Тайна Урулгана - Кир Булычев

– Очень интересно, – сказал Андрюша. – Куда положить?

– Отпустите его.

Андрюша разжал пальцы, дупликатор уплыл обратно к стене и скрылся в ней.

Оба гривенника беззвучно упали на упругий пол. Андрюша подобрал их.

– Жаль, что не империал, – пошутил он.

– Вам нужны деньги? – спросил Рон.

– Когда как, – улыбнулся Андрюша. – Порой бывает туго.

– Если вы найдете у кого-нибудь взаймы монету, называемую вами империал, я рад буду помочь вам, – сказал Рон.

– Перевернитесь на грудь, – приказала Пегги. Андрюша подумал: у кого может быть империал? Может

быть, у Вероники? Или у Костика? Но как попросишь? Этим вызовешь недоумение, а то и зависть. И встреча с гостем из космоса превратится в шабаш фальшивомонетчиков.

– В чем-то вы правы, – сказал пришелец. – Человеку на ранней стадии развития свойственны собственнические чувства. Ну ничего, я вернусь, и мы завалим землю империалами. Так, чтобы они стали никому не нужны.

– Это была мечта гуманистов – выстилать золотом мостовые, чтобы освободить человечество от гнета денег.

– Но сама по себе эта мера не поможет, – сказал Рон. – Только создаст беспорядки.

– Я понимаю, – согласился Андрюша.

– В первую очередь надо будет изменить социальные отношения.

– Вам лучше, мистер? – спросила Пегги. А глядела на Андрюшу. И не выдержала: – Вам тоже надо сделать массаж, – сказала она. – Это чрезвычайно полезно.

– Но не сейчас? – спросил Андрюша.

Хоть Рону было нехорошо, он не удержался от улыбки. Разумным существам в разных концах Вселенной свойственно чувство юмора. И некоторые исследователи всерьез утверждают, что именно это качество и отличает человека от прочих божьих созданий.

Поняв, что процедура массажа закончена, Рон попросил людей уйти. Ему следовало закончить ремонт, а это требует не столько физических усилий, сколько умственных. Как сказал пришелец Андрюше, большинство работ в галактическом центре производится механизмами, однако усилием воли и мысли люди научились не только управлять самими процессами производства, но и изменять форму и движение предметов.

Андрюша пропустил Пегги вперед, она остановилась в дверях корабельного помещения и посмотрела на Андрюшу призывно и нежно. А тот сразу отвел глаза, но не смог отвести своей руки – Пегги задержалась в проходе, и им пришлось выходить одновременно, отчего их руки соприкоснулись, что ударило Андрюшу словно током.

А когда они оказались снаружи и он помогал Пегги перебраться через водную преграду, руки их сплелись уже надежно и вроде бы привычно и взгляды сплетались также, отчего они чуть не упали в воду и, уж конечно, не заметили маркиза Минамото, который следил за входом в корабль, ожидая момента, когда астронавт останется один.

А в это время Костик в сопровождении Кузьмича, с ружьем на изготовку, прочесывал бурелом в том месте, где должен был таиться японский маркиз. Но безуспешно. Казак уговаривал вернуться: не дурак же японец, чтобы на месте сидеть, комаров собой кормить. Хоть и были ночью заморозки, комар еще в спячку не ушел.

Но Костик упорствовал, проваливался в ямы, исцарапался весь – все ему казалось: близок японец, вот-вот попадется. Он это делал ради Вероники. А казаку объяснил, что ради порядка.

Японец вошел в корабль.

Вошел спокойно, он умел собой владеть.

Рону бы заметить его раньше, но даже такие всемогущие люди, как Рон, могут ошибаться. Астронавт так углубился в показания экранов и кнопок на своем пюпитре, что голос японца, стоявшего рядом, заставил его вздрогнуть.

– Господин, – сказал японец, – мне надо поговорить с вами.

– Зачем вы здесь? – спросил астронавт, внутри сжимаясь от понимания, насколько холоден и жесток ум вошедшего в корабль человека, насколько серьезны его намерения.

– Если я правильно вас оцениваю, – сказал японец, – то вы уже догадались, зачем я здесь. Продолжайте сидеть как сидели, я владею приемами тайной борьбы, и потому вы мне не ровня.

Рон хотел одеться. Нагота – а он и не подумал одеться после ухода Пегги с Андрюшей – стала его слабостью, так как непроницаемое поле, которое он мог создать вокруг себя, генерировалось лишь специальным костюмом, лежавшим на полу в двух шагах от Рона.

– Я могу вас сейчас убить, – сказал японец, – и никто меня не остановит. Следует признать, что, наблюдая за вашим кораблем, я рассматривал эту возможность. Но я не убийца и иду на крайние меры лишь в случае необходимости. Прошу вас, господин, не вызывать такую необходимость.

– Я не сопротивляюсь, – сказал Рон, – и готов выслушать вас.

– Меня менее всего интересует, – сказал Минамото, – прилетите вы или нет. Пожалуй, лучше, чтобы вы умерли. Восторженные крики людей, собравшихся здесь, о том, что вы и ваши друзья изменят жизнь на Земле к лучшему, мне неприятны. И я вам не верю.

– Но это правда.

– Вы ничего у нас не измените. Вы принесете новое насилие, новые беды и новые смерти. Вы не нужны Земле. Мы разберемся без вас. Поэтому я советую вам: улетайте и не возвращайтесь больше.

– Дети не могут решать, что для них хорошо, а что плохо, – ответил астронавт. – Вы же – испорченный ребенок.

– Я старше вас, господин Рон, – сказал маркиз. – Потому что в отличие от вас я знаю, что мне нужно. И что нужно другим.

– Другим?

– Хотя бы моей стране.

– Что же?

– Мы – небольшое государство, окруженное врагами, – сказал Минамото. – Для того чтобы спасти то великое, что объединяет нас и дает возможность в течение тысячелетий выжить и одолеть стихии и врагов, мы должны быть сильнее всех. Несколько скалистых островков – вот наше убежище. Мы закованы в нем, словно в тесной камере. А рядом лежат пустые земли, не нужные их формальным хозяевам, но с которыми они ни за что не расстанутся. Одна из этих земель – здесь, это Сибирь. Мы

придем сюда не сегодня, так через двадцать лет. Мы придем для того, чтобы земля эта разбогатела и стала плодородной, чтобы ее недра отдали трудолюбивым людям свои богатства. Благо моего народа в конечном счете – это благо всего мира, потому что нет более талантливого, достойного народа, чем мой. Мы ничего ни у кого не намерены отнимать, но мы стремимся оплодотворить своим трудом чужие пустыни.

– Но что вам нужно от меня? – Рон никак не мог пробиться сквозь переплетение мыслей и настроений маркиза. Ему казалось, что с приходом его в корабль ворвался холодный и в то же время душный сквозняк, отнимающий дыхание и дурманящий голову.