Weird-реализм: Лавкрафт и философия - Грэм Харман
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
78. Особое чутье на уравнения Римана
«Он [Джилмен — Г. X.] приобрел некое особое математическое чутье, позволявшее ему без труда решать, к примеру, уравнения Римана, и немало поражал профессора Апхэма тонким пониманием проблем четвертого измерения и иных вопросов, которые ставили в тупик его товарищей по учебе» (WH 661; ВД 241).
Немец Бернхард Риман (1826-1866) считается одним из наиболее выдающихся математиков XIX века. Его идеи об искривленном геометрическом пространстве заложили фундамент общей теории относительности, предложенной Эйнштейном в 1916 году, которая, в свою очередь, совершенно преобразила наше понимание гравитации, ускорения и массы. Идеи Римана о пространстве с произвольным числом измерений легли в основу такой дисциплины, как топология. Что же касается процитированного отрывка, понять уравнения Римана действительно непросто. Дело в том, что многие из них включают измерения, недоступные опыту человека, что, пожалуй, делает невозможным их интуитивное понимание. Но тем не менее именно об этом идет речь у Лавкрафта. До этого сюжетного момента Джилмен был посредственным студентом, часто спал на занятиях после ночных прогулок по высшим измерениям с ведьмой и ее фамильяром. Новый интеллектуальный уровень был достигнут Джилменом именно благодаря снам с Кецией и Бурым Дженкином, а не усердной домашней работе. Другие студенты предсказуемо поставлены в тупик непростыми идеями Римана о более чем трех измерениях, а Джилмен чувствует себя в пространстве этих проблем как дома.
В следующем пассаже всезнающий рассказчик приводит пример превосходства Джилмена в области геометрии Римана:
Однажды в аудитории обсуждалась возможность существования нерегулярных искривлений пространства и теоретическая вероятность сближения или даже соприкосновения нашего участка вселенной с другими ее областями, удаленными от нас не менее, чем самые далекие звезды нашей галактики или чем сами другие галактики, а может быть, даже не менее далекие, чем такие объекты, которые, как можно предположить лишь гипотетически, находятся вне пределов эйнштейновского континуума пространства-времени. Всех поразило, с какой свободой владеет Джилмен этими темами, несмотря даже на то, что некоторые из его гипотетических примеров не могли не возбудить новых слухов о его эксцентрической нервозности и замкнутости (ВД 241-242 — пер. изм.).
Здесь мы обнаруживаем хороший пример лавкрафтовской аллюзии на гипотетические объекты за пределами эйнштейновского пространства-времени, которое само по себе с трудом поддается визуализации. Эти гипотетические объекты приводят сокурсников Джилмена в замешательство, но он настолько хорошо овладел предметом, что может даже предлагать «гипотетические примеры» достаточно выразительные, чтобы вызвать подозрения относительно его вменяемости.
79. Пузыри вытянутой сферической формы
«Два существа из числа двигавшихся наиболее осмысленно (одно напоминало скопление переливающихся пузырей вытянутой сферической формы, а другое, поменьше, — многогранник совершенно невероятной окраски с быстро сменяющимися выступами на поверхностях), казалось, чуть ли не опекали Джилмена и двигались рядом с ним или чуть впереди, пока он пробирался между какими-то гигантскими призмами, огромными лабиринтами, нагромождениями кубов и плоскостей, подобиями странных циклопических построек» (WH 665; ВД 248).
Как это обычно происходит во «Снах в ведьмином доме», описание подается как сцена из сновидения. Читатель вряд ли согласится с этим объяснением происходящего, и к концу рассказа у нас не останется оснований утверждать, что все это происходило во сне, а не в действительности. Начнем с заключительной части отрывка, где мы обнаруживаем образец типичной архитектуры Лавкрафта, который мог бы занять достойное место в Антарктике. «Нагромождения кубов и плоскостей» — яркое, вызывающее замешательство изобретение; «подобия зданий» также порождают множество догадок, как и ранее описанные «половинчатые существа». Уилсон счел бы «подобия зданий» банальным трюком автора бульварного чтива, но мы замечаем, что это определение появляется в конце перечисления более правдоподобных геометрических тел — будто бы непрошеный гость проникает в закрытый клуб, затесавшись среди своих почтенных друзей.
Это отсылает нас к более необычной первой части отрывка. Легче всего описать вытянутую сферу как форму, расширенную в вертикальном направлении, похожую на яйцо. Большое скопление таких переливающихся сфероидов, похоже, наблюдает за Джилменом без всяких враждебных намерений. Существа парят неподалеку от студента, когда он бредет по странному живописному ландшафту. Это скопление переливающихся пузырей, несомненно, опасные шогготы, которых Дайер и Данфорт встретили в Антарктиде; они же, если верить старому Зейдоку из Инсмута, готовятся к нападению на побережье Массачусетса. Несмотря на жуткую репутацию этих существ, Джилмен, похоже, наладил с ними удивительно хорошие отношения. Помимо шогготов, его сопровождает существо, описанное как «многогранник совершенно невероятной окраски [„цвет по аналогии“? — Г. X.] с быстро сменяющимися выступами на поверхностях» (WH 665; ВД 248). Фантастические, невозможные с зоологической точки зрения монстры сменились фольклорными ведьмами, а теперь перед нами появляются строго геометрические чудовища, населяющие многомерные пространства Римана.
Интересно и то, что эти скопления пузырей, как и небольшие подвижные многогранники, принадлежат к более широкому классу существ из сна Джилмена: «...Органические объекты, чьи движения казались наименее беспричинными и бесцельными» (WH 665; ВД 248). Никто, кроме Лавкрафта, не смог бы придумать такую классификацию. Автор не сообщает напрямую, что другие существа в этом пространстве движутся беспричинно и бесцельно, но мы неизбежно приходим к такому выводу. «Из всех собак на выставке, эти три — наименее уродливы...» — подобные двусмысленные комплименты можно услышать от любителей кошек, но никогда ранее такой ход мысли не применялся к определению обоснованности и целесообразности передвижения живых существ.
80. Рядом со старухой шевелилась высокая трава
«Рядом со старухой шевелилась высокая трава, как если бы у ног ее, на земле, копошилось другое живое существо» (WH 666; ВД 250).
Через вымышленный город Аркхем протекает вымышленная река Мискатоник, невольно бросающая вызов Рейну и Истру Гёльдерлина, о которых писал Хайдеггер. Но вместо того, чтобы в мрачной хайдеггеровской манере связывать немцев и греков, Мискатоник связывает неевклидовы штудии юного Уолтера Джилмена с фольклорным ведовством «обывательницы» Кеции Мейсон и ее фамильяра со «странной кличкой». В день, который описывается в отрывке, Бурый Дженкин «поднял правую лапку, так пугающе похожую на человеческую кисть, и указал ею куда-то в пустоту» (WH 666; ВД 249). Затем Джилмен, по обыкновению прогуливающий занятия в университете, ловит себя на том, что неотрывно смотрит на ничем не примечательное место на полу, причем точка, приковавшая
