История первобытного общества - Абрам Исаакович Першиц

огороды, охотничьи, рыболовные и собирательские угодья в одних случаях прямо принадлежали роду, в других — рассматривались как принадлежащие племени, но были закреплены за входившими в него отдельными родами. Прочие средства производства находились как в коллективной, так и в индивидуальной собственности, причем значение последней постепенно возрастало по мере появления относительно регулярного избыточного продукта, часть которого теперь поступала не в равнообеспечивающее, а в трудовое распределение. Общинник, получивший хороший урожай или приплод скота, преуспевший на охоте или в рыбной ловле, имел возможность оставить себе часть продукта или же делиться им только с теми, с кем хотел сам.

Развитие индивидуальной собственности, в свою очередь, вызвало к жизни новый вид экономических отношений, названный американской исследовательницей К. Дю Буа «престижной экономикой». Престижная экономика существовала только в системе избыточного продукта и проявлялась главным образом в обмене дарами, или в дарообмене. Этот обычай зародился еще в конце эпохи раннеродовой общины, но получил развитие лишь в последующую эпоху в связи с появлением избыточного продукта и трудового распределения. Обмен дарами совершался преимущественно не внутри общины, где продолжало преобладать равнообеспечивающее распределение, а за ее пределами, связывая между собой много соседних общин. Даритель приобретал общественный престиж — тем больший, чем щедрее был дар, и в то же время ничего не терял, так как действовал принцип эквивалентности дачи и отдачи, так называемая взаимность, или рециприкация[74]. Это стимулировало престижную экономику, часто приобретавшую, казалось бы, бессмысленные формы. Б. Малиновский, первым описавший у меланезийцев Тробрианских островов обычай «кула» — бесконечную циркуляцию двух видов высоко ценимых раковин, писал, что он представляется переходом из рук в руки совершенно бесполезных предметов, но на деле очень важен для упрочения уз родства, власти вождя, социальной организации вообще. Позднее престижно-экономические отношения сыграли свою роль в углублении общественного и имущественного неравенства, и первые предвестья этих перемен стали появляться уже в эпоху позднеродовой общины.

Но пока еще престижная экономика не взорвала преобладание внутри родовой общины коллективной собственности и равнообеспечивающего распределения. Даже индивидуальная собственность после смерти ее обладателя должна была оставаться в пределах рода. Отношения собственности и основанные на них общественные отношения продолжали в основном совпадать с родовыми связями, цементировавшими единство производственного коллектива.

Вследствие относительной обеспеченности средствами существования и роста народонаселения позднеродовые общины, разрастаясь, часто делились на крупные коллективы ближайших родственников по материнской линии — так называемые материнские домовые общины, или материнские семьи. У ирокезов эти домовые общины — «овачиры» — насчитывали несколько десятков, а иногда и более сотни сородичей, живших в одном «длинном доме». Члены овачиры совместно пользовались выделенной им родовой землей и вели общее хозяйство. Совместным было и потребление: по словам Моргана, добыча охоты и продукты земледелия отдавались в общее пользование и все продовольствие складывалось в общий запас. Подобные же материнские домовые общины известны у многих племен Меланезии, северо-западных индейцев, алгонкинов Канады. Важно отметить, что их выделение в составе рода не подрывало родового единства. Они оставались связанными между собой не только общественными и идеологическими, но и тесными хозяйственными узами. В случае нужды вся позднеродовая община выступала в качестве единого производственного коллектива. Так, у некоторых племен Меланезии и ирокезов рубка и выжигание леса обычно производились соединенными усилиями всего коллектива, и лишь последующие земледельческие операции — силами отдельных домовых общин.

С развитием родового строя еще более возросла хозяйственная и общественная роль женщины. Установление прочной оседлости, потребовавшей заготовки большого количества пищевых припасов, сосудов для их хранения, топлива и т. п., существенно повысило значение ведшегося женщинами домашнего хозяйства. В том же направлении действовало распространение мотыжного земледелия, также составлявшего преимущественно женскую область производства. «Без женщин, — говорили ирокезы автору одной из миссионерских реляций, — мы вели бы жалкое существование, так как в нашей стране именно женщины сеют, сажают, взращивают зерно и овощи и готовят пищу для мужчин и детей». Увеличение хозяйственной роли женщины сделало распространенным явлением матрилокальное, точнее уксорилокальное[75], брачное поселение, что, в свою очередь, послужило крупным фактором усиления ее влияния в родовой общине. Действительно, при уксорилокальном поселении именно женщины, братья и сыновья которых жили преимущественно в селении своих жен, оказывались реальными коллективными собственниками принадлежавших роду основных средств производства, подлинными владелицами родовых земель, родовых запасов, родовых жилищ. В этих условиях женщины стали занимать уже не только равное с мужчинами, но и преобладающее положение. «Коммунистическое домашнее хозяйство, — отмечал Энгельс, — в котором все женщины или большинство их принадлежит к одному и тому же роду, тогда как мужчины принадлежат к различным родам, служит реальной основой того повсеместно распространенного в первобытную эпоху господства женщины, открытие которого составляет третью заслугу Бахофена»[76].

В ирокезской овачире вся власть принадлежала совету взрослых женщин-матерей, которые выбирали из своей среды опытных и уважаемых правительниц, ведавших сельскохозяйственными и домашними работами, хранением и распределением припасов, устройством празднеств и т. п. Всем, что принадлежало овачире, распоряжались исключительно женщины. Их сородичи-мужчины были «отрезанным ломтем», а мужья — пришельцами, не имевшими прав на собственность овачиры. Господство женщин, писал об ирокезах и их соседях гуронах Лафито, зиждется на вполне реальной основе. В их руках вся действительная власть: земля, поля и весь урожай. Мужчины, напротив, совершенно изолированы и ограничены, их дети им чужие, домом владеет одна только женщина. Остатки сходных порядков описаны в некоторых областях Меланезии, например, на о. Добу, где также в условиях уксорилокального поселения женщины считались единственными собственницами и распорядительницами всей родовой земли.

Присущее развитой родовой общине известное преобладание женщины часто называют матриархатом. Однако этот термин требует оговорок: в классической первобытности с ее уравнительными порядками еще не могло быть подлинного господства и всевластия одной части общества над другой. В современной советской литературе термин «матриархат», или «поздний матриархат», чаще прилагается к особой, сравнительно редкой форме разложения первобытнообщинного строя, при которой общественное неравенство развивается при сохранении материнско-родовых институтов и сопровождается более или менее выраженным выдвижением на первый план женщины (см. об этом далее).

Брак и семья.

Возникновение трудового распределения, при котором отец получал возможность материально заботиться о своих детях, повлекло за собой, по мнению одних исследователей, появление, а по мнению других — укрепление парной семьи. Однако, хотя производственные и потребительские функции парной семьи несколько расширились, она по-прежнему имела несоизмеримо меньшее экономическое значение, чем родовая община. Она не имела отдельной от родовой, общей для обоих супругов собственности. Если мужу случалось нанести ущерб имуществу жены, он должен был рассчитаться с ней или с ее родственниками. При уксорилокальном поселении мужчина, переходя в общину жены, не