адлер? — спросил я.
— Что она вскружила голову всем мужчинам в квартале и что вообще она самый лакомый кусочек на нашей планете. Так в один голос утверждают серпентайнские конюхи. Живет она тихо, выступает в концертах, ежедневно в пять часов дня выезжает на прогулку и ровно в семь возвращается к обеду. В другое время почти всегда дома, кроме тех случаев, когда поет. Навещает ее только один мужчина, зато часто. Брюнет, красавец, прекрасно одевается, бывает у нее ежедневно, а порой и по два раза в день. Это некий мистер Годфри Нортон из Иннер-Темпла[23]. Видите, как выгодно пользоваться доверием кучеров! Они раз двадцать возили его домой от серпентайнских конюшен и знают о нем решительно все. Выслушав их, я снова прошелся взад-вперед вблизи Брайени-Лодж, обдумывая план кампании.
Годфри Нортон, очевидно, играет важную роль во всей этой истории. Он адвокат. Это кое-что да значит. Что связывает их и зачем он часто бывает у нее? Кто она — его клиентка, друг, возлюбленная? Если клиентка, то, вероятно, отдала фотографию ему на хранение. Если же возлюбленная, — едва ли. От решения этого вопроса зависело, продолжать ли мне работу в Брайени-Лодж или обратить внимание на контору этого джентльмена в Темпле. Это важное обстоятельство расширяло область моих изысканий… Боюсь, Уотсон, что вам наскучили подробности и сомнения, но иначе не понять ситуацию.
— Я внимательно слежу за вашим рассказом, — ответил я.
— Я все еще взвешивал в уме это дело, как вдруг к Брайени-Лодж подкатила двуколка, и из нее выскочил какой-то джентльмен, необычайно красивый, смуглый, с орлиным носом и с усами. Очевидно, это и был тот субъект, о котором я слышал. Он очень спешил. Приказав кучеру ждать, он пробежал мимо горничной, открывшей ему дверь; чувствовалось, что здесь он — как дома.